Старшая школа Йокай 2 (СИ) - Кемпф Станислав Страница 9

— Туристо — облико морале! — не смутился приставучий мужик, по-хозяйски кладя ладонь ей на плечо. Уэно стряхнула пальцы с белой блузки.

— Запачкаешь.

Лисий морок покатился на агрессора. Большая годзилла держала его за шкирку и усердно макала в Москву-реку, не снабдив костюмом химзащиты. Мужик хватал воздух ртом. Галлюцинация закончилась. Где-то вдалеке послышался рев кайдзю. Чистые штаны пришли к негодность. Охота приставать к туристкам улетучилась.

Я подошел с билетами, заинтересованно глядя в спину убегающему. В воздухе стоял странный запах.

— Что-то случилось?

— Похоже, кто-то слишком засмотрелся, — с хитрой улыбкой ответила лисица, опуская мою руку себе на талию.

— Твоя красота просто убийственна.

— Комплимент на семь баллов, но сегодня сойдет.

Кремль впечатлил еще больше Мавзолея. Томоко долго смотрела на Царь-пушку, пока я вслух переводил надпись на табличке.

— Что, реально ни разу не стреляли? — изумилась Уэно. — А на кой тогда ее обратно не переплавили? Столько бронзы перевели!

— Понимаете, здесь, в России, громадное тяготение ко всему самому-самому. Если уж построили такое, то очень жалко избавляться от великого достижения. Это позже уже создали и мортиру Маллета, и еще несколько дальнобойных орудий. Царь-пушка до сих пор в Книге рекордов Гиннесса как бомбарда с самым большим калибром в мире. Разумеется, по всему земному шарику с тех пор уже создали всякое и покрупнее, и поинтереснее… — я решил умолчать о межконтинентальном баллистическом ракетном комплексе «Воевода», он же «Сатана». — Но для шестнадцатого века это было очень круто.

Меня несколько печалило отсутствие в Москве большого этнографического музея, но ехать ради этого в Петербург лично я был не готов. Мои теплолюбивые японцы промерзли бы там до костей. Поэтому, обойдясь Оружейной палатой, мы отправились в сторону парка, где многообещающе завлекали ценами «каждое блюдо по 300 рублей».

— Только, я вас умоляю, не берите борщ, — я предостерегающе смотрел на друзей, залипших на странице «Супы». — Мы потом перед бабулей впятером не оправдаемся.

— Костик, а давай ты выберешь? — Уэно закрыла свой экземпляр меню и выжидательно смотрела на меня. — Реально, ты здесь ориентируешься лучше нас всех. Должно же быть что-то нейтральное?

Я побледнел. Остальные, увидев дурной пример, тоже прикрыли ламинированные странички и вопросительно беззастенчиво пырились. Ну, басурмане…

— Хорошо, но потом не жалуйтесь!

На парковую смотровую площадку в виде висящего петлей моста мы не то чтобы вкатывались, но в июле хорошо бы все-таки обедать поскромнее.

— Вау! — Томоко сразу взяла Уэно в охапку и пошла делать селфи на фоне Москвы, чтобы потом было что показать всем желающим.

— А вот там эта стопка небоскребов — это что? — Изаму принюхивался. От воды пахло машинным маслом и немного утками.

— Это Москва-сити, местное гнездо небоскребов. Они там кучкуются. В Сити находятся офисы и жилье, а также множество творческих студий и фотогеничных мест.

— Мы же туда не пойдем? — наивно спросил Кавагути.

Я прикинул, что для тех, кто видел Токио, в Сити вряд ли будет что-то интересное.

— Сегодня — нет.

Нас еще ждали Парк Горького и Воробьевы горы. Именно там, порядком находившись за день, мы смотрели, как за город закатывается солнце.

— Надо же, двенадцать часов на ногах, и ни разу не читал, — инугами не выглядел подавленным.

— Это потому что ты на улицу выполз в кои-то веки, — постарался я поддержать его.

Вечером придя домой, мы благословляли клуб домоводства. Главным, что мы оттуда вынесли, было золотое правило: держи дом в порядке, а запасы в доме. При переводе на русский звучало ужасающе криво. Вроде как «на Дону стоит крепость, а на крепости стоит Ярославна». За ужином парни делились впечатлениями, девушки сортировали фотографии на смартфоне, а я торчал на сайте ВДНХ. Кажется, оно одно было способно занять нас на весь день. А еще были Ботанический, Китай-город, Арбат, небольшие музеи и целая гора мест, милых туристам и знакомых русским людям.

