Анна Хан - У каждого свой путь в Харад Страница 8

Ольм просто без отрыва смотрел на некую незримую для других точку перед собой.

А в слюдяное окно уже вовсю широкой рекой лилось солнце.

Берегиня убрала руки, открыла глаза.

– Он дышит по-другому. Спокойно. – Оденсе устало посмотрела на Ольма.

Тот, оторвавшись от своих мыслей, произнес то, что собиралась сказать женщина:

– Теперь все будет хорошо.

Женщина вздохнула, не ответив. Она поднялась, снова вымыла руки и принялась драить стол, ножи, иглы. Скоро все вокруг заблагоухало деревенским самогоном.

Желудок Саммара жалобно заурчал.

«Есть хочу. Когда мы последний раз ели нормально? – Припомнились короткие привалы, черствые лепешки и вяленая плотва. Почти три последние недели в седле, потом был Потлов… Но Потлов не в счет – за двухдневную передышку разговоров было намного больше, чем еды… Это значит, еще в прибрежной деревушке у озера Гри?»

Оденсе потянула на себя скрипнувшую ставнями раму. Свежий воздух, ворвавшись, всколыхнул застоявшийся запах хаты – смесь выжарившегося масла, крови, пота и чужой боли. Кадык Ольма дернулся, а берегиня достала с печи полную тарелку блинов и чугунок расплывшейся от тепла сметаны.

– Трапеза наша небогата, но и она поддержит силы…

Ольм зажал ладонью рот и выбежал во двор.

Оденсе усмехнулась.

– Мужчины! – Она поставила перед Саммаром плошку. – Или ты тоже собираешься выскочить за ним следом?

Саммар отрицательно покачал головой:

– Я есть хочу.

– Дело, – одобрительно кивнула берегиня. На столе появились хлеб, сыр и пресловутая мутная бутыль. – По чарочке не грех пропустить.

Саммар с сомнением покосился на спящего Гыда, тот ведь наверняка голоден не меньше, но решил его пока что не будить. Они выпили. Саммара обожгло. В желудок срочно были закинуты теплые пористые блины, потом хлеб, сыр и все вперемешку.

О, как все было вкусно!

Берегиня наблюдала, как он ест, подперев красивой полной рукой щеку.

– Я могу собрать вам с собой немного провианта. Наверное, вы не захотите спускаться в деревню, чтобы сделать запасы. Хлеб, круг сыра, яиц пару десятков. Мяса нет у меня ни в каком виде, не держу я его.

– Это будет не очень обременительно для вас?

Оденсе повела плечами:

– Деревенские постоянно расплачиваются едой. А едоков у меня мало. Так что…

Саммар откинулся спиной на бревенчатую стену, посмотрел на женщину и довольно улыбнулся. Его живот снова урчал, но теперь по-другому – весьма и весьма довольно.

– Что ж, – улыбнулась в ответ Оденсе, – вот теперь можно и поговорить. Вопросов у меня много. Очень много. Но я не уверена, что вы именно тот, кому я могу их задавать. И уж точно понимаю, что знать ответ на каждый из них – страшно.

– Да, – согласился Саммар. У него самого в жизни было с верхом пугающих знаний, от которых он предпочел бы отказаться. – Иной раз лучше подольше оставаться в неведении.

Оденсе кивнула, а ее глаза подернулись поволокой собственных воспоминаний.

– Лучше не знать о переменах, которые не в силах изменить. А они, судя по всему, грядут в скором времени. Иначе откуда в эти края могло занести Полночные Звезды и монашеские силы?

– Одно призвало другое, – уклончиво ответил бородач.

Взгляд женщины был грустен:

– Издевка судьбы. Сначала детей Матери Берегини изгоняют из Озерного края за якобы противную Создателю способность продлевать и спасать жизни. Ибо мы своими умениями вторгались в четко выверенный замысел Создателя. И вносили свои коррективы. Четверть века старательно стирали память о нас и наших знаниях. А потом одной из берегинь приходится врачевать того, чью предсмертную агонию изо всех сил старался продлить монах… От него, наверное, бледная тень осталась за эту ночь, не так ли? – При этих словах она встревоженно нахмурилась. – Он хотя бы на достаточном отдалении от моего дома находится?

Саммар кивнул:

– Там, где на березах видно знак. Он не переступал черту. Не хотел, чтобы из-за его присутствия ему, – Саммар кивнул на Годэлиска, – было отказано в лечении.

Берегиня отмахнулась, а потом недоуменно передернула плечами:

– Что за ерунду вы сейчас сказали? Я бы в любом случае должна была помочь. Как я могла отказать в помощи погибающей жизни?

