Юрий Корчевский - Последний алхимик Страница 9

Фёдор, как осознал, что вздёрнут его на виселице, заканючил.

– Не виноватый я! Это всё Михей!

Но стражники уже подхватили его под руки, выволокли из комнаты.

– Антип, согласен ли ты с приговором?

– Конечно! Свершилось правосудие! Всё по закону, – закивал Антип.

– Стражники, следующий! Вызовите Аверкия из Затверечья.

– Выходим, – шепнул Антип.

Уже на улице Антип сокрушённо покачал головой.

– Вот же шельмы! Узрели кошель!

– Антип, осторожнее быть надо! В следующий раз можно не отделаться так легко.

– Легко? Да я до утра уснуть не мог!

– Испуг, только и всего! На тебе даже царапины нет. А вот у меня рубаха исподняя в крови, не отстираешь.

Антип смолчал, но направился к торгу. Купил Никите рубаху. Всё же за Антипа Никита пострадал.

И не подозревал Антип, что все неприятности только начинаются. Губной староста из дворян, верный царский слуга. А ещё карьеру сделать хотел, подняться. Из столицы, что всего в сотне вёрст, свежие веяния доходили. Борис Годунов разворотливых и верных людей примечал, приближал ко двору, да не к царскому окружению, в свою свиту. Губной староста не только судил, но и сыском ведал, вроде филиала Разбойного приказа, только местного разлива. Слова разбойника об увесистом кошеле с монетами у Антипа его заинтересовали. Антип – не купец, товары не продает, не корабельщик, грузы не возит. Ремесленником числится, так не видел никто, как он свои поделки продаёт. Кожевенник должен кожи мять, сапожник сапоги тачать, кузнец – косы, замки, навесы дверные делать, сабли да ножи ковать. Антип же непонятен. В обеденный перерыв вызвал к себе десятского Пантелеймона. Этот из кожи лезть будет, чтобы выведать, угодить, поскольку в сотские либо в «губные целовальники» пролезть мечтает. Но для этого постараться надобно.

– Что об Антипе сказать можешь? Сегодня дело о покушении на него слушали.

– Ровным счётом ничего плохого. В Твери давно обретается, вина хмельного не пьёт, бабу свою жалеет, не бьёт. Соседи худого слова сказать не могут.

– А занимается чем?

Пантелеймон затылок поскрёб.

– Вроде ремесленник. Да он же, как видака, подмастерье своего приводил.

– Кузнец он или плотник? Или иконы пишет?

– Откель иконы? Чай, не монах.

– Вот и выведай, чем кормится. Да тайно, чтобы не знал никто.

Пантелеймон вышел от губного старосты озадаченным. Как выведать? Во двор Антипа непрошеным гостем не явишься, не пустят, в своём праве. С соседями поговорить? Могут Антипу донести об интересе, а не хотелось. Решил последить прямо с завтрашнего дня.

С утра местечко удобное нашёл, через три двора от избы Антипа. Один раз супружница Антипа вышла, на торг сходила с корзиной, вернулась быстро. Из лукошка рыбий хвост торчит, лук зелёный. Ну да, мужиков кормить надо, здоровые оба. Антип – тот кряжистый, кость широкая. А подмастерье высок, жилист. Три дня просидел Пантелеймон, а толку нет. Дым из труб избы вьётся, а мужики не показываются. Одна труба, понятное дело, от печи из поварни. А вторая? И как ветром заносит, запах противный. Не кожами, не металлом, а непонятно чем. Тут уж самому десятскому любопытно.

После трёх дней слежки к губному старосте явился ближе к вечеру, когда судебные разбирательства закончились.

– Чего выведал-вынюхал? Делись!

Староста на спинку кресла откинулся, приготовился слушать.

– А нечем делиться, Пётр свет-Кузьмич!

– Как так? Стало быть, с небрежением следил.

– Сам посуди, не гневайся. Три дня из избы не выходят, только супружница Антипа на торг за провизией ходит.

– А мужики-то что же? Со двора носа не кажут?

– Так и есть.

– Ну, молотком стучат либо ещё как-то себя показывают? Или уехали на отхожие промыслы, а дома одна баба осталась?

– Быть такого не может!

– Почему же?

– Две трубы, обе дымят. На одной печи похлёбку готовят либо хлеб пекут. По запаху чую. А вторая тоже дымится и запах противный.

– Кожи мнут?

– Не, я тот запах знаю. Да и кожевенный конец в другой стороне. К тому же не похожи оба. У кожемяк на руках мышцы, что у твоего жеребца. А подмастерье высок, да худ. Не осилит.

– Ещё следи.

– Исполню в точности!

С поклоном десятский Пантелеймон задом-задом и в дверь. Пот со лба рукавом утёр. Если выполнит задание старосты, будет продвижение, а нет, так обратно в простые стражники можно угодить, а не хотелось.

