Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович Страница 13

– Город мы не возьмем, – жестко сказал он. – Только зря погубим людей. Нам впору не воевать, а просить помощи у славян. Тем более что лютичи христиане. Большого урона их земле мы не нанесли, так что вправе рассчитывать на снисхождение.

– Чудовищно! – всплеснул руками архиепископ.

– Я потерял почти всех своих рыцарей, – зло глянул в его сторону Герман Рейнский. – А мои кнехты воевать против христиан не будут. Не затем мы сюда шли.

Тягостное молчание, воцарившееся в шатре, длилось целую вечность, все ждали, что скажет Альбрехт Медведь, самый старший и самый опытный среди графов и баронов. Однако маркграф почему-то медлил с прочувственной речью. Его опередил Вальтер фон Валенсберг, ворвавшийся в шатер с круглыми от удивления глазами:

– В лагерь прибыл епископ Щетина в сопровождении святых отцов.

– Ну вот, – глухо вымолвил Фридрих Саксонский. – Дождались. Сейчас славяне прочтут нам проповедь о христианском смирении. Они уже врезали нам по правой щеке, самое время подставить левую, не правда ли, благородный Альбрехт?

Глава 4 Господин Великий Новгород.

На пути в родные места Вузлев, как звали его славяне, завернул на остров Рюге. И у Филиппа появилась возможность познакомиться с городом, о котором он столько слышал. Лузарш повидал на своем веку немало крепостей, но Аркона поразила его мощью своих каменных стен и башен. Эта неприступная твердыня на краю земли могла отпугнуть даже самого упорного завоевателя. Не говоря уже о том, что обороняли цитадель самые искусные бойцы, которых породил наш мир. За последние недели Филипп вдоволь насмотрелся на ругов, а потому мог со всей ответственностью судить об их умении. В арконской гавани собралось немало судов, в том числе из германских и франкских земель, что не могло не удивить Филиппа.

– Руги не трогают купцов из тех городов, которые заключили с ними соглашения, – пояснил гостю из далекой Сирии Глеб. – Не так черт страшен, как его малюют.

Вузлева Гаста, похоже, очень хорошо знали в Арконе. Четырем его ладьям, почти по самые борта загруженным добычей, сразу же нашлось место у пристани. Разгружать свои суда Вузлев не стал, из чего Лузарш заключил, что боярин не собирается задерживаться на таинственном острове. В город Вузлев взял только Филиппа и Глеба, оставив всех своих мечников на берегу.

– А Новгород больше Арконы? – спросил Лузарш у Глеба, когда они миновали городские ворота, расположенные в массивной башне.

– Раз в пять, как не более, – усмехнулся младший Гаст. – Хотя внешние стены у нас пожиже. Разве что Детинец может поспорить со здешними укреплениями. Новгородская земля поболее твоей Сирии будет, Филипп. Кстати Новгород хоть и главный, но не единственный из наших городов. Имеются еще Псков, Ладога, Торжок, Хлынов – в общем, есть, где развернуться удачливому человеку. Одних волостей у нас пять, а зависимые от Новгорода земли тянутся аж до Студеного океана. Что же касается ругов, то они обречены, не вслух и не в этих стенах будет сказано.

– Почему? – удивился Филипп. – Ведь славяне одолели алеманов, а это не каждому народу под силу.

– Князей много, а ладу между ними нет, – горько усмехнулся Глеб. – Видел, сколько людей поднялось по слову папы – на два похода хватило. А у кудесника Богумила под началом от силы пять-десять тысяч человек. За свою землю славяне готовы биться, а за чужую нет. А чужими они считают не только земли германские, но и земли других славянских племен. Вера тоже князей разобщает – одни как лютич Ратибор уже приняли христианство, другие, как Никлот, еще держаться за старых богов.

– А почему в Арконе храмы деревянные? – удивился Филипп, разглядывая огромное сооружение, поразительных пропорций и красоты, украшенное причудливой резьбой.

– Славянские боги не живут в каменных домах, – пояснил Глеб. – Зато сами руги придерживаются иного мнения.

Усмешка на красиво очерченных губах Гаста была, что называется, к месту. Каменных домов в Арконе оказалось больше, чем деревянных. Причем преобладали огромные здания в два-три яруса, способные вместить до сотни человек. Стояли они почти впритык друг к другу, и каждое представляло собой крепость внутри крепости.