Три дня в Москве пролетели моментально.

— А еще у нас принято оставлять еду тем, кто возвращается домой из отпуска, поездки, после какого-то долгого отсутствия, — рассказывал я о русских традициях. Мои японцы качали головами, смотря на гарнир, салаты, несколько бутылок кваса и тушеное мясо.

— Не, вы серьезно это едите? — Томоко не оценила гречку.

— Там вообще-то дохрена железа и белка, — обиделся я за свой любимый продукт.

— Ладно, я пересмотрю взгляды.

— А что еще у вас принято? — Изаму вспоминал всё, что прочитал в сказках. — Я что-то помню про баню, накормить и спать уложить.

— Ты байки о Бабе Яге с цивилизованным гостеприимством не путай, — я сразу решил расставить акценты, чтобы они не сболтнули это где попало. — Ее поведение — это единственное гостеприимство, которое мы знаем из сказок. А это не совсем то.

Я вкратце рассказал о всемогущей вещей старухе, хозяйке леса, повелительнице зверей и птиц. Она была неким пограничником, стоящим на страже ворот царства Смерти и провожающим души умерших в потусторонний мир. Одной костяной ногой она стояла в мире мертвых, пожертвовав ради этой элитной работы даже способностью нормально ходить. Более того, старуха была слепой.

В сказке она сначала должна была узнать героя по запаху и выяснить, что ему требуется. Потом она обеспечивает герою ритуальное омовение: топит баню и выпаривает его. Затем она пришедшего кормит ужином. Все помнят, почему нельзя есть в Стране желтых вод? Обрядовое угощение непозволительно живым, иначе они случайно могут попасть туда, куда им не надо. Однако герой, приходя в избушку на курьих ножках — которая вообще-то гроб — требует себе еды. Этим он показывает, что «покойницкой» пищи не боится, имея на нее право. Яга, зная, что только настоящий герой пройдет через испытание едой, чувствует, что он говорит искренне и является действительным героем, а не каким-нибудь самозванцем. После этого герой, поев у Яги, временно «умирает» для живых и тогда уже может попасть в иной мир, некое «тридесятое царство».

— Вот такова цена гостеприимства в русских сказках, — пояснял я для притихшей компании. — Не нужно путать легендарные обряды с обычной принятой здесь вежливостью, а то отправят вас в баню… Но о бане я уже дальше расскажу. Что о ней трепаться, если поблизости ее нет.

Раздался звонок в дверь. Вернулись Кирилл Алексеевич и Лера, отдохнувшие и с кучей баек. За очередным ужином, который накрывали уже мы, я задолбался переводить в обе стороны, но налаживание русско-японских отношений можно было отмечать как свершившийся факт для отдельно взятого семейства.

Поезд уходил с Казанского вокзала. Ехать было чуть больше двенадцати часов. Там нас ожидал Тильки-ахай, дальний родственник Елизаветы Патрикеевны, а проживал он в двух шагах от станции метро со звучным названием Яшьлек.

— Хо, гости дорогие приехали! Жаль, ненадолго! А я тебя еще совсем мелким конструктом помню! — Тильки проживал в одиночку и всегда был рад гостям. На кой ему была огромная по меркам Казани трехкомнатная квартира, никто не знал. Но как только кто-то из семьи был проездом в Татарстане, Тильки смертельно обижался, если шли не к нему. В этом что-то было.

Стол уже ломился к ужину. Я успел предупредить всех, что мы в гостях у светского мусульманина, поэтому никакой свинины, и он будет молиться по расписанию, чему не следует удивляться и даже смотреть. Однако же Тильки посадил всех за один стол, не разделяя женщин и мужчин. Нарядная скатерть была уставлена блюдами, где высились стопки кыстыбыев, пышки и пахлава, отдельную миску занимали неведомые мне мелкие печенья, муравейником торчал чак-чак, в середине царствовал плов («Сам готовил!»). Остальное пространство было буквально завалено свежими овощами. Все вымыли руки, познакомились с хозяином и набросились на еду.

— Дядя Тильки, а расскажи нам о Казани. Я переведу, — в моей тарелке закончился плов.