Между тем Антип с Никитой после суда, где целый день потеряли, трудились в поте лица. С утра до вечера киноварь плавили, из породы драгоценные металлы извлекали. Труд тяжёлый, жарко, запахи нехорошие, от которых в носу чешется, кашель нападает. За неделю все мешки с киноварью опустошили и порода закончилась. Опять впереди простой. Следующим утром Антип сказал:

– Бери лопату и тележку, покажу, где породу брать надо. Ходки три-четыре сделать. А я на торг, киноварь искать.

Вышли со двора. Впереди Антип, за ним Никита тележку толкает. Пантелеймон от радости подпрыгнул, ведь неделю попусту время потратил. Антип к берегу Волги вышел. Никита полагал, что здесь и копать будет. Но Антип вёл дальше и, только когда подошли к устью небольшого ручья, сказал:

– Видишь яму? Здесь и копай, да не в глубину, вширь.

Дурная работа нехитрая. Никита принялся лопатой орудовать. Антип постоял немного, посмотрел да и отправился в город. Пантелеймон за ним увязался. Если бы Никита и Антип поосторожнее были, слежку сразу бы обнаружили. Пантелеймон шёл буквально в двадцати шагах, не скрывался, но и Антип не оглядывался. А когда он по торгу пошёл, десятский едва на пятки не наступал, боясь упустить. Антип киноварь нашёл. Немного получалось, на две плавки хватало, но торговец пообещал завтра принести столько же. Пантелеймон сделку видел. Удивился ещё. По виду киноварь на сургуч походит, зачем Антипу столько? Но название товара запомнил. Сразу к губному старосте помчался, об увиденном доложил.

– Киноварь? Говоришь, на сургуч похоже? Не шведский ли шпион?

Лазутчики шведские и в Твери встречались, а чаще в Пскове и Великом Новгороде. В Твери, столица же рядом, больше польские попадались, народ на выступления против власти подбивали. Но с ними проще. Арестовывали – и в Москву. Антип же не подбивал никого, из избы выходил редко.

– А землю-то куда подмастерье возит? – не понял староста.

– Во двор.

– Может, по хозяйству что делают? Скажем, старый колодец засыпают?

– Не был во дворе, не могу знать, – развёл руками десятский.

Чувствовал староста, что в действиях Антипа нечто необычное есть, но сути понять не мог, грамоты, образования не хватало.

– Последи-ка ещё. А ещё узнай у сведущих людей, для чего киноварь нужна?

– Да у кого узнать? – растерялся Пантелеймон.

– Дурья твоя голова! Да у продавца! Если куски этой дряни продавал, значит, знает, как использовать. А завтра мне доложишь.

Десятский на завтра откладывать не стал. Вернулся на торг, а продавца-то и нет. Стал спрашивать, кто киноварь продаёт.

– А тебе много? – поинтересовался один. – Если в монастыре спросить?

Буркнул в ответ что-то Пантелеймон. Ведь сам догадаться мог. И прямиком в Николаевский Малицкий мужской монастырь. У ворот вместо привратника монах стоит. К нему и обратился.

– Скажи, святой человече, для чего киноварь нужна?

Монах вопросу не удивился, хотя не часто такие задают. А припомнить – так и впервые.

– Для иконописи, краску на ней варят. Растирают в порошок, маслом разводят. Краска получается красной, на кровь похожа. А стоит переварить немного, как золото блестит.

– Благодарствую, – поклонился Пантелеймон.

Обратно шёл и размышлял. Про то, что Антип иконы пишет, не слыхал. Иконописцы все по монастырям сидят. Разве икону без молитв и поста напишешь? Картина получится непотребная. Однако упоминание о золоте из головы не выходило. Тогда зачем земля, которую подмастерье возил? Да и не земля, на песок больше похоже.

С тем с утра к губному старосте и заявился. Туповат Пантелеймон был, но память хорошая. Разъяснение монаха в точности воспроизвёл, ни одного словечка не упустив. При упоминании о золотом блеске Пётр, сын Кузьмы, в лице изменился. Не фальшивомонетчик ли этот Антип? Тогда получается преступление против царя и государства! Ох, не промахнуться бы! И посоветоваться не с кем. Скажи кому-то, переврут потом, заслуги себе припишут! Решил письмецо отписать в столицу, был у него там знакомый подьячий, да не где-нибудь, при самом Борисе Годунове служил. На службе и написал, что есть-де человечек, киноварь покупает, что-то варит, поскольку из трубы весь день дым идёт с мерзким запахом. Попросил нижайше совета – схватить и пытать или со всем тщанием домовладение обыскать для выявления монет подложных?

Днями гонец из столицы приехал, с оказией письмо своё передал, сургучной печатью запечатав. Верховому гонцу до столицы пять дней скакать надо, меняя на ямских станциях коней. На долгое ожидание настроился. На Руси быстро ничего не делается, чаще медленно, со скрипом. Меж тем Пантелеймон за избой Антипа следить не переставал, но ничего нового, тем более порочащего, не выявил.