Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович Страница 14

– Это что же за болезнь такая? – развел руками Саббах.

– Запой, – бросил ему в сердцах Андроник. – Та же участь ждет и тебя почтенный бек, если ты и дальше будешь нарушать запреты пророка.

– Какое несчастье! – только и сумел вымолвить потрясенный каирец.

В отличие от Саббаха, Андроник ужасался мысленно, не желая делиться своими страхами с умным аль-Кашабом. Тщательно разработанный замысел даиса Сирии мог пойти прахом в течение всего нескольких дней. Для этого Ильгази достаточно было миновать ущелье, охраняемое горсткой людей и вломиться в открытые ворота Антиохии. К счастью, эмир не поверил в благосклонность Аллаха и обратился за советом к глиняному кувшину с вином. Результат не заставил себя ждать, Антиохия ускользала из рук впавшего в горячку Ильгази, и теперь ее участь во многом зависела от расторопности почтенного Андроника.

Увы, судьба, зло посмеявшаяся над Ильгази, решила подшутить и над даисом. Когда он, наконец, добрался до обреченного на заклание города, там царила полная неразбериха. Ладно бы она царила на улицах, так ведь нет, она господствовала в головах людей, которых Андроник еще недавно считал умными. Ги де Санлис, которому покойный Рожер доверил управление городом на время своего отсутствия, узнав о чудовищном разгроме, отдал приказ своим сержантам разоружить горожан, причем как мусульман (что еще можно было как-то объяснить), так и христиан, сыновья и братья которых полегли на Кровавом поле вместе с нурманами и франками. Разумеется, сирийцы, греки и армяне возмутились. Санлис со своими сержантами укрылся в цитадели. Возмущение неизбежно бы переросло в бунт, если бы не Ле Гуин, вернувшийся в город с остатками разбитого войска. Первым делом коннетабль отменил безумный приказ маршала и освободил от налогов семьи, потерявших своих кормильцев. Эти действия благородного Ричарда обыватели Антиохии сочли разумным. Так же как и заявление патриарха Рикульфа, приказавшего впредь не чинить препятствий местным христианам в отправлении их обрядов. Бунт удалось предотвратить, но спокойнее в городе от этого не стало. Все ждали появления у стен Антиохии армии Ильгази – христиане с сердечным трепетом, мусульмане с надеждой.

– Эмир не придет, – огорошил внимавших ему друзей почтенный Андроник. – Во всяком случае, в ближайший месяц.

– Быть того не может! – ахнул потрясенный Санлис.

– Ты сообщил о поражении крестоносцев сиятельному Федустию? – спросил даис у Никодима.

– В первый же день, – кивнул нотарий. – Голубь уже вернулся с ответом. Эпарх Киликии испугался победоносного Ильгази и не рискнул двинуть пельтастов в Сирию. Он ждет указаний из Константинополя.

– Какой идиот! – даже крякнул с досады даис.

– Кто же знал, что с эмиром случится несчастье, – развел руками Никодим.

– Я знал, – рявкнул Андроник. – И сообщал Федустию, что Ильгази горький пьяница. Пошли еще одного голубя с письмом, а следом – гонца с посланием от благородного Ги де Санлиса к басилевсу Иоанну со слезной просьбой, взять под свою могучую длань город Антиохию и прилегающие земли.

– Ты толкаешь меня к измене, даис! – возмутился благородный Ги.

– Кому? – холодно полюбопытствовал Андроник. – Рожер убит, а притязания юного Боэмунда совет баронов отверг с порога. Ты ничем не рискуешь, друг мой, впуская византийских пельтастов в город. Зато промедление может стоить тебе головы. Если Ле Гуин договорится с Констанцией и бароном де Руси, а это, ввиду сложившихся обстоятельств, более чем вероятно, тебе повесят раньше, чем ты успеешь сказать хотя бы слово в свое оправдание.

Горькое пророчество Андроника стало сбываться даже раньше, чем он ожидал. Не прошло и двух дней, как в Антиохию вступил наследник Боэмунд, сопровождаемый матерью, баронами де Руси и де Сабалем, сотней благородных шевалье и тысячью сержантов. Если учесть, что гарнизон Антиохии насчитывал не более двух тысяч человек, деморализованных недавним поражением, то решение коннетабля не препятствовать своим недавним противникам, многим показалось более чем разумным.

– Где я тебе найду другого претендента на власть! – рявкнул на взбешенного Санлиса благородный Ричард.

– А Тереза, вдова Рожера, чем тебе не претендентка? – не уступал Ги.

– Не лишено, – задумчиво произнес барон де Крийон, чудом уцелевший в последней битве, но потерявший едва ли не всех своих вассалов и сержантов. – Если вокруг Терезы сплотятся благородные шевалье, и если мы найдем подходящего кандидата ей в мужья, то многое можно будет исправить.

– Шевалье уже сплачиваются, – горько усмехнулся Ле Гуин, – вокруг Констанции, родной сестры короля Людовика. Ты единственный из французов, благородный Мишель, который еще не склонил перед ней голову. А что касается нурманов, то весь цвет нашего рыцарства полег на Кровавом поле. Во всей Антиохии сейчас нет недостатка только во вдовах да безусых мальчишках, не способных поднять отцовский меч. На совете баронов мы неизбежно проиграем юному Боэмунду по одной простой причине – нас будет меньше.

– Шевалье де Сен-Клер, – резко обернулся к юноше, скромно стоящему у дверей Крийон, – ты женат?

