Грэм Макнилл - Тысяча Сынов Страница 8

Камилла и Каллиста подошли ближе к сталагмитам, и даже их позы выдавали восхищение увиденным. Лемюэль улыбнулся, радуясь, что не разочаровал спутниц, когда обещал им удивительное зрелище. Затем он выпрямился и потянулся. Дыхание уже вошло в норму, только вот стук в ушах не утихал ни на секунду.

— Ты не ошибся, назвав это место храмом, — сказала Камилла, снова переводя взгляд на долину.

— Прекрасное зрелище, не правда ли?! — воскликнул Лемюэль, к которому вернулась прежняя самоуверенность.

— Да, но я не это имела в виду.

— Вот как?

Лемюэль вдруг понял, что стук раздается вовсе не в его голове. Звук доносился из долины: настойчивый, нескончаемый бой барабанов, одновременно угрожающий и гипнотизирующий. Рокот множества барабанов поражал чудовищной дисгармонией, раздражал Лемюэля и вызывал в спине тревожную дрожь.

Едва передвигая уставшие ноги, заинтригованный Лемюэль присоединился к женщинам, стоявшим на краю плато. Положив руку на плечо Камиллы, он глянул вниз.

От удивления у него широко распахнулись глаза и даже приоткрылся рот.

— Трон Терры! — воскликнул Лемюэль.

Ариман услышал бой барабанов и в какофонии звуков, отражавшихся эхом от склона Горы, различил запрещенные с древних времен ноты. Этот звук не предвещал ничего хорошего: в долине явно происходило нечто неестественное. Воины Сехмет ускорили шаг, невзирая на огромный вес доспехов.

— Это дурное предзнаменование, — произнес Фозис Т’Кар, прислушиваясь к усиливающемуся бою барабанов. — Проклятие, мне не нравится это место. Я здесь словно слепой.

— Мы все здесь ослепли, — подтвердил Хатхор Маат и посмотрел на верховье долины.

Психическая слепота раздражала Аримана не меньше, чем Т’Кара. Как один из Свободных Адептов, он достиг значительных вершин мастерства, мог странствовать в эфире, общался с Хранителями, усвоил процедуры вызывания духов и колдовства. Все Астартес отряда Сехмет были могущественными воинами и обладали силами, о которых простым смертным оставалось только мечтать. Каждый из них в одиночку мог покорять миры, но в этом месте, лишенные своего могущества, они были простыми Астартес.

Простыми Астартес. Эта мысль вызвала улыбку на лице Аримана. Как высокомерно это звучит.

Он по-прежнему продолжал внимательно следить за открывающейся впереди долиной, а в голове уже возникали тезисы научного трактата для его гримуара — рассуждения на тему о том, как опасны зависимость и излишняя самоуверенность.

— Из этой ситуации можно извлечь урок, — сказал он. — Нам пойдет на пользу встреча с опасностью, когда мы лишены своих сил. А то мы расслабились и скоро забудем, как сражались когда-то.

— Опять поучаешь? — проворчал Фозис Т’Кар.

— Опять, — согласился Ариман. — И опять учусь. Каждый новый опыт — это возможность что-то узнать.

— И какой же урок я могу извлечь из этой ситуации? — недовольно спросил Хатхор Маат.

Из всех троих Хатхора Маата больше остальных пугала вероятность оказаться беспомощным, и эта прогулка к Горе стала для него самым суровым испытанием храбрости.

— Мы зависим от имеющихся у нас способностей, — пояснил Ариман, прислушиваясь к ощущению вибрации, передающейся через подошвы бронированных ботинок. — И нам снова придется научиться драться так, как дерутся Астартес.

— Зачем?! — воскликнул Хатхор Маат. — Мы одарены силой. В каждом из нас имеется частица могущества Изначального Творца, так почему мы не должны этим пользоваться?

Ариман покачал головой. Хатхор Маат, как и он сам, прошел через испытание Доминус Лиминис, но его мастерство соответствовало уровню Старшего Адепта. Хатхор достиг уверенности в своих силах, но ему еще только предстояло добиться единства личности и отказаться от своего эго, чтобы перейти на высший уровень Исчислений. На это были способны лишь немногие из Павонидов, и Ариман подозревал, что Хатхор Маат не относится к их числу.

— Ты с таким же успехом мог бы послать нас сражаться голыми руками, — продолжал Хатхор Маат.

— Возможно, настанет момент, когда так и придется сделать, — сказал Ариман.

Тропа стала еще круче, а бой барабанов — громче, словно отвесные стены ущелья усиливали звуки. Взгляд Аримана, как это часто бывало в последнее время, притягивала громада Горы. Вершину он не видел, ее заслонял уходящий бесконечно вверх склон, над которым нависало безоблачное небо, ставшее из желтого уже коричневато-оранжевым.

Здесь естественное происхождение этой величественной вершины казалось еще менее вероятным. Слишком правильными были ее пропорции, слишком приятны глазу ее формы, а добиться таких изящных линий и изгибов не смогли бы никакие природные силы. Ариману уже приходилось видеть столь совершенные произведения искусства.

На Просперо.

Пирамиды Витрувия[13] и храмы братств Тизки строились с учетом принципа золотого сечения и числовых последовательностей из «Книги абака».[14] При сооружении Города Света Магнус Красный усовершенствовал эти принципы, и от красоты и великолепия столицы у всех, кто ее видел, захватывало дух.

Куда бы ни посмотрел Ариман, везде он видел свидетельства геометрического совершенства, словно создатель Горы тщательно изучил божественные пропорции древних, а потом сотворил этот участок суши по их проекту. Завитки спиралей образовывали на земле безукоризненные изгибы, каменные столбы располагались через точно выверенные промежутки, а каждый поворот склонов и стен ущелий шел под строго определенным углом. Ариман мог только гадать, что за причина послужила основанием для создания столь величественного геоморфологического сооружения.

Устье долины направляло звук барабанов в их сторону, громкость то увеличивалась, то уменьшалась, как поначалу показалось Ариману, совершенно произвольно. Но затем его усиленные чувства подсказали, что это не так.

— Оружие к бою! — приказал он.

По его команде одновременно поднялось пять десятков стволов — штурмболтеры, огнеметы и недавно принятые на вооружение автоматические многоствольные пушки, способные выпускать по тысяче зарядов в минуту. Официально их называли штурмовыми пушками, но столь неблагозвучное имя не соответствовало мощи предыдущей инкарнации орудия, и нумерологические исследования привели к тому, что в Легионе Тысячи Сынов осталось ее прежнее обозначение — «Жнец».

Адепты Механикум не обладали ни знаниями, ни достаточной интуицией, чтобы понять значение имен и ужас, внушаемый удачно выбранным названием. Согласно нумерологии, числом пушки была девятка, и, поскольку Легион Тысячи Сынов образовывал Песеджет[15] из девяти братств, название пушки отлично прижилось.