Натали О`Найт - Зеркало грядущего Страница 9

Холодный пот ручьями стекал по светлому челу Валерия, он хлестнул своего тонконогого гирканского жеребца, и тот, взрывая острыми копытами теплый перегной, понесся к кучке придворных, беспомощно сгрудившихся на огромной поляне вблизи длинных столов, на которых мгновениями раньше красовались серебряные блюда со всевозможной снедью для усталых охотников. Теперь они были перевернуты и темнели своими голыми досками на рыжей листве, вышитые золотом скатерти трепыхались на кустах, а изысканные яства, гордость тарантийских поваров, были разбросаны по земле и перемешаны с Мертвыми листьями и катышками конского навоза.

«…к случились у охотника норовистого, гордословного и кичливого корчи и судороги, и упал он на поляну лесную и стал плакать, выть, биться и кровь изрыгать из себя, и желчь изрыгать из себя, и флегму изрыгать из себя…»

Нумедидес мчался вперед, его немедийский клинок рдел в кровавых лучах заходящего солнца. Неистовый охотничий клич вырывался из его груди, с губ срывалась хула Цернунносу. В этот миг безумия лишь одна страсть владела им – умертвить Бога-Оленя, низринуть древнюю валузийскую мощь, показать, наконец, всему миру, кто есть истинный владыка Аквилонии… Лица мелькали перед его глазами: Релата, Валерий, Амальрик, Троцеро, опять Релата, Валерий, опять Релата… Релата!

Конь Нумедидеса подскакал к величественному Богу-Оленю почти на десять локтей. Нумедидес задрал голову вверх, пытаясь разглядеть страшный лик существа…

– Цернуннос! – завизжал он, кружась вокруг огромной ноги бога на взбесившемся жеребце. – Я, наследный принц Аквилонии, повелеваю тебе преклонить колени пред ее повелителем!

Казалось, величественная фигура Бога-Оленя превратилась в камень. Может он, подобно своим лесным собратьям, не нападал, не издав нескольких кликов. А может, он просто не замечал людей, считая их безвредными муравьями, копошащимися у его копыт.

Но вот новый тяжелый гул опять смял тишину застывшего леса, заставил задрожать и поколебаться твердь под ногами, стряхнул остатки листвы с нагих дерев. Конь под Нумедидесом захрипел и стал медленно заваливаться набок, и безумец с растрепавшимися жирными волосами, едва успев выпростать ноги из стремени, скатился на ходившую ходуном почву.

– Что молчишь, бессловесная тварь? – прохрипел он надрывно. – Ты долго спал во мраке валузийских лесов, но я тебя разбужу! – С этими словами он изловчился и с силой полоснул мечом по ноге гиганта. Но что это? Ему показалось, что он с размаха ударил по гранитной стене… Кисти рук пронзила ужасающая острая боль, меч разлетелся на куски. На ноге исполина не осталось даже царапины. Лишь лишенные зрачков бельма засияли изнутри багровым огнем.

От удара принц покатился кувырком. На лету, краем глаза, он успел заметить огромную яму, из которой торчали корни деревьев с налипшими комьями земли. Он понял, что чудовище спало вековым сном под сенью дубов-исполинов, но шум, производимый охотниками, разбудил его. Нумедидес зажмурился, ожидая, что огромное копыто поднимется и раздавит его, как жука. Он уже слышал, как хрустит, ломаясь, его хребет, явственно ощущал соленый вкус крови во рту… Но гигант не изменил своей позы, словно деяния ничтожеств, копошившихся внизу, не задевали его и не способны были оторвать от нечеловеческих раздумий.

Это придало Нумедидесу силы, и он сел, помотал гудевшей головой и бросил взгляд на свои руки, мгновенно распухшие от удара мечом. В жухлой траве что-то блеснуло. Сердце принца замерло – рядом с ним валялся священный талисман Митры, который он, видимо, обронил, когда падал с коня.

«…демоны, пришедшие из вековых валузийских пущ, не поклоняются солнечному диску. Я не вправе тратить на чудовище силу, отпущенную мне Пресветлым. Это недостойно служителя культа…» – вспомнились ему предсмертные слова жреца.

Нумедидес, окровавленный, весь в поту и собственной желчи, подполз к священному амулету, воровато схватил его и с силой метнул в сторону лесного гиганта.

– Вот тебе, тварь! – прохрипел он. – Вкуси силу Митры Благословенного!

Амулет ударился о мохнатую голень исполина, но не отлетел прочь, а с легкостью пронзил толстую кожу, где виднелись буроватые проплешины мха. Из раненой ноги засочилась тягучая вязкая жидкость, напоминавшая густой мед, но зеленая, словно сок растений.

Страшный рев был ответом Нумедидесу. Он второй раз простился с жизнью и распластался по земле как червь, стараясь поглубже зарыться в спасительную листву и зажимая уши от невыносимого воя.

Рев нарастал, впивался в мозг безумного принца, терзал его помутившийся разум, выворачивал душу наизнанку.

…Последнее, что видели его налитые кровью глаза, был Цернуннос, Бог-Олень, с трубным воем ломавший верхушки сосен.

А потом черный полог опустился в сознании его и освободил от невыносимых страданий…

Насмерть перепуганные люди рассеянно приводили себя в порядок, отряхивали платье, гладили по крупу дрожавших лошадей, вполголоса переговариваясь между собой, обмениваясь бессмысленными фразами. Самые отважные подкрадывались к огромной яме, опасливо заглядывая через край. Цернуннос, Бог-Олень, скрылся в глубине Валонского леса, и только исковерканные стволы, труп лошади, сломанный меч да скулящие псы, рвущиеся из пут егерей, доказывали, что все случившееся не привиделось бледным, как смерть, аквилонским вельможам.

К поверженному Нумедидесу подбежал трясущийся Валерий, и, моля светлого Митру о милосердии, приложил к губам Главного Охотника лезвие своего меча. Полированная сталь затуманилась.

– Хвала Солнцеликому, он жив!

«Жив, принц жив…» – пронеслось по рядам, и осмелевшие придворные взяли в круг Валерия и Нумедидеса. Бывший хауранский воин принял рог от зареванного мальчишки-виночерпия и, смочив платок с вензелями, обтер им грязное окровавленное лицо принца. Потом, изловчившись, он влил несколько капель ему в рот, разжав кинжалом стиснутые зубы. Нумедидес застонал и открыл глаза. Валерий отшатнулся. Он никогда не видел брата таким… Взгляд его был пуст и темен, точно стоячая вода в ледяной майне. Глаза смотрели туда, где верхушки корабельных сосен закрывали облака.

– Нуми, очнись! – прошептал Валерий ему на ухо его детское имя и встряхнул принца. – Очнись, говорю я тебе…

Подоспевший Амальрик подложил под голову принца свой плащ, свернув его в тугой комок.

– Что случилось с Его Высочеством? – поинтересовался он, приподняв левую бровь, таким тоном, будто отлучался куда-то и только лишь подоспел, не ведая о происшедшем. – Надеюсь, старший наследник Рубинового Трона в полном здравии?

– Его Высочеству нужен покой, – отозвался Валерий. Вдруг Нумедидес приподнялся, сел, словно ожившая мраморная статуя, и схватил своего брата за горло. Ни звука не вырвалось при этом из его рта. Все происходило в полной тишине. На мгновение все оцепенели. Но вот раздался пронзительный женский визг, и Валерий, очнувшись от внезапного забытья, попытался разжать пальцы, железной хваткой стиснувшие его шею. Но тщетно… перед глазами у него поплыли багровые круги. Он захрипел.