Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович Страница 11

– За невестой дали приданное в десять тысяч денариев, – продолжал свой невеселый рассказ Никодим. – Все захваченные в плен византийские моряки и пельтасты отпущены на свободу. Надо полагать, божественный Иоанн сумеет оценить ловкость молодого Константина, сумевшего с достоинством выйти из крайне неприятной ситуации.

– Я не думал, что Констанция так богата, – прошипел Санлис, давясь холодной телятиной.

– А при чем здесь графиня, – усмехнулся осведомленный нотарий. – Благородную Элоизу облагодетельствовали бароны Венцелин фон Рюстов и Глеб де Руси.

– Щедрость благородного Глеба воистину не знает границ, – ехидно бросил Ги.

– Быть может, речь следует вести не о щедрости, а о расчетливости, – прищурился на хозяина гость. – Почему бы не предположить, что барон имеет свои виды на знатную вдову.

Предположение было интересным, но, к сожалению, не избавляло Санлиса от хлопот. Если Рожер сочтет выгодным брак с Констанцией, то он просто махнет рукой на ее шашни с Глебом де Руси. В конце концов, он трезвый политик, а не влюбленный юнец, ревнующий свою подругу к первому встречному.

– Куда пропал Андроник?! – почти простонал Санлис. – Он обещал мне голову эмира Халеба.

– Насколько я знаю, даис сдержал слово, – удивленно покосился на хозяина Никодим. – Во всяком случае, Бадр ад-Дин Лулу убит десять дней тому назад. А что касается почтенного Андроника, то он назначил мне здесь встречу. Я жду его с минуты на минуту.

Санлис коротко хохотнул и провел ладонью по взмокшему лицу. Спасение пришло именно тогда, когда он уже начал терять надежду. Смерть эмира Лулу приключилась как нельзя кстати. У благородного Ги появился отличный шанс, выскочить сухим из воды, несмотря на происки своего недруга Ле Гуина. И все-таки он счел нужным переспросить византийского нотария:

– А ты уверен, что Лулу мертв?

– Думаю, Андроник развеет все твои сомнения. Я слышу его голос в прихожей.

И даис Сирии оправдал все надежды благородного Санлиса. Эмир Халеба был подстрелен собственными мамелюками во время соколиной охоты, что позволило заговорщикам списать его смерть на несчастный случай, от которого не застрахованы ни высокородные правители, ни простые смертные. Почтенный Андроник был полон оптимизма и самодовольно потирал руки в предвкушении большого куша.

– Вина гостю, – рявкнул на замешкавшихся слуг Санлис.

Холодную телятину мгновенно сменила баранина в чесночном соусе, к которой почтенный Андроник питал слабость. Даис набросился на нее с такой жадностью, словно голодал, по меньшей мере, неделю.

– Разве ты не получал моего письма? – спросил он у хозяина, старательно работая челюстями. – Я отправил голубя сразу же, как только мне сообщили о смерти Лулу.

– Нет, – досадливо крякнул Санлис.

– Значит, армия не готова к походу? – даже привстал со своего места Андроник.

– Рожер собрал людей, как только узнал о появлении Констанции в Сирии, – усмехнулся Ги. – Они с Ле Гуином вообразили, что графиня явилась к нам с многотысячным войском. Я не стал их разочаровывать до поры.

– Как же ты меня напугал! – облегченно перевел дух Андроник. – В Халебе царит паника. Никто не знает, какому эмиру кланяться. Сейчас самое время благородному Рожеру напомнить о себе.

– А где ты пропадал все это время?

– Договаривался с Бузург-Умидом, – хитренько усмехнулся даис. – Ассасины не будут мешать нурманам, если те уступят им две крепости на юге эмирата.

– Берите, – великодушно махнул рукой барон. – И да поможет нам твой Аллах во всех наших начинаниях.