– Не знаю я… столько разговоров было про знаки, про орден, про политику. Для меня так это все вообще поперек. Ежели лошадь захромает, я ее к коновалу сведу, а уж как он там врачевать станет – с учетом политики или без – мне без разницы. Шелест… монах наш, по вашим словам – смерть ходячая, а он в живых-то Годэ удержал. И сам сюда носа не показал, потому как не хотел, чтобы взбрыкнули вы из-за неприятия его. Ну, из-за его принадлежности к ордену.

Оденсе покачала головой:

– Это правильно. То, что он не переступил черту. Это хорошо. Но не для вашего раненого друга. А для самого монаха. Для него приход сюда стал бы намного более мучительным испытанием, уж поверьте мне на слово, чем мое простое, – она подчеркнула, – человеческое нежелание видеть ни одного из представителей его касты.

Пришло время Саммару удивленно поднимать брови:

– То есть как – мучительным испытанием?

Оденсе взяла со стола чашку с водой и развернулась к устью печи. Резкое движение кисти, и вся вода из чашки выплеснулась на пульсирующую розу углей у самого края. Шипение и маленькое облачко пара – угли темнели, трескаясь и превращаясь в хрупкие шарики спрессованного огнем пепла. Часть воды стекла по углублению между камнями, формирующими печную кладку, на пол. Превратилась в лужу неправильной вытянутой формы.

– Он – едва тлеющий уголь. – Берегиня вновь посмотрела в глаза своему собеседнику. – Я – вода. Вода остается водой, даже испарившись, собирается в облако и изливается дождем. Вода снова становится водой. А угли рассыпаются в прах. И нет в них больше искры живительного тепла. Он ничего не говорил об опасности лично для себя?

– Подозреваю, что, скорее всего, он об этом вообще не знал. – Саммар задумчиво поскреб бороду.

– Орден так старательно стирал Мать Берегиню из памяти, что забыл, в чем было истинное противоречие. Должно быть, он очень молод, ваш… монах. Верно, я представляю для него всего лишь хрестоматийное зло… Только лишь некогда существовавшую идеологическую угрозу догмам его ордена. Сколько ему лет?

Саммар пожал плечами:

– Не думаю, что он юн. Ни разу его слова не показались мне неразумными.

Губы Оденсе тронула легкая улыбка:

– Мудрость – это не седина. Она не ко всем приходит с годами. Есть люди, чьи глаза полны ею с детства. Иным же и века не хватает…

Скрипнула дверь, бледной тенью в хату вернулся Ольм.

– Саммар, нам стоит выдвигаться, – то ли сказал, то ли спросил он уставшим голосом.

– Перекусите? – Берегиня поставила перед вошедшим чистую тарелку, но тот лишь отрицательно покачал головой.

Саммар встряхнул спящего спутника за плечо:

– Вставай давай, Гыд. Ну ты мастак спать, просыпайся!

Рука Саммара потянулась к поясу и отстегнула увесистый кошель. Оденсе заметила выбитые на нем гербовые вензеля Хальмгардской династии. Все ее догадки подтверждались. Мужчина ссыпал на ладонь часть золотых монет и шлепнул их на поверхность стола:

– Этого хватит? Чтобы оплатить все, что ты сделала?

Оденсе лишь скользнула по горке денег взглядом.

– Как далеко то место, в которое вы едете? Это Рыман?

– Нет. – Ольм надевал на себя часть снятой ранее амуниции. – Поможете нам его перенести обратно на носилки? Чтобы мы не навредили ненароком. Мы не направляемся в Рыман. А почему вы спрашиваете?

Гыд уже держал в руках носилки.

– Потому что ваш друг очень слаб. Дальней дороги он, боюсь, не вынесет. А до Рымана рукой подать. – Она усмехнулась. – Благодаря вашему проводнику конечно же. Так что, если этот город конечный пункт вашего путешествия, можно было бы и рискнуть.

– То есть мы не можем забрать его? – Дарина стояла на пороге. Она, после того как выскочила за дверь во время операции, сначала поплакала на шее у собственной лошади, а потом расстелила во дворе две попоны и, как и Гыд, использовала появившееся нежданно-негаданно свободное время для сна.

Пробудившись от голосов внутри дома, первым делом девушка побрела к низкому срубу колодца и попыталась привести в порядок свой внешний вид. Отражение в черной воде оставляло желать лучшего. Умывшись и стянув расчесанные волосы в гладкий хвост, она поняла, что времени для сна было слишком мало. Перед глазами метались белые мушки. «Господи, как я устала. Я прямо как пьяная. Это как быть пьяной уже не первый день».

– Вы же навроде бы колдовали-колдовали… – Дарина не смогла сдержать зевок.

– Но мы не можем остаться ни здесь, ни в Рымане, – покачал головой Ольм. – И так уже задержались.

Он посмотрел на Саммара, тот пожал плечами и сказал:

– Значит, нам придется трогаться без него. Можно будет оставить его под вашей опекой?