Елена Кузьмина - Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник) Страница 9

Тина замолчала. Ага, хотим перейти к моей семье.

– Что, Тина?

– Да нет, ничего. Не нужно вспоминать то, к чему возврата нет, правда?

Она потрепала меня по щеке.

Возврата нет! Это мы ещё посмотрим!

Тина долго мурыжила меня в своём кабинете. Всё вокруг да около ходила, а потом спросила:

– А где твои колечки, дорогая? Покупаешь и не носишь?

Я сделала ну очень огорчённое лицо.

– Тю-тю мои колечки. Представляешь, пошла купаться, положила их в платок и вроде бы в карман засунула. И забыла про них, конечно. А потом хватилась – нет! Всё обыскала. Даже не знаю где посеяла.

– И никто не находил?

– Да я и не заявляла.

– Напрасно. Значит, все твои труды впустую. Работала, работала… Кстати, а куда ты ходишь купаться?

– Только к морю.

– На пятый уровень?

– Это святое. Море для меня – всё.

Море я и вправду люблю. Там всё, как на самом деле: песок, зонтики, вода голубая, волны, даже горизонт обозначен. Солнце пусть ненастоящее, но светит и греет. Места там много. Если из кафе выгонят, то я на море пойду работать. Буду сочинять на компьютере морские пейзажи: лунная ночь на море или шторм… В воду заходить нельзя.

Если на пляж приедут Лис с компанией, то на море обязательно будет шторм.

Получив письмо, я несколько дней была сама не своя от счастья. Я любила всех. Даже Лиса, даже его компанию. Даже вредную Риту (или Сьюзи). Короче, и ту и другую.

Я носилась по залу от столика к столику и расточала улыбки направо и налево. Ничто не могло испортить мне настроение.

Обычно радуюсь, что в нашем кафе не танцуют – желающие танцевать уходят в «Петер» по соседству, а тут пожалела об этом: так хотелось сплясать что-нибудь этакое, «с выходом из-за печки», как бы Марфа сказала.

Конечно, я поплакала пару ночей. Жду, жду письмо, а получу – плачу. Потом начинаю светиться от счастья, что все мои живы.

Через несколько дней беру себя в руки – пора искать возможность отправить весточку: я жива, у меня всё хорошо, я вернусь.

Я ещё не придумала, как это сделать. Но придумаю обязательно!

В кафе пришёл Здоровяк. Спецназовец. Я его сразу разглядела. У нас в основном молодёжь. И всё больше «золотая» или «позолоченная». Ни «цыплята», ни работяги сюда не ходят. Не то чтобы запрещал кто, а как-то исторически так сложилось. Когда я появилась здесь, круг постоянных посетителей уже обозначился. В основном местные, то есть живущие в нашей Колонии, но кое-кто прилетает постоянно из других: из 8-й, 11-й – из так называемых срединных Колоний. В Колониях или учатся, или работают. Чтобы совсем без дела сидели – такого нет. А по вечерам отдыхают. Мест для отдыха много, но разнообразием не отличаются. В каждой Колонии – «море».

Интернета и сетей теперь нет. Нужно как-то общаться непосредственно. Разговаривать. А это для них непривычно. Молчат больше. Даже музыку иногда выключают: не могут решить, какую слушать.

Посетители нашего кафе – молодые и красивые. Богатые, в основном.

Здоровяк эту традицию нарушал, хотя и одет был в костюмчик с иголочки. Годочков ему было далеко за тридцатник, ну и вообще – с такими рожами здесь не ходют. Косметики на лице нет. Это мне даже понравилось. Только наглый до ужаса, сидит, развалившись, и на косые взгляды клиентов – ноль внимания. И, главное, на мой ряд сел. Я виду не подала, что забеспокоилась. Подъехала.

А он мне на меню показывает:

– Что-то не разберу название, написано мелко.

Я наклонилась, он – хвать за руку:

– Поговорить надо.

– Не о чем мне с тобой говорить! – отвечаю шёпотом. – Расплатилась – и всё, разошлись как в море корабли.

– Значит, по-хорошему не хочешь со мной…

– Ни по-хорошему, ни по-плохому!

– Я тебе, Чикен, все каналы перекрою наружу, – шипит.

– Попробуй! – Мне остаётся только делать вид, что я ничего не боюсь.

– Какие-то проблемы? – это Поль сзади подошёл.

– О, нет! – Здоровяк поднялся и потрепал меня по щеке. – Ах, до чего же «цыплёночек» сладенький! Спешу, спешу, не успеваю. В следующий раз обязательно зайду.

– Боже, кто это? – элегантный, как всегда, Поль проводил глазами Здоровяка.

– Да так, один тип. Знакомится.

Я украдкой посмотрела в сторону Лиса. Показалось, или он тоже взглянул на меня? Костюмчик на нём скромнее, чем обычно. И причёска поаккуратнее. Папа бы не одобрил, но, как говорится, всё познаётся в сравнении.