– Они родами живут, – пояснил Глеб. – У каждого рода своя земля за пределами Арконы, там руги тоже строят жилища. Заметил, что на улицах почти нет женщин? А ведь у каждого руга по две, а то и по три жены. В случае серьезной опасности они привозят их сюда, за стены крепости. Здесь у них припасы и казна. У каждого рода своя казна и свои припасы. Да и храмы накопили немало богатств для своих богов, оттого и зарятся на Аркону все охотники за златом и серебром.

Филиппу и Глебу хватило полдня, чтобы обойти весь город и осмотреть его храмы, правда, только снаружи. Гаст почему-то не рискнул ввести гостя под величественные своды, видимо не рассчитывал на теплый прием. Впрочем, Филипп и не настаивал, ему и без того хватало впечатлений. Этот чудом уцелевший осколок уходящего мира внушал не только уважение, но и грусть по поводу его грядущей судьбы. Глеб, скорее всего, прав. Папы и епископы не потерпят, чтобы в Европе процветал иной уклад жизни, далекий от христианских идеалов, которые они насаждали с тупым упорством.

– Базиль встречается с кудесником?

– Да, – не стал скрывать Глеб. – Белому Волку всегда есть о чем поговорить с волхвами.

Видимо, разговор получился не слишком веселым, во всяком случае, Вузлев Гаст всю долгую дорогу до Новгорода был сосредоточен и хмур. Филипп не докучал ему расспросами, но с удовольствием слушал рассказы Глеба о городе, в котором ему еще предстояло побывать. В Новгороде было две стороны, Софийская и Торговая, разделенные рекой Волхов, впадающей в Ладожской озеро. Стороны делились на пять концов, Словенский, Плотницкий, Загородский, Гончарский и Наревский. Два последних располагались на левом берегу, остальные на правом. Город вел торговлю не только со славянскими княжествами, но с германцами, франками, скандинавами и волжскими булгарами, о которых Филипп слышал в первый раз.

– Наши булгары вашим сельджукам почти родня, – пояснил Глеб, – и язык у них сходен, и обычаи, и даже вера – мусульманская.

– А князь в Новгороде есть?

– Есть, но только пришлый. Ему даже землей новгородской запрещено владеть. Коли люб он новгородцам, то его терпят, а коли не по сердцу пришелся, так могут и прогнать. Вече новгородское иной раз бывает капризно, как девка на выданье.

– Вече – это что?

– Собрание горожан. С ним вынужден считаться не только князь, но и Господа. В последней заседают бояре и богатые купцы, а возглавляет Господу новгородский архиепископ, вместе с посадником и тысяцким. Посадник гражданскими делами управляет, тысяцкий – военными.

– И в остальных русских землях такой же уклад? – спросил заинтересованный Филипп.

– Нет, – покачал головой Глеб. – На Киевщине и в Суздальской земле князья большую волю взяли. Но и им приходится считаться не только с боярами, но и с простыми горожанами. Ремесленников у нас в городах много, Филипп, не менее чем в твоей Сирии. Видел, какие мечи мне сковали в Суздале – из вороненой стали. У нас их называют харалужными. Дамасским клинкам крепостью не уступят.

– А кто тебя двумя мечами биться научил?

– Есть в вятских лесах такие умельцы, – усмехнулся Глеб. – Ты боярина Кучковича помнишь, который вместе с полоцкими князьями в Антиохию приходил? Он как раз из вятичей, с Москва-реки. У Гастов там владения обширные. Можно сказать мы с теми Кучковичами соседи. Пока отец был жив и сидел княжьим наместником в Ростове, то в тех краях был мир. А после его смерти князь Юрий загоношился, пошел на вятичей войной. Но на лесовиков где сядешь, там и слезешь. У них больших городов почти нет, по усадьбам сидят, а те усадьбы, что твои замки. И за каждым боярином – род, а то и племя. Пришлось Юрию Владимировичу с Кучковичами родниться. Когда я из вятских земель в Новгород уходил, князь сына Андрея женить собирался. Девки у Кучковичей как на подбор – бери любую.