– Не успел, – слегка порозовел рыцарь.

– Благородный Ричард и я предлагаем тебе руку старшей дочери барона де Лоррена вместе с титулом ее отца, павшего на поле брани.

– Я согласен, – отозвался слегка ошалевший от грядущих перемен Сен-Клер.

– Вот тебе еще один барон, Ле Гуин, преданный благородной Терезе душой и телом, – криво усмехнулся Мишель.

– Там в прихожей я видел трех оруженосцев, – задумчиво проговорил Санлис.

– Нурманы? Зови!

Оруженосцы были настолько молоды, что у них еще усы не отрасли. Поход к замку Ульбаш был для них первым и уцелели они только потому, что остались в осаде, когда их менее везучие сверстники отправились вместе с рыцарями Рожера Анжерского осаждать Халеб.

– Шевалье де Бари, де Вилье и де Саллюст, преклоните колена, – распорядился Крийон, обнажая тяжелый меч. Этим мечом он взмахнул трижды. И три свежеиспеченных рыцаря почти одновременно вскочили на ноги. – Божье благословение вы получите от патриарха Рикульфа. Сен-Клер, сделай милость, проводи к нему благородных мужей.

Ле Гуин смотрел на барона де Крийона с изумлением, Санлис – с обожанием. Оба ждали от расторопного Мишеля объяснений, и тот не замедлил их дать.

– Антиохия не может оставаться без благородного сословия, – спокойно заметил Крийон. – Мы потеряли более тысячи рыцарей. Почти все замки остались без хозяев. Надо даровать золотые шпоры сыновьям благородных шевалье и переженить их на богатых вдовах.

– Боюсь, что на всех вдов оруженосцев не хватит, – с сомнением покачал головой Ле Гуин.

– Тогда отбери достойных и храбрых сержантов и жени их на благородных дамах, Ричард, – посоветовал Крийон. – В их лице ты обретешь преданных и надежных союзников.

Пример нурманов оказался заразительным. Французы не замедлили пополнить ряды своих приверженцев. В городе стало тесно от новоиспеченных рыцарей. А браков было заключено в эти дни столько, сколько в более счастливые времена не заключалось и за год. Клирики из окружения патриарха Антиохийского выразили было свой протест по поводу столь вопиющих нарушений всех христианских обрядов. Ибо посылать под венец вдов, едва успевших похоронить своих мужей, многим казалось кощунством, однако патриарх Рикульф заявил, что берет сей невольный грех благородных дам на себя, после чего ропот немедленно смолк, а торжественные церемонии продолжились. Замки стремительно обретали новых хозяев, а безутешные вдовы – мужей, годившихся им в сыновья. Сотни антиохских обывателей сбегались к дверям храма, дабы поглазеть, как безусые отроки ведут к алтарю располневших с годами матрон, коим следовало скорее думать о своей душе, чем о свадьбе. Однако ропота не было, все, включая благородных дам, отлично понимали, в каком положении оказалась Антиохия, и как тонка нить, связывающая их с прежними благополучными временами. По городу метались панические слухи о приближении то эмира Ильгази, то византийцев во главе с сиятельным Федустием. Отношения между французами наследника Болдуина и нурманами Ле Гуина портились с каждым днем, грозя перерасти в кровавую и губительную для всех свару. Воистину для Антиохии наступали последние дни. В довершение всех бед эпарх Киликии Федустий оказался дураком и трусом. Он так и не двинул свои войска на помощь ослабевшему и раздираемому враждой графству. Зато в город прибыл сенешаль де Бове с горсткой рыцарей и сержантов. Благородный Ролан тут же объявил себя посланцем короля Болдуина и взял от его имени под опеку юного Боэмунда. Андроник обругал последними словами ни в чем не повинного Никодима и отправился вместе с Санлисом к вдове Рожера Анжерского. Именно на благородную Терезу заговорщики отныне возлагали все свои надежды. К сожалению, безутешная вдова, прожившая последние шесть лет в одиночестве и забвении, еще не успела забыть, какую роль в ее горестной судьбе сыграл хитроумный Ги, а потому и не спешила заключать его в дружеские объятия. Андроник окинул взглядом унылую обстановку, окружающую претендентку на величие, и пришел к выводу, что Рожер Анжерский, царство ему небесное, был человеком мстительным и ревнивым. Он так и не смог простить жене измену и содержал ее все эти годы в черном теле, лишив не только привычной роскоши, но и всего необходимого. Дом, выделенный Терезе для проживания, больше напоминал тюрьму, ее окружали люди грубые и злобные, способные отравить существование даже самой терпеливой женщине. Похоже, за шесть минувших лет благородная дама ни разу не обновляла свой гардероб, во всяком случае, человека с изысканным вкусом ее поношенный пелисон мог бы привести в ужас. Грубый дубовый стол, заставленный глиняными горшками, узенькое ложе, вполне годное для благочестивого монаха, истязающего плоть – вот и все чем могла похвастаться женщина, слывшая когда-то едва ли не первой красавицей Сирии. Санлис попытался было с порога поставить благородной Терезе свои условия, но встретил столь холодный прием, что посулы и угрозы мгновенно застряли у него в горле. Заточение хоть и подточило силы женщины, но отнюдь не сломило ее гордого нрава. Андроник, в отличие от торопливого Санлиса никаких условий Терезе не ставил, зато предложил ей перебраться во дворец, более приличествующей положению вдовы Рожера Анжерского.