Валерий Большаков - Варварский берег Страница 9

А уж Лобов с Комовым веселились от души, с треском припечатывая вражин своим «пиломатериалом», охаживая всех желающих по мясистым частям тела.

У Сухова был свой маневр – мигом набросив цепь Виллему на шею, он схлестнул ее, удавливая главного.

Правда, желания довести мокрое дело до конца у Олега не было, да и зачем?

Глубокомысленно следя за тем, как синеет его оппонент, Сухов раздумывал, что с ним дальше делать. Тут ему помогла стража.

Перекрывая гвалт, заорали мушкетеры.

Ворвавшись в барак, они принялись пинать гребцов и расталкивать, щедро делясь зуботычинами и тумаками.

Олег со товарищи дружно отступили и уселись на лавку с самым невинным видом, наблюдая, как менее расторопных приводят в чувство. Гребцы быстро угомонились, видно, был у них опыт общения со стражниками.

Когда потасовка стихла и были слышны одни лишь стоны да приглушенные проклятия, явился аргузин – значимое лицо на галере, хотя должность он занимал куда ниже капитана, старшего офицера, комита и сукомита.

Аргузин надзирал за гребцами, иначе говоря, был старшим надсмотрщиком.

Весь в черном, мрачно зыркая по сторонам, он сжимал в руке символ своей власти – кнут, сплетенный из полосок воловьей кожи. Короткое кнутовище блестело, как лакированное. Надо полагать, от долгого употребления.

Небольшого росточку, аргузин был коренаст, силен, а шею имел настолько короткую, что чудилось, голова его была насажена на плечи.

Оглядевшись вокруг, он щелкнул кнутом – хлесткий звук, как от выстрела, разошелся испуганным эхом.

– Не баловать! – низким утробным голосом сказал аргузин, обводя гребцов упорным, тяжелым взглядом из-под мохнатых бровей.

Приметив Сухова, он сосчитал бранкаду и удовлетворенно кивнул – полный комплект.

– Новенький? – вопросил аргузин. – А ну сними рубаху.

Олег спокойно подчинился, заголяясь. Надсмотрщик придирчиво оценил мышечную массу и кивнул.

– Будешь загребным, – решил он. – Занимаете первую банку с кормы по правому борту. Грести-то умеешь?

– Лучше всех.

– Ну-ну…

Аргузин развернулся и двинулся к выходу, рыкнув на прощание: «Не баловать!»

Остаток дня и ночь прошли спокойно.

Шиурме постелили даже – разрешили натрусить соломы на дощатое лежбище.

Сухова больше не задевали, но было ясно, что до мира и благоволения во человецех еще как до луны.

Подали и ужин – бобовый суп и сухари.

Тут, можно сказать, Олегу повезло, ибо кормили шиурму через день. Надо полагать, чтоб не растолстели.

Вообще, гребцов старались беречь, как-никак – двигатель галеры. А мотор, он и есть мотор: не заправишь – не поедешь.

Стало вечереть, потянуло зябкой сыростью, и в бараке запалили костры в очагах из камней. Дым, как в старину, уходил через дымогоны в крыше.

Сухов сразу припомнил длинные дома Альдейгьюборга – родовые «общежития», типовые постройки северной расы.

– Жека, – сказал он лениво, – а вы где обретались хоть? В Киеве или в Новгороде?

– В Скирингсалле! У норегов. Когда Инегельд Боевой Клык помер, в князья вышел сын его, Тудор. В Ладоге стало бедно жить, все в Новогород подались, а там свои порядки да хозяева.

И Тудор решил за море двинуть, к норегам, тамошнему конунгу послужить, Хакону Доброму, младшему сыну Харальда Прекрасноволосого, и брату Эйрика Кровавая Секира. Сперва-то Хакон сговорился с ярлом Сигурдом из Хладира, и они с ним прогнали Эйрика за море. Сыновья Кровавой Секиры сразу стали данов подзуживать и конунга ихнего, Харальда Синезубого, чтобы Хакона скинуть, вот Доброму и занадобились воины. А тут мы!

Эйрика зарубили в Нортумбрии, это в Англии, а вдова его, Гуннхильд, в Данию бежала – Харальд-конунг ей братом приходился. Санта-Барбара, короче! Мы с викингами Хакона отбили данов, по всей Ютландии и Сёлунду прошлись… Так и служили конунгу, пока не прибили его. Вроде как в 961-м, в битве у Фитьяра. Народищу тогда полегло… Кино и немцы!

– Мы даже в Константинополе отметились! – воскликнул Паха. – Ага! Княгиню Ольгу сопровождали, с нею тогда малолетний Святослав был, ромеи его Сфендославом звали. Спокойно так всё прошло, только на Днепре кочевников погоняли малость.

– Да-а… – вздохнул Пончик. – Были схватки боевые… Угу…

– Еще какие! Набили мы тогда мошну, что и говорить. Ну и двинулись до дому, в Гардарики наши. А потом, когда по Днепру шли, нас – фьюить! – и в двадцать первый.

– Неужели вам совсем не хотелось в родимое будущее? – полюбопытствовал Быков.

– Да как тебе сказать… И да и нет. Интернет да телик – это, конечно, хорошо, можно всякие эти… блокбастеры глядеть. Да только в прошлом весь этот экшн не нарисованный, а самый что ни на есть настоящий. Да там всё настоящее! Даже здесь, и то…

– И не говори…

Пончик вздохнул. Он уже успел соскучиться по своим, по Гелле ненаглядной да по Глебке – когда «малявочке», когда «засранцу»…

И всё же, как бы он ни ругал прошлое, все эти Средние века, ностальгия тоже присутствовала.

Как-никак, полжизни оставил в тех самых столетиях, было что вспомнить.

…Стояло жаркое лето 858 года от Рождества Христова, хотя никто на Руси не ведал еще имени Спасителя.

Да и самой Руси тоже нельзя было еще найти на картах. Просто жил-был такой народец – русь. Белокурые бестии.

Они крепко держали весь путь из варяг в греки, строили крепости, подчиняли местные племена – и венедов, и северу, и прочую голядь.

Те им платили дань, за что русская гридь чисто конкретно «крышевала» аборигенов, не пущая ворогов.

В эти-то места и выбросило Пончика с Суховым.

Олег, тот сразу себе увесистый меч вырезал из дерева и давай упражняться – в свободное время от основной рабской деятельности.

А куда деваться Александру Игоревичу Пончеву, молодому врачу-терапевту из городской поликлиники? Он и в армии-то не служил, куда ему с мечом-то?

Тогда-то и нашла его Чара, ведунья местная, знахарка и травница. Молодая, красивая, налитая красотой и здоровьем.

Днем и ночью она таскала его, будто интерна, по лесам и лугам, топким болотам и величественным борам.

Учила травы понимать да как собирать их – одну лишь на рассвете, пока роса обильная, иные былинки – только в полночь, когда светит луна. Наука была трудная.

Он молча подчинялся, не спорил, зубрил древние знания.

Поначалу тоска была дикая, душа страдала от потери родного, привычного – работы, магазинов, дивана с телевизором…

А потом привык как-то. Смирился с реалом. Чара помогла. Блуждая за красивой девушкой, волей-неволей испытаешь амурные чувства…