Как и предполагал Ги де Санлис, известие о смерти эмира Лулу произвело очень благоприятное впечатление на Рожера. Правитель Антиохии был человеком желчным, часто упрямым, но в чем ему никто не мог отказать, так это в умении оборачивать чужие несчастья себе на пользу. Сильно ослабевший в последние годы Халебский эмират манил нурманских и французских баронов, составлявших ближайшее окружение графа Анжерского. Особенно усердствовал по этому поводу барон де Крийон, чьи владения примыкали к границам эмирата. Благородный Мишель полагал, что Халеб можно взять без больших потерь, напугав его жителей долгой осадой. Озабоченные смертью эмира обыватели сами откроют ворота города перед доблестными крестоносцами. Мнение Крийона по поводу Халеба разделяли почти все бароны и шевалье, собравшиеся на совет в цитадели Антиохии. Спор вышел по поводу предполагаемого брака Рожера с Констанцией. Ле Гуин, вернувшийся из замка Ульбаш, не привез четкого ответа на вопрос, который, кстати говоря, не был задан. Правда, Констанция готова была признать Рожера правителем Антиохии до совершеннолетия Боэмунда, но только в том случае если граф Анжерский и все бароны принесут вассальную присягу ее сыну, что уже, между прочим, сделали бароны де Руси и де Сабаль.

– Не знаю я никакого барона де Сабаля! – взревел раненным зверем Крийон, потрясая над головами собравшихся огромными волосатыми кулаками.

Благородный Мишель обладал воистину бычьей силой. Он был коренаст, высок ростом, и его бешеного нрава побаивались не только враги, но и союзники. Разумеется, барон очень хорошо знал Сабаля, поскольку именно к нему отошел город аль-Атреб, дарованный когда-то юному Гуго самим Танкредом.

– По моим сведениям, бароны де Руси и де Сабаль вступили в сговор с эмиром Мардина Ильгази и готовятся к совместному выступлению против графа Рожера, – подлил масла в огонь Санлис.

Конечно, шевалье, собравшиеся в парадном зале графского дворца, благородному Ги не поверили, во всяком случае, сомневающихся было более чем достаточно, однако никому кроме Ле Гуина в голову не пришло вступиться за честь отсутствующих баронов. Впрочем, речь Ричарда тоже показалась многим неубедительной. Глеб де Руси всегда отличался надменным и воинственным нравом, и если уж он взялся помогать щенку Боэмунду, то наверняка пойдет в своих притязаниях до конца. О Гуго де Сабале и говорить нечего, этот авантюрист никогда не согласится с опалой и до конца своей жизни будет бороться за утерянные земли.

– Мы в любом случае не можем оставить замок Ульбаш у себя за спиной, – выразил общее мнение осторожный Луи де Лоррен, никогда прежде не замеченный в излишней резкости суждений. Благородный Луи был далеко не молод, ему уже перевалило за пятьдесят, имел трех дочерей на выданье, и к его мнению прислушивались многие.

– В Ульбаше сейчас находятся не менее тридцати рыцарей и около пятисот сержантов, – попробовал охладить разгорающиеся страсти Ле Гуин. – Вчера туда прибыл Ролан де Бове со своими людьми. Вы что же, собираетесь поссориться еще и с королем Иерусалимским?

– Шевалье де Бове предатель, он связан с мусульманами, это известно всем, – выкрикнул Санлис.

– Нам всем приходится вступать в переговоры с мусульманами и даже заключать с ними договоры, – пожал плечами Ле Гуин, – но это вовсе не означает, что мы изменяем христианской вере.

– Я бы предложил графине Констанции и ее сыну покинуть Сирию и вернуться в Тарент, – сказал Луи де Лоррен. – В случае если она примет наши условия, никто из ее сторонников в Антиохии не пострадает.

– А если не примет? – набычился Крийон.

– В таком случае пусть пеняет на себя, – нахмурился барон. – Мы не можем допустить разлада в своих рядах. Изменники должны быть наказаны.

Благородному Луи никто не возразил, промолчал даже красноречивый Ле Гуин. Взоры всех присутствующих обратились к Рожеру Анжерскому, и граф не обманул надежд своих преданных баронов:

– Мы возьмем замок Ульбаш, если в этом возникнет необходимость, но целью нашего похода остается Халеб. Седлайте коней, благородные шевалье.

Почтенный Саббах еще не успел отойти от прежнего визита Андроника, закончившегося преждевременной смертью эмира Лулу, как неугомонный даис вновь посетил его в печальной обители. Каирскому беку нездоровилось, сказывались, видимо, годы проведенные вдали от семьи и родного Каира. Даже прекрасные женщины, похожие на гурий из рая, перестали волновать его кровь, о чем он с прискорбием и сообщил своему гостю.