Ой, он сегодня прямо «луч света в тёмном царстве»! Только этот «луч» бледноватый какой-то без макияжа. А потому что не жрёт ничего! Дома можно поесть, так нет, сюда приходит гадость искусственную лопать. Во глазами как сверкнул! Словно мысли мои читает!

– Лиз, ты кого всё время выглядываешь? Бормочешь что-то?

– Смотрю, не нужна ли кому?

– А, ну-ну…

А вечером понесло меня к Алексу. Я тебе про него рассказывала. Про Алекса рассказывать легко. Мы познакомились на концерте в детском доме. Он играл на фортепьяно, а я пела. Никому моё пение было не нужно. Не тот репертуар. Ребята скучали и старались попасть в меня из зала жвачкой. Когда я допела, Алекс вышел из-за фортепьяно и начал аплодировать. «Ты должна учиться петь. Станешь знаменитой певицей!».

А когда я показала свои рисунки, вообще зауважал. Но сказал, что всё-таки пою я лучше, чем рисую. И разбрасываться не стоит. Алекс улыбался – и это было так здорово! В детдоме улыбались редко.

Там, снаружи, никто не обращал внимания кто с кем встречается. Детдом перед войной переполнен был. Слышала, директриса орала на инспекторшу из Службы семьи: «Эта мне зачем? У неё родители живы! Ну и пусть, что семья священника. Везите в интернат обратно! Совсем рехнулись со своими ювенальными законами! Война уже близко! Мне детей кормить скоро нечем будет!»

А та в ответ спокойно так: «Не положено. Религиозное воспитание нарушает права ребёнка».

Алекс родом из Калининграда. Я радовалась, что и здесь мы сможем разговаривать на родном языке, но Алекс решил, что нужно жить по правилам: раз нельзя на русском – значит нельзя. А на «общем» говорить неинтересно, поэтому как там, в детдоме, подолгу мы уже не беседуем.

Алексу я доверяю, и он знает про письма. Правда, не одобряет, потому что боится, как бы об этом не разнюхали в Службе семьи и не отправили бы меня куда-нибудь на фермы, где работают почти все наши детдомовцы – «цыплята».

Он очень серьёзный человек и многого не одобряет. Например, то, что, когда с меня сняли крестик, я нацарапала крест на груди стеклом. Рана воспалилась и долго не заживала. Алекс сердился и говорил, что это религиозный фанатизм, что это плохо повлияет на мою здешнюю карьеру. Но, ты сама понимаешь, здешняя карьера меня волнует мало.

Радостью, что все вы живы, с Алексом я ещё не поделилась. Хотя понимаю: влетит мне за письмо.

Папе Алекс обязательно бы понравился, мам. Положительный. Конечно, я сбегу отсюда рано или поздно, но лучше бы с ним. Только Алекс об этом и слышать не хочет. Говорит, что нужно привыкать к этой жизни, что другой уже не будет. А я не могу привыкнуть, никак не могу! Мне даже дышать тут тяжело, хотя по сравнению с воздухом, который там, у вас, наш – в полной норме. А дозу искусственного солнца каждый колонист получает ежедневно. Терпеть не могу эти процедуры!

Алекс говорит, что я долго жила на воле и в родной семье. Таким, как я, трудно адаптироваться к новой жизни.

Представила вдруг почему-то, что знакомлю вас не с Алексом, а с Лисом.

«Папочка, это Лис, то есть Люк…»

Ой! Лезет же в голову такая чепуха!

Алекс немного похож на Алёшу. Только волосы потемнее, но такой же высокий и сероглазый. Встречаемся, правда, редко: раз в две недели я обязательно приезжаю к нему, и мы идём в кафе, где Алекс по вечерам играет на синтезаторе. Иногда он заходит в наше кафе, садится за столик и ждёт, когда я закончу смену. Провожает домой.

До седьмого уровня я добиралась автобусом, на шестой спустилась на лифте…

Алекс работает в фирме, обслуживающей вентиляционное оборудование, здесь же, на шестом. Его крохотная комнатка в общежитии была заперта. Ругая себя, что не разузнала заранее, где он будет вечером, я покаталась взад-вперёд по улице возле подъезда. Мобильной связи у нас в Колониях нет. То есть, конечно, связь есть, но, чтобы поговорить с Алексом, нужно набрать на табло номер его фирмы, а там спросят, кто я и откуда, зачем нужен мне Алекс. Конечно, в Службе семьи и так всё знают, но лишний раз светиться не хотелось. А так, вдруг проглядят?

Автобусики по этому уровню Колонии ходят редко – утром, когда людей на работу везут на другие уровни, и вечером, когда везут с работы.

Колонии внутри напоминают муравейники. Я никогда не видела их со стороны – окон в квартирах, настоящих окон, стеклянных, нет, и в «стрелках» нет иллюминаторов. Но, говорят, похожи на огромные муравейники или пирамиды и снаружи: дороги, лестницы, лифты соединяют между собой 20 уровней: 5 уровней под землёй и 15 над землёй. На каждом уровне – жилые помещения, офисы, кафе, магазины. Для предприятий промышленных и ферм построены отдельные Колонии.