Алан Фостер - Флинкс на распутье Страница 9

Флинкс распрямил спину. Тогда он был совсем еще мальцом, к тому же ужасно застенчивым. Возможно, в нем и сохранилось что-то мальчишеское, но вот застенчивости поубавилось. Да и внешне он уже далеко не подросток. И как раз это не давало ему покоя. Флинкс опасался любых изменений в своем организме, поскольку не ведал, что их вызывает: его естественное развитие или же обстоятельства противоестественного рождения.

Взять, например, рост. Флинкс выяснил, что большинство молодых людей достигает предела роста к 17–18 годам. Он же вырос к 15, и с тех пор — ни на миллиметр. И вот теперь, совсем неожиданно и неизвестно по какой причине, он за 12 месяцев вытянулся еще на девять сантиметров. И это, похоже, еще не предел. Ни с того ни с сего от роста ниже среднего он совершил прыжок к росту выше среднего. Это обстоятельство существенно повлияло на его отношение к жизни и на то, как относятся к Флинксу окружающие.

Проблема в том, что ему теперь трудно оставаться незаметным. Он все меньше ощущал себя подростком и все больше — мужчиной. А когда ребенок превращается в мужчину, разве это не означает, что он должен иметь обо всем свое мнение? Но Флинкс обнаружил, что бывают случаи, когда он теряется еще больше, нежели в 16 лет, причем не только из-за женщин.

Уж если кто и имел право на сумятицу в мыслях, так это Филип Линкс, сокращенно Флинкс. Вот если бы речь шла о нормальном разуме в нормальной голове! Нет, уж лучше постоянно пребывать в растерянности, чем в страхе. Ему пока удавалось держать страх на задворках сознания, в самых темных его уголках. Он не в силах был понять, что именно этот страх и этот сумбур в мыслях мешают его общению с представительницами противоположного пола. Он знал только то, что устал сражаться с собственным невежеством.

Вот если бы рядом оказались Бран Цзе-Мэллори или Трузензюзекс, чтобы просветить его! Флинкс сильно тосковал, гадая, куда их занесло, чем они живут и какие загадки разгадывают их на редкость светлые умы. Из того, что ему было известно об этих заядлых искателях приключений, можно было предположить, что их уже нет в живых. При этой мысли Флинкс содрогнулся.

Нет, невозможно. Эти двое бессмертны. Каждый из них — исполин, чей дух и природный ум слились в прочнейший сплав. А вдвоем они — части целого, которые дополняют и усиливают друг друга в неразрывном единстве.

«Они имеют право жить, как им хочется, — сказал он себе в тысячный раз. — Каждый — хозяин своей судьбы».

Разве можно требовать, чтобы они выкраивали время на обучение какого-то юнца не от мира сего, пусть даже юнца, показавшегося им забавным.

Флинкс привык с детства полагаться на собственные силы. А теперь он стал взрослым — кому, как не ему самому, придется искать ответы на вопросы? И кто сказал, что он не справится? Уж ему-то прекрасно известно, что в некоторых вещах он превзошел остальных.

«А они неплохо смоделировали меня, эти врачи-усовершенствователи», — с горечью подумал он.

Горстка самонадеянных мужчин и женщин, для которых ДНК была не более чем игрушкой. Чего, собственно, они надеялись достичь, создавая Флинкса и нескольких его собратьев по экспериментами зародышами? Интересно, гордились бы они им сейчас, или же их постигло бы разочарование? А может быть, он вызвал бы одно лишь любопытство, не затронув никаких душевных струн?

Все подобные размышления носили чисто умозрительный характер. Ведь его создатели либо мертвы, либо подверглись «промывке мозгов», избирательному удалению памяти.

А результат их трудов намерен строить собственную жизнь, стараясь привлекать к себе поменьше внимания и ни от кого не зависеть. К этому времени он облетал изрядную часть Содружества в поисках своих естественных родителей. Ему удалось установить, что матери нет в живых, а личность отца окутана плотной завесой таинственности и всяких домыслов.

В течение нескольких лет желание докопаться до истины гнало его все дальше и дальше. Теперь же это стало ему безразлично. Если и суждено когда-либо узнать правду о своих родителях, то ее наверняка придется выуживать из какой-нибудь секретной базы данных, запрятанной подальше от людских глаз. Хватит копаться в прошлом, пора устремить взгляд в будущее, которое наверняка окажется ничуть не проще.

И все же Флинкс считал, что ему повезло. Правда, из-за своих непредсказуемых дарований он часто попадал в переделки, но эти же дарования помогали ему выпутываться из сложных ситуаций. А еще ему посчастливилось встретить несколько замечательных личностей: Брана Цзе-Мэллори, Трузензюзекса, Лорен Уоддер и других, чуть менее ярких. А еше были ульру-уджурриане. Интересно, чем они сейчас занимаются, как идут дела с рытьем подземных ходов? А раса а-аннов с ее бесконечными кознями против челанксийского союза! Они кропотливо ищут бреши в обороне противника и бдительно следят за жизнью Содружества, чтобы в момент слабости и нерешительности расширить зону собственного влияния.

Мысли Флинкса сбивались в какую-то бесформенную массу, и он ничего не мог с этим поделать. Вездеход большей частью шел самостоятельно, поэтому Флинкс, выполнив то, ради чего явился сюда, мог расслабиться на водительском кресле и помечтать. Вот бы стать этаким таинственным отшельником, героем-одиночкой, какие издавна встречались на торговых путях Галактики. Летать по просторам Содружества на замечательном корабле, построенном для него уджуррианами, и заглядывать в самые дальние, пограничные уголки цивилизации.

«Учитель»… Это имя дали кораблю явно не в честь Флинкса. И вот парадокс: чем больше он узнавал, тем острее ощущал себя недоучкой.

Трузензюзекс назвал бы это признаком созревания. Флинкс был учеником, а не учителем. И все вокруг казалось ему достойным изучения: народы и планеты, цивилизации и отдельные личности.

Иногда ему открывались по крупицам величайшие загадки. Например, Абаламахаламатандра оказался вовсе не одиноким реликтом некоей древней расы, а биомеханическим ключом для запуска космической адской машины. Или кранг — супероружие давно канувших в небытие тар-айимов, чьи странные механоментальные процессы вот уже долгие годы эхом отзывались в его мозгу. Как много он уже видел, а сколько миров еще ждут своего часа!

Да, разум — это тяжкое бремя.

Неожиданно мысли его оборвались. Он отпустил акселератор, и вездеход замер на месте. Пип вздернула голову, а Поскребыш нервно захлопал крылышками, стоило лишь Флинксу сжать ладонями виски. Приступы головной боли становились все более мучительными. Она давно преследовала его, но за последний год превратилась в неразлучного спутника, напоминая о себе несколько раз в месяц.