Андрей Величко - Третья попытка Страница 9

На площадке между третьим и четвертым этажом я обнаружил, если так можно сказать, товарища по несчастью. Почему «если можно»? Да потому, что у слова «товарищ» нет женского рода, а передо мной стояла старушка. Хотя нет, это только с первого взгляда. На самом деле там рядом с двумя набитыми пакетами изволила остановиться крайне величественного вида высокая старуха, хватающая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. На вид ей было лет восемьдесят, и, не то несмотря на этот факт, не то благодаря ему, было ясно, что за ней стоят многие поколения благородных предков. Наверное, когда-то именно так выглядели всякие герцогини-матери или, точнее, прабабушки, подумал я и спросил:

– Что с вами – вам плохо?

«Герцогиня» отреагировала на мой вопрос нестандартно. Она еще побледнела, хотя дальше вроде было некуда, посмотрела на меня, как на привидение, и потрясенно выдохнула:

– Макс?

Однако тут же спохватилась и добавила:

– Простите, молодой человек, я вас приняла за одного знакомого. Еще раз простите, к старости мое и без того неидеальное зрение стало совсем никудышным.

Понятно, прикинул я. Дед не раз говорил мне, что я – это вылитый он в молодости, и даже показывал в подтверждение пару пожелтевших фотографий. Нет ничего удивительного в том, что эта пожилая дама, судя по всему живущая в том же подъезде, была с ним хоть шапочно знакома и приняла меня за него. Хотя, пожалуй, обращение «Макс» говорит о более основательном знакомстве, нежели просто шапочное.

– Нет, я не Максим Владимирович, я его внук. Вам, наверное, тяжело подниматься? Давайте помогу. На какой вам этаж?

– На тот же, что и вам, – на шестой. Мы с вами соседи по лестничной площадке, если вы сейчас живете в квартире своего деда, мир его праху.

Так я познакомился с Екатериной Арнольдовной Мезенцевой, вдовой известного геолога, доктора наук и лауреата сначала Сталинской, а потом и Государственной премий. Сама же она до выхода на пенсию была химиком. Собственно, за первый месяц все знакомство свелось к тому, что я один раз сопроводил ее в магазин, а потом притащил домой сумки, после чего был напоен чаем с малиновым вареньем. И собирался время от времени повторять подобное, потому как старуха, в отличие от моего деда, явно испытывала определенные финансовые трудности и потихоньку распродавала антикварную мебель и книги, оставшиеся ей от мужа. Так вот, ходить в магазин ей было трудно, а заказывать доставку на дом – неподъемно в денежном плане. И я, временами сам удивляясь внезапно прорезавшемуся во мне человеколюбию, если не вообще душевному благородству, начал покупать соседке продукты по дороге домой. Причем, что уж вовсе удивительно, меня так и тянуло при отчете уменьшить сумму потраченных денег! И это при том, что ранее я не был замечен даже в переводах старушек через улицу. Только в метро иногда уступал им место, да и то не всем подряд, а исключительно особо древним. Чудеса, да и только. Единственная приемлемая гипотеза, которую мне удалось родить по данному поводу, состояла в том, что душевное благородство заразно. Но не бежать же теперь в поликлинику подставлять задницу под уколы! Тем более что оно мне не больно-то и мешало, особенно учитывая, что «обсчитывал» я соседку всего два раза. После первого она долго поила меня чаем, а после второго заметила, что ей, конечно, очень лестна моя забота. Настолько, что, будь она раза в четыре моложе, могла бы сделать определенные выводы. Однако сейчас, будучи старой и страшной калошей, она просит меня прекратить благотворительность, иначе придется вовсе отказаться от моей помощи. Сказано это было довольно грустно, и я решил сделать бабушке что-то вроде комплимента:

– Насчет старости и страшности вы, Екатерина Арнольдовна, преувеличиваете. Я не раз встречал женщин и старше на вид, и моложе вас, но куда страшнее. А вашим волосам, например, может позавидовать иная тридцатилетняя.

– Это сейчас вся молодежь такая ненаблюдательная или только вы один? – вздохнула собеседница. – Вадик, неужели не видно, что это парик, хоть и довольно дорогой? А то, что под ним, лучше вовсе никому не показывать – самой и то в зеркало глядеть противно.

Естественно, что параллельно с помощью соседке я помаленьку занимался благоустройством своего острова. И опытами над крысами, которые дали неожиданные результаты.

Крысята совершенно без последствий переносили переход как туда, так и обратно, хотя последний, похоже, им все-таки чем-то не нравился – как и мне. Но вот старая и больная крыса, которая явно собиралась издохнуть со дня на день, в прошлом вдруг ожила. Проплешины на ее шкуре за несколько дней покрылись шелковистой шерсткой, в животном проснулся интерес к жизни, и оно принялось жрать как крокодил. Все подряд, включая сухую траву, которую я набросал в клетку в качестве подстилки.

Это подвигло меня повнимательнее присмотреться и прислушаться к себе. Впрочем, одно изменение не заметить было трудно – начал чесаться, а потом полностью исчез довольно приличный шрам на левой руке, полученный в молодости при неосторожном обращении со сверлильным станком. И, кажется, я начал немного лучше видеть, хотя и до того поводов обращаться к окулисту не было.

Тут меня посетила несколько неожиданная мысль. Некоторое время я пытался ее задавить, но мысль, зараза такая, не давалась. Формулировалась она примерно так: соседке все равно скоро помирать, сейчас она выглядит еще хуже, чем в первый день нашего с ней знакомства. Так почему бы не попробовать взять ее с собой на остров – вдруг с ней там произойдет примерно то, что с крысой? В любом случае терять ей, считай, нечего. Сам удивляясь своему решению, я вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь.

Минуты через три она открылась.

– Вадим, что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросила соседка.

– Пока вроде нет, но может. В общем, мне надо вам кое-что сначала рассказать, затем показать, а потом предложить.

– Вы меня заинтриговали, – старуха посторонилась, – проходите. Чай вам поставить?

– Спасибо, не надо. Итак, слушайте…

Надо сказать, что особенно развернуться мне не дали. Только услышав про кольцо, Екатерина Арнольдовна меня перебила:

– Так, значит, то, что у вас на левой руке, – это кольцо Максима и оно снова работает? Да не удивляйтесь, мы с вашим дедом одно время были достаточно близки, и он мне все рассказал. Что вы на меня так смотрите? А, понятно… минутку.

Она подошла не то к серванту, не то к комоду – не разбираюсь я в названиях старинной мебели. Выдвинула ящик внизу, что-то оттуда достала и протянула мне. Это оказалась старая фотокарточка, но все же цветная. С нее мне улыбалась ослепительная красавица – сказать по-другому не поворачивался язык. Она стояла в купальнике на берегу моря. Ее обнимал за плечи загорелый мускулистый мужчина, в котором я с немалым удивлением чуть было не узнал себя, но потом догадался, что это дед.