Елена Хаецкая - Восставшие из праха Страница 7

— Не знаю я! — в сердцах бросил наконец хозяин.— Шли бы да поискали ее!

Но и к вечеру поиски и расспросы ничего не дали. Кумби словно сквозь землю провалилась.

Азуги, неоднократно проводивший веселые часы в объятиях пухлых смуглых ручек служанки из бастета, был опечален ее исчезновением не меньше других. Его это занимало так сильно, что он забыл даже свою вражду с надменной рыжеволосой девицей, взятой в гарнизонную службу стрелком.

— Слышь, Соня,— заговорил он вполне дружески, когда они с Рыжей Соней остались вдвоем на дежурстве.

Она остановилась.

Они стояли на хаданской стене. По обе стороны стены простиралась черная южная ночь. Луна высоко стояла в небе, высокая и холодная. До полнолуния оставалось еще несколько дней, однако мертвенный лунный свет ярко заливал и город, и джунгли за городской стеной.

— Что тебе, Азуги? — спросила Соня. Она решила не ссориться попусту со своими новыми товарищами. Коль скоро Азуги решился заговорить с ней дружеским тоном — следует поддержать его.

— Представляешь… В городе пропала девушка!

— Какая еще девушка? — Соня насторожилась.

Азуги махнул рукой с напускным пренебрежением.

— А, одна потаскушка!.. Девчонка из бастета «Три тритона». Пухленькая была, вся в ямочках… Ласковая, веселая. По правде сказать, это была лучшая девчонка во всем Хадане!

Соня нахмурила брови.

Азуги деланно засмеялся.

— Ну, ты, конечно, в счет не идешь! Ты ведь у нас солдат! Стрелок на жалованье!

— Я — солдат,— спокойно подтвердила Соня.— Ты совершенно прав, когда не хочешь равнять меня с той глупой девочкой, которая загуляла с кем-то на стороне.

— Если бы загуляла… Нет, я знаю Кумби. Да кто ее в Хадане не знает! Если Кумби загуляет — об этом становится известно всему городу. Нет, Соня, дело худо. Она действительно пропала.

Соня хмурилась все сильнее. Исчезновение человека! В Хадане. За городскими стенами, которые так или иначе, но охраняются.

Ладно бы, пропал кто-то из местной аристократии. Но ничтожная прислуга, известная в городке потаскушка… Это уже подозрительно. Тут дело пахнет не выкупом. Работорговцы? Но для чего им красть стигийку, пусть даже с примесью дарфарской крови? Глупо, глупо… Нет, здесь что-то иное… Что-то такое, от чего даже у бесстрашной Сони холодок пробежал между лопаток.

А Азуги продолжал, не подозревая о том, какую ужасную тревогу он поселил в душе своей слушательницы:

— Она вышла из бастета вчера ночью. Закрыла за собой дверь. Она шла к себе домой, говорит ее хозяин. Но дома ее не было. Роса на траве не была сбита, ставни закрыты, дверь никто не открывал. Хозяин посылал мальчишку, тот все высмотрел и потом доложил, как оно было.

— Странно,— пробормотала Соня.

— Не то слово! — подхватил Азуги.

Помолчав, Соня протянула Азуги руку. Тот с жаром пожал ее.

— Азуги! — произнесла Соня.— Мы должны разыскать Кумби. Вот уже несколько месяцев мне представляется, что что-то нехорошее творится в этих горах и джунглях. Ради того я и пришла в Хадан. Я же сказала вашему нилиту: хочу увидеть мир с хаданской стены. И то, что я вижу, мне очень и очень не нравится.

Кумби очнулась в полной темноте. Едкий дым благовоний ел глаза, обжигал легкие. Дышать было почти нечем. Попытавшись шевельнуться, девушка поняла, что крепко связана по рукам и ногам.

— Кто здесь? — крикнула она, но крик получился слабым и хриплым. Она закашлялась.— Развяжите меня! Мне нечем дышать! Выпустите меня! Я ничего дурного не делала! Кто вы?

Но никто не обращал внимания на ее беспомощные, отчаянные призывы, хотя в темноте, к которой постепенно привыкли глаза несчастной девушки, она уже различала чьи-то движущиеся тени.

Вот сильные руки подхватили связанную девушку, лежавшую на каменном полу, и куда-то понесли. Куда? Она не имела ни малейшего понятия о том, где оказалась.

Судя по низким каменным сводам и гулкому эху, которое отзывалось на шаги таинственных похитителей Кумби, девушка и совершившие злодеяние люди находились в какой-то пещере. Стало быть, ее оглушили или усыпили с помощью какого-то зелья, после чего перевезли в горы, за пределы Хадана. Но как им удалось выбраться из города незамеченными?

Мысли Кумби путались. Да, похоже, они действительно дали ей какой-то наркотик. Она только теперь начала приходить в себя.

Пока что никакого вреда похитители ей не причиняли. Но когда она яростно задергалась, пытаясь высвободиться, кто-то несильно, но умело ударил ее в висок. Девушка обмякла и затихла.

Когда она пришла в себя в следующий раз, то обнаружила себя лежащей на большом каменном столе. Кругом дымили и коптили багровые факелы. В неверном пляшущем свете Кумби разглядела наконец лица похитивших ее людей.

Людей? Скорее, — существа. Она содрогнулась от ужаса, когда сумела наконец рассмотреть своих похитителей.

У них были бледные лица и большие, совершенно круглые глаза. Длинные руки с очень тонкими пальцами постоянно шевелились, словно жили собственной, отдельной от их владельца, жизнью и вечно беспокоились о чем-то. Крошечные круглые ушки плотно прилегали к черепу, но когда эти существа прислушивались, уши вдруг начинали двигаться.

— Кто вы? — Кумби дернулась на алтаре. Она по-прежнему была крепко связана.— Ради всех богов! Скажите мне, кто вы!

Никто не обратил на нее ни малейшего внимания, словно она была вещью или животным.

Окружившие алтарь существа начали петь. Они пели, не разжимая губ, очень тихо и монотонно. Постепенно пение становилось громче, ритм убыстрялся. Все существа, сплетя руки, раскачивались взад-вперед возле алтаря, И вдруг, оборвав пение громким криком, они замолчали и замерли. А затем, один за другим, опустились на колени и коснулись лбами каменного пола пещеры.

Кумби с трудом повернула голову, чтобы посмотреть в ту сторону, куда была обращены глаза чудовищ.

Она обмерла от ужаса. На черном троне сидел облаченный в истлевшие королевские регалии скелет. Обрывки волос, шкуры, парчи и золотых украшений свисали с мертвых костей. В давно истлевшие пальцы был вложен царский скипетр. На коленях скелета покоился кинжал — короткий и широкий, украшенный великолепными драгоценными камнями и инкрустациями.

По мере того, как чудовища пели и танцевали, скелет оживал. Обрывки шкур и волос постепенно превращались в плоть. В запавших глазницах ожили и начали сверкать большие водянистые глаза странного желтого цвета. Пальцы скелета, обросшие кожей, но по-прежнему лишенные плоти и ногтей, сжимались и разжимались на рукояти скипетра.

Наконец, скрежеща и испуская страшные душераздирающие стоны, словно от немыслимой боли, скелет встал с трона.