Владимир Микульский - Незаконнорожденный. Книга 1. Проклятие болот Страница 11

Тяжелый мерный звук приближающихся ко входу шагов как будто подстегнул подручных палача. Они засуетились еще быстрее, сильнее раздувая и без того яркий огонь в камине, подготавливая приспособления для пыток. Вслед за этим низкий злобный рев потряс стены, и в дверях появился сам городской палач.

Уже одно его появление часто приводило к тому, что не требовались никакие пытки – узник сам начинал выкладывать все, что знал. И действительно, палач мало походил на человека. Родом он был то ли из Магриба, то ли из Абиссинии. А, как известно, в этих местах детей часто специально уродуют, чтобы, выросши, они одним своим видом нагоняли страх на врагов. Возможно, и палач был одним из таких уродов.

При взгляде на него казалось, что это – огромная безобразная горилла с перекошенной мордой. Из полуоткрытого рта торчали кривые зубы, над которыми располагался приплюснутый нос с широкими ноздрями. Длинные могучие руки, короткие ноги и темная широкая грудь были покрыты густыми черными волосами. На шишковатой голове волосы росли клочьями, обнажая местами лысый череп. За много лет работы он достиг определенного мастерства в своем деле, и даже гордился этим – мог в два удара бичом снять кожу со всей спины или легко ударом кулака перебить человеку руку или ногу.

Сегодня он был не в духе и раздражался даже по мелочам. Во-первых, сегодня ночью не придется спать, ибо этих четырех висящих на цепях недомерков, один из которых, похоже, уже собирается сдыхать, доставили сильно поздно, а посыльный правителя нома передал его требование приступить к допросам немедленно, не откладывая на завтра. Во-вторых, девица, приведенная днем сутенершей, которой он, как всегда, заплатил немалые деньги и которая певчей птицей заливалась о достоинствах новой девочки, оказалась строптивой. Когда она увидела страшное исчадие перед собой, то со страху сначала онемела, а когда своими лапами он начал срывать с нее одежду, то, не помня себя, длинными ногтями впилась ему в физиономию и пронзительно закричала. Еще через мгновение ее труп со сломанной шеей отлетел в угол комнаты. Ему же впереди предстоял неприятный разговор с сутенершей по поводу компенсации за девицу, и, кроме этого, глубокие раны на лице, оставленные ногтями перепуганной девицы, горели огнем. И, наконец, в-третьих, эти недоумки, его помощники, опять неправильно закрепили цепи доставленных узников.

Покрыв подручных отборными ругательствами и приказав перевесить цепи сподручнее, чтобы можно было сразу не только прижигать огнем, но и поднять на дыбу, палач переместился к камину, раскладывая на решетке над огнем необходимые приспособления.

«Проклятая шлюха, – злился он про себя, – это же надо, так сильно поцарапать, до сих пор кровь сочится! Надо будет утром показаться лекарю».

Задумавшись, он совершенно перестал следить за своими подручными. И это не замедлило отразиться на дальнейших событиях.

Тем временем его подручные начали по-новому закреплять цепи. Для этого надо было снять замки и, перетянув цепи немного в сторону, замкнуть их на другие кольца. Двое подручных быстро перекрепили цепи разбойничьего атамана и его телохранителей, а после этого взялись за замки на цепях безвольно висящего незнакомца.

Двое других занимались другими необходимыми приготовлениями.

Палач не зря называл подручных недоумками. В наставлениях, вдалбливаемых им в головы и которые они постоянно нарушали, утверждалось: перемыкаются цепи с одного на другое место в следующем порядке: сначала один их конец, только затем второй, и при этом переносимый конец цепи держат внатяжку не менее чем три человека с целью гасить возможное сопротивление.

Вот и сейчас, спеша побыстрее сделать рутинную работу, двое подручных одновременно сняли замки с обеих концов цепей висящего незнакомца и сделали было шаг в направлении нужных колец. Но этот шаг завершить им не пришлось. Могучий рывок внезапно ожившего незнакомца вырвал цепи у них из рук. В следующее мгновение концы цепей, запущенные резким перекрестным движением рук, со свистом промчавшись в воздухе, проломили им головы, отбросив тела к центру камеры. Еще миг – и обе цепи со страшной силой ударили сверху вниз, вдребезги разнеся небольшой столик и убив оцепенело застывшего за ним еще одного подручного палача. Четвертому подручному, пришедшему в себя и бросившемуся к двери, тяжелый табурет, который незнакомец метнул ему вслед, переломал позвоночник.

