Роберт Говард - Чёрные колдуны Страница 9

— Твоя пленница проснулась, Конан, — сказала вазулка.

Киммериец что-то проворчал себе под нос, подошел к огню и смахнул скворчащие ломти мяса на глиняное блюдо. Сидевшая на корточках горянка улыбнулась ему и отпустила какую-то шутку, на что он ощерил зубы и, легонько поддав девушке под зад носком сапога, опрокинул ее на земляной пол. Похоже, это грубоватое обращение очень понравилось вазулке, но Конан уже не обращал на нее внимания. Достав с полки краюху хлеба и медный жбан с вином, киммериец отнес все это Жазмине, которая, сев на своем ложе, настороженно разглядывала варвара.

— Не слишком подходящий харч для Деви, детка, но лучшего нет, — буркнул он, ставя еду и питье на землю возле постели. — По крайней мере, голодной не останешься.

Деви вдруг поняла, что готова сейчас съесть хоть дюжину лягушек, которыми, как она слышала, питаются кхитайцы. Без лишних слов она подхватила блюдо, поставила на колени и принялась хватать пальцами горячее мясо, не надеясь, что здесь ей подадут столовый прибор. Немного насытившись, она вспомнила о своем высоком происхождении и стала есть помедленнее, отщипывая кусочки хлеба и вытирая ими лоснящиеся губки. Конан возвышался над ней, заложив руки за пояс и насмешливо глядя на эту трапезу особы голубой крови.

Покончив с мясом, Деви обратилась к своему похитителю:

— Может, ты скажешь, где я?

— В доме Яр Афзала, вождя Курум Вазулов, — ответил киммериец. — До Афгулистана отсюда добрые две мили. Мы отсидимся у вазулов, пока кшатрии прочесывают горы. Они ищут тебя. Горцы уже вырезали пару отрядов. Хочу, чтобы Чундер Шан…

— Что ты еще задумал?

— Наиб должен отпустить моих конокрадов. Вазулки уже выжимают черный сок из листьев шоки, и вскоре ты сможешь написать ему письмо.

После еды к Жазмине вернулись силы, а вместе с ними — и вчерашний гнев. Мысль о том, что она стала пленницей человека, которого намеревалась использовать в своих целях, была непереносима. Отшвырнув блюдо с остатками еды, Деви вскочила на ноги, яростно сжимая кулачки.

— Никакого письма не будет! Если ты не отвезешь меня назад в крепость, кшатрии повесят тех семерых, а вмести с ними еще тысячу!

Вазулка поперхнулась, пытаясь сдержать смех, Конан грозно нахмурился. Открылась дверь, и в комнату вошел Яр Афзал. Вождь вазулов был не ниже киммерийца и также широк в плечах, но рядом с жилистым северянином казался неуклюжим увальнем. Солидно огладив рыжую бороду, он взглядом отослал горянку и, когда та вышла, обратился к приятелю:

— Мои людишки ропщут, Конан. Крови им подавай… Хотят, чтобы я тебя убил, а за девку взял выкуп. Говорят, она из благородных, по одежде видно. Спрашивают, чего это афгульские собаки должны получить все, когда мы прячем ее у себя, рискуя шкурами?

— Одолжи мне коня, — сказал Конан. — Я заберу ее, и мы исчезнем.

Яр Афзал фыркнул:

— Ты что, думаешь, я не могу держать своих обормотов в узде? Когда я зол, они танцуют передо мной без порток! Они не любят тебя, как и любого чужака, это правда, но Яр Афзал помнит, что Конан когда-то спас ему жизнь! Пошли к людям, друг. Только что вернулся разведчик.

Конан потуже затянул пояс и вслед за вождем вышел на улицу. Дверь закрылась. Жазмина подошла к бойнице и выглянула наружу. Вокруг утоптанной площадки теснились строения, сложенные из огромных валунов, голые дети играли в пыли, стройные горянки в грязных кофтах и широких штанах занимались своими будничными делами.

Тут же, возле дома вождя, скрестив ноги, полукругом сидели на земле мрачные ободранные мужчины, длинноволосые и бородатые. В нескольких шагах перед ними стояли Конан с Яр Афзалом и слушали одного из сидящих. Воин хриплым голосом говорил с вождем на вазульском наречии, которое Деви с трудом, но понимала: во дворце Айодхьи она изучала иранистанский язык и родственные ему гулистанские диалекты.

— Я говорил с дагозанцем, который прошлой ночью видел большой конный отряд, — рассказывал лазутчик. — Человек сидел ночью возле того места, где Конан наткнулся на вашу засаду. Дагозанец слышал, что говорили всадники, которых привел сам Чундер Шан. Они нашли убитого коня, один солдат признал в нем коня Конана. И еще они нашли труп вазула. Наиб ругался, а потом сказал, что, видно, вазулы убили Конана и похитили девушку, а потому приказал прекратить погоню по дороге на Афгулистан. Они хотели искать девушку по горным селениям, но не знали, из какого именно был убитый воин. Поэтому двинулись к Югре, ближайшему селению, сожгли ее и убили много людей. Месть не заставила ждать: воины Каюра в темноте напали на кшатриев, нанесли им большой урон и ранили наиба. Оставшиеся в живых улизнули в свою крепость, но еще до рассвета вернулись с подкреплением. С самого утра в горах звенят мечи. Говорят, вендийцы намерены очистить горы вокруг долины Забар. Только это им вряд ли удастся. Воины всех племен острят ножи и устраивают засады на каждом перевале до самой долины Гурашах. И еще. Дагозанец видел в ущелье Керим Шаха.

Раздались сдержанные восклицания, и Жазмина почти высунулась из бойницы, услышав имя человека, давно возбуждавшего ее подозрения.

— Куда он направился? — спросил Яр Афзал.

— Дагозанец не знал. С ним тридцать иракзаев из равнинных деревень. Поехали куда-то в горы.

— Иракзаи! — сердито воскликнул вождь вазулов. — Шакалы, подбирающие куски, оставленные настоящими хищниками! Падки на деньги, которые Керим Шах пригоршнями рассыпает среди пограничных племен, покупая воинов, словно лошадей. Не лежит у меня к нему душа, хотя он иранистанец, близкий нам по крови.

— Ты ошибаешься, — возразил Конан. — Я давно знаю этого ублюдка. Он туранец, шпион Ездигерда. Поймаю — живьем спущу шкуру и повешу сушиться на тамариске.

— Оставь Керим Шаху его шкуру! — выкрикнул худой воин с рваной ноздрей длинного горбатого носа. — Кшатрии ищут твою девку! Мы что, должны сидеть по дворам и ждать, пока они явятся? Рано или поздно они узнают, в каком селении прячут их женщину. Забарцы нас не любят, они помогут кшатриям.

— Пусть только сунутся, — зловеще пробасил Яр Афзал. — Никакая конница не пройдет через ущелье.

Худой вскочил на ноги, грозя Конану грязным кулаком.

— Почему мы должны за него сражаться?! Шкуры наши, а добыча его!

Конан шагнул вперед, нависая над вазулом, словно скала над кривым деревом. Левой рукой он поглаживал рукоять кинжала.

— Разве я просил кого-нибудь драться за меня? — сказал он с угрозой. — Ты считаешь меня трусом? Обнажи оружие, пес, если чего-нибудь стоишь!

Фыркнув, словно рассерженный кот, вазул отпрянул и крикнул:

— Только попробуй меня тронуть, и все эти люди разорвут тебя на куски!