Дуглас Брайан - Воля мертвых Страница 8

— Она сказала еще, что ты — не человек,— отважилась напомнить Соня. Своеобразное мужество жрицы поневоле наполняло душу Сони уважением к этой странной женщине.

— Я человек,— твердо заявила Аресса.— Здесь твои драгоценные зверобоги прискорбно ошиблись. Я не зверь и не чудовище… Но я — человек. У меня душа человека! — В светлых глазах Арессы сверкнуло пламя.— Что касается моего пола… Они послали тебя, чтобы ты увидела,— так смотри! Еще никто, кроме моей матери и моего несчастного отца, не видели того, что я намерена показать тебе!

Аресса медленно поднялась со своего трона и величавым движением поднесла точеные руки к золотым пряжкам, скрепляющим ее тунику на .плечах. Мгновение — и белоснежное одеяние упало к ногам Арессы. Обнажилось ее тело, безупречно сложенное, с бархатистой кожей, не знавшее загара, тщательно ухоженное, умащенное драгоценными ароматическими маслами. Не тело, а произведение искусства…

Соня, знавшая толк в разных косметических ухищрениях, оценила это с первого взгляда. Только ценой очень больших усилий можно было добиться такого совершенства кожи.

Однако… Соня не верила собственным глазам. У этого прекрасного, как мраморное изваяние, тела отсутствовали какие-либо признаки пола! Оно было совершенно гладким и не принадлежало ни женственному юноше, ни крепко сложенной девушке. Вообще ничего!

— Но ведь такого не бывает! — не сдержала Соня удивленного возгласа.

Аресса, не смущаясь своей странной наготы, пожала плечами. Это был поистине царственный жест, и Соня невольно залюбовалась ею.

— Я родилась такой,— негромко сказала Аресса,— Не знаю, какие чары, какое чудовищное проклятие были наложены на нашу семью. Над нами всегда что-то тяготело… Ни мой отец, ни мой дед не доискивались до причины всех этих странностей и несчастий, быть может — напрасно… Возможно, их упорное нежелание замечать все эти странности оказалось роковым… Не берусь их судить. Но и отец мой до сих пор не может умереть и обрести столь желанный покой, и это мучает меня.

Соня насторожилась.

— Он не может умереть, ты сказала? — переспросила Соня.— Он… Он обрел бессмертие? Уподобился богам?

— Спаси нас всеблагой Митра от такого бессмертия! — бесстрастно ответила Аресса.— Забудь об этом. Но мы прокляты… или благословенны? Ты говоришь, эта распятая тварь чего-то от тебя добивалась? Она посылала тебя сюда, в Велитриум, ко мне? И ты еще не понимаешь, чего она добивалась! Я скажу тебе. Все ее намерения ясны мне так, словно они написаны в книге и их ярко освещает полуденное солнце! Лисица хотела, чтобы ты уничтожила меня! Вот чего они добиваются! Эта храфстра!

И снова вспышка чувства озарила прекрасное холодное лицо Арессы, словно отблеск далекой зарницы. На этот раз то было чувство отвращения.

— Храфстра? — переспросила Соня. Это слово показалось ей горьким и неприятным.

— Нечистота,— пояснила Аресса, кривя красиво очерченные крупные губы,— Дрянь! Да еще мертвая! Мертвая храфстра еще более омерзительна, чем живая… Ты не касалась ее руками?

Соня вспомнила свой порыв погладить изувеченного зверька по влажному меху. Она медленно покачала головой.

— Прикосновение к мертвой храфстре осквернило бы тебя на всю жизнь,— заявила жрица.

— Я притрагивалась к девушке, — напомнила Соня.— А лисица… Лисицу я не трогала.

— Девушка,— задумчиво повторила Аресса,— Какое слово, ты говоришь, она повторяла?

— Макдашу.

Неожиданно Аресса откинула голову назад и громко расхохоталась. Это было так удивительно, так непохоже на «беломраморную» первосвященницу, что Соню вновь охватило предчувствие чего-то ужасного, что вот-вот должно случиться у нее на глазах. Преодолевая это предчувствие, Соня спросила:

— Могу я узнать, что именно так насмешило тебя, Аресса?

Вместо ответа Аресса хлопнула в ладоши и звонко крикнула:

— Макдашу!

Первосвященница митрианского храма редко показывалась в городе, словно не желая лишний раз напоминать захватчикам-пиктам о своем существовании. Она знала, что вызывает у грубых воинов-варваров нечто вроде суеверного ужаса. Возможно, именно это и уберегало храм Митры в Велитриуме от уничтожения — эта судьба не минула другие митрианские святилища по всей Аквилонии. И хотя почти все население Велитриума постепенно переходило в новую веру и начинало поклоняться божествам захватчиков, а храм Митры пустел, все же священный огонь все еще горел на жертвеннике, и Аресса ежедневно возносила молитвы благому творцу.

В тот день закрытые носилки Арессы вынесли из храма четверо дюжих рабов-носильщиков, одетых в белые одежды и с волосами, перехваченными на лбу белой лентой. Носилки устремились в сторону рынка. Вчера в город по Громовой пришел большой тяжело груженный купеческий корабль, и многие жители Велитриума спешили узнать, какие новые товары доставили в город купцы.

Обычно Аресса не снисходила до посещения рынка. Ее мало интересовали новые товары. Но сейчас в храме из всех младших жрецов остались лишь несколько девушек и пять почтенных стаpyx, сведущих в обрядах благого Митры, но во всем, что касается житейских дел, живущих только вчерашним днем. И еще рабы, но их совсем немного, да и они не могут идти в счет. Храм пуст. Аресса не без оснований опасалась, как бы старые женщины не навлекли на храм Митры новых неприятностей и не спровоцировали захватчиков-пиктов на полное уничтожение последнего оплота митрианства на границе с дикими землями.

Поэтому на рынок первосвященница отправилась самолично.

Носилки Арессы узнавали многие горожане. Они почтительно расступались, давая им дорогу и низко кланяясь. Если прежний жрец, зарубленный пиктами, был многими горожанами любим как мудрый наставник, то нынешняя жрица, о которой ходило немало слухов, таинственных, а подчас и отвратительных, вызывала у большинства самый неподдельный страх.

В городе поговаривали о том, что она ведьма, что встретиться с ней глазами означает увидеть свою смерть — будто бы человек на мгновение начинает прозревать место и обстоятельства собственной кончины.

Аресса, слегка отодвинув в сторону занавески, смотрела из носилок на выставленный новыми купцами товар. Корабль пришел из Зингары. Он привез мессантийское вино в больших глиняных сосудах, запечатанных красным воском, меха диких животных, обитающих в Рабирийских горах, соленую рыбу с нежнейшим розовым мясом, что ловится в верховьях реки Алимана… Были здесь и ювелирные украшения — изделия искусных рук кордавских мастеров — и многие другие заманчивые товары…

От холодных внимательных глаз Арессы ничего не укрылось. Однако она оставила без внимания меха и вино, а у торговцев украшениями купила лишь серебряный браслет, звенящий на запястье.