События развивались настолько стремительно, что палач, находившийся чуть в стороне от места событий, спиной к ним, обернувшись на грохот цепей, успел взглядом уловить лишь последнюю стадию – полет табуретки, убившей его последнего подручного.

Мгновенно оценив обстановку, выхватив кинжал, палач, рванувшись к внезапно ожившему гиганту, запнулся о тело одного из своих помощников и полетел на пол. Это спасло ему жизнь, так как вслед за этим, сорвав клок кожи с его головы, по гигантской дуге над ним пронесся конец цепи, пущенный рукой незнакомца. Не встретив на пути препятствие, конец цепи по инерции обвился вокруг одного из столбов, подпирающих потолок. Получившаяся привязь в какой-то мере обездвижила незнакомца, не позволив ему избежать столкновения с палачом, который, прокатившись по полу и выронив при этом кинжал, врезался в незнакомца и сбил его с ног.

В последующие мгновения в наступившей тишине под взглядами трех прикованных к стене онемевших от неожиданности разбойников происходила ожесточенная схватка на полу. Незнакомец мог действовать лишь одной рукой в то время, как вторая была растянута цепью, обвившейся вокруг злополучного для него, но благоприятного для палача столба. Палач, оказавшись в результате столкновения сверху, одной рукой удерживая свободную руку незнакомца, второй рукой добрался до его горла и начал сдавливать его.

Палач не был трусом. Наоборот, профессия придала ему храбрость особого рода – храбрость на жестокость. Ему было все равно – мужчина или женщина, взрослый или ребенок. Детей же приходилось истязать, чтобы взрослые, глядя на мучения собственных детей, не выдерживали и, чтобы прекратить их мучения, выкладывали все, что знали. Эта тактика всегда приводила к нужному результату, исключений не было, если только ребенок не умирал сразу. К тому же палач практически не знал равных себе по силе. Уже в далеком детстве он колотил ребят значительно старше себя, которые осмеливались насмехаться над его уродством. В зрелом возрасте он мог в одиночку приподнять и перенести в сторону груженый конец повозки, который еле приподнимали четыре человека.

Вот и сейчас палач отнюдь ни пугался начавшейся схватки. Быстро оценив ситуацию, он уже знал, что довольно легко одержит победу, задушив соперника. И ситуация, и баланс сил были на его стороне. Пальцы палача изо всех сил сжимали горло находящегося под ним человека.

И в этот момент его взгляд встретился со взглядом лежащего под ним соперника, и по спине палача внезапно пробежали ледяные мурашки. На лице соперника не было ни капли страха, наоборот, на нем читалась какая-то досада, какая возникает, когда отмахиваются от надоедливой мухи, зная, что в следующее мгновение удар мухобойки прекратит ее приставания. В голубых глазах не было ни тени сомнения, в них читалась только холодная решительность; казалось, что он и не замечает удушающий захват на своем горле, и это в сложившейся ситуации было удивительнее и страшнее всего.

Когда глаза незнакомца внезапно потемнели от внутреннего напряжения, палач воспринял было это как следствие удушения, но грохот рухнувшего столба, сорванного с места нечеловеческим усилием незнакомца и упавшего с частью потолка, указал на его заблуждение. В следующее мгновение чудовищная сила приподняла тело палача, и когда он, с удивлением почувствовав это, то вдруг, ужаснувшись до глубины души, осознал, что он, считавший себя сильным и непобедимым, сейчас не более, чем былинка под ураганным ветром, пичуга в когтях орла или заяц в зубах льва. Однако до конца осознать это он не успел. Душа палача, покинув тело, понеслась к далеким магрибским или абиссинским богам, покинув тело, когда, перевернув палача на живот и оказавшись сверху, незнакомец обхватил его голову обеими руками и резким сильным рывком сломал шею.

Ключи от замков, запирающих цепи, висели на поясе одного из подручных палача, и через короткое время незнакомец, уже без оков, быстро переодевшись в снятые с тела палача штаны и рубаху, пришедшиеся ему почти впору, не обращая внимание на скованных мычащих разбойников, пытающихся делать ему знаки, закинул за спину свой огромный меч, выбранный из груды сваленного оружия.

Ни грохот удара цепи, вдребезги разбившей стол, ни шум падения столба не привлекли ничьего внимания. Звуки закончившейся схватки не донеслись через три этажа до караульного помещения. Вокруг было тихо. Теперь незнакомец наконец-то обратил внимание на разбойников. Подойдя к атаману, он вытащил кляп из его рта.