Гидеон Эйлат - Золото Ольта Страница 8

Клинок вырвался из ножен раньше, чем Конан задрал голову. Он инстинктивно отпрянул, увидев смутное черное пятно.

— Нет нужды угрожать мне оружием, — проскрипела летучая мышь. — Я не причиню тебе зла.

Острие клинка, прижавшее маленького обитателя пещеры к потолку, не опустилось даже на ширину ногтя.

— Я способен испытывать боль, человек, — будничным тоном сообщил нетопырь. — За что ты со мной так жесток? Повторяю: я не враг тебе.

— Кто ты? — хрипло произнес киммериец, делая шаг назад и опуская меч.

Темное пятно расплылось, превратившись в каменную сосульку. Сталактит с нежным звоном откололся и упал на пол. У Конана мурашки побежали по спине: перед ним на задних лапках стояла упитанная черная крыса.

— Демон!

— Разве суть в названии? — Крыса склонила набок усатую голову. — Сказать по правде, я и сам не знаю, кто такой. Прошлого я не вспоминаю, в будущее не заглядываю. Мысли приходят сами по себе и тут же становятся частью ненужного прошлого. Считай, что я — дух этого Подземелья. Зови меня Пенатом.

— Ты Темный Ольт?

Крыса исчезла. Но скрипучий голос зазвучал вновь — теперь уже не с пола, а со стены. Конан повернул голову, поднес светильник. На рубце, оставленном кайлом, сидела крупная ночная бабочка.

— Нет. Я Пенат этого Подземелья. И не люблю Темного Ольта.

— Так значит, он не выдумка?

— Темный Ольт? Выдумка? — Бабочка возмущенно трепыхнула крылышками. — Скорее, это ты — выдумка. Надо же было такое сказать! Темный Ольт — болезнь этой пещеры. С тех пор, как он тут поселился, он убивает меня. Сидит на горе сокровищ и отравляет меня своим смрадным дыханием, своими гнусными помыслами. Но хуже всего я переношу близость золота. Ты слышал когда-нибудь о том, что жемчужина — это болезнь ракушки? Вот так и золото — мой тяжкий недуг. Чем его больше, тем я слабее, и тем сильнее Ольт.

— С некоторыми людьми тоже так бывает, — заметил Конан. — Любовь к золоту стоит им здоровья. А то и жизни.

— Чрезмерная любовь к золоту, ты хочешь сказать? Да, я знаю, наверху все не так, как у нас. Я ненавижу золото, а Темный Ольт обожает, и оно платит ему за любовь отменным здоровьем, а мне за ненависть — хворью. Вся беда в том, что ему некуда деться. Наверху у него всегда есть выбор. Понимаешь, о чем я говорю? Не понравится один хозяин, золото обязательно найдет способ перейти к другому, к тому, кто его сильнее любит. А тут оно вынуждено все свои чувства делить между мною и Ольтом.

— И тебя это, конечно, не устраивает, — насмешливо проговорил Конан.

— Человек, твоя ирония неуместна. Нет такой цены, которую бы я не заплатил тому, кто избавит меня от соседства с Темным Ольтом и его сокровищами. Заметь, я сказал слово «бы». Увы, мне нечем отплатить за такую услугу, ведь я — бессребреник и за всю свою жизнь не приобрел даже ломаного гроша. Но тому, кто сумеет мне помочь, достанутся все богатства Ольта…

— Ах ты пройдоха! — рассмеялся Конан. — Предлагаешь то, что тебе не принадлежит. И дураки, конечно, находятся?

— Кого ты имеешь в виду, человек?

— Конечно, бедолагу Далиона и шайку оболтусов, которая побывала тут незадолго до меня. Готов побиться об заклад на что угодно, они взялись помочь страждущему духу подземелья, и теперь Темный Ольт мастерит из их костей зубочистки.

Конан растерянно заморгал — бабочка на известняковой стене исчезла. Вместо нее серело пятнышко мохнатого лишайника.

— Ты прав лишь отчасти, воин, — прошептал лишайник. — Только Далион внял моим уговорам, и он один сейчас жив. Остальные пришли спасать его и в итоге все погибли. Если бы они слушались советов, а не шарахались с визгом от моей тени, то, возможно, добились бы успеха.

— Разве их убил не Темный Ольт? Пребывай Пенат в облике человека, он бы пожал плечами. А лишайник просто съежился на мгновение.

— Темному Ольту, — с презрением сказал он, — не пришлось даже седалища отрывать от груды золота ради этих трусов.

— Значит, их прикончил ты, — обвиняюще заключил Конан.

— Я? — возмутился Пенат. — Их погубили собственные глупость и трусость. Первые двое сорвались со скалы и разбились, третий умер от разрыва сердца, четвертый и пятый утонули в подземной реке, шестого пырнул ножом товарищ, приняв за призрак. Потом седьмой и восьмой забились в расселину и, сойдя с ума от ужаса, наложили на себя руки.

— Они испугались тебя, — упорствовал Конан. — Значит, это ты виновен в их смерти.

— Ладно, пусть я виновен, — раздраженно уступил лишайник. — Право, эти суеверные бедняги не стоят того, чтобы о них вспоминать. Они — часть ненужного прошлого. Давай лучше потолкуем о настоящем…

— Я иду наверх, — отрезал Конан.

— Но почему? — удивленно спросил Пенат. — Ты что, не хочешь разбогатеть?

— Из твоей уютной норки, — сказал киммериец, — никто еще не возвращался. Я хочу нарушить эту милую традицию.

Лишайник тяжко вздохнул.

— Я знаю, у вас, людей, есть излюбленная поговорка: «Лучше быть живым трусом, чем мертвым храбрецом». Что ж, видно, я тебя не за того принял.

Услышать упрек в трусости от какого-то блеклого пятнышка на стене? Конан был настолько великодушен, что не растер его в пыль подошвой сапога.

— Ты такое же ничтожество, как слуги Найрама, — заключил неблагодарный лишайник.

— Почем я знаю, — хрипло произнес Конан, — что ты не врешь? А вдруг никакого золота в этом логове нет?

Дух Подземелья молчал. Конан вдруг почувствовал, что не в силах оторвать взгляда от округлого серого пятнышка. Лишайник быстро расползался по стене и светлел, обретая прозрачность.

Теперь киммериец смотрел в просторный подземный зал, освещенный множеством светильников — таких же, как тот, который он все еще держал в левой руке.

Посреди зала играла всеми мыслимыми и немыслимыми красками высокая груда золота и драгоценных камней. На ее вершине восседал меднокожий великан в одной набедренной повязке. Он заливался счастливым смехом, горстями черпая сокровища и позволяя им сыпаться меж громадными узловатыми пальцами; при этом на его руках и груди перекатывались мускулы, каждый толщиною с оглоблю. В густой курчавой бороде и пышной шевелюре сверкали золотые песчинки. Он выудил из груды ослепительно сверкающий смарагд величиной с кулак, сунул за щеку, закрыл глаза и блаженно зачмокал. Точь-в-точь младенец, получивший леденец.

— Золото существует, и существует Темный Ольт, — прозвучал голос из плошки в руке Конана. — Этот зал — не здесь, он на самом дне пещеры. С моей помощью Далион проник туда, но Темный Ольт оказался сильней и хитрей, и теперь Далион — его пленник.