Александр Прозоров - Последняя победа Страница 2

– Благодарствую за помощь, мудрая Митаюки, – низко поклонился девушке бывший шаман, поймал за руку. Но не поцеловал, как принято у иноземцев, а ловко, одними пальцами сунул что-то в ладонь, сжал ее и отступил.

– Что там, дщерь моя? – неожиданно громко спросил незаметно приблизившийся отец Амвросий, тоже спустившийся во двор.

– Мы говорили о боге, отче, – перешла на русский язык ведьма, размашисто осенила себя крестным знамением, поклонилась в сторону ворот.

Воины сир-тя немедленно последовали ее примеру.

– Господь любит вас, чада, – довольно улыбнулся священник. – Да пребудет с вами милость Иисуса!

– В трапезную идет, – негромко сообщила воинам Митаюки-нэ. – Можете пока в святилище подняться и облик младших богов рассмотреть. Георгий по левую руку от распятия будет, а Параскева напротив, возле двери.

– Благодарю, мудрейшая, – опасливо стрельнул взглядом в спину удаляющегося священника шаман и бесшумно взметнулся вверх по лестнице.

Девушка опустила глаза, раскрыла ладонь. В ней блеснул зеленью довольно большой нефритовый крест, испещренный глубокими золотистыми прожилками. Чуть расширяющаяся к краям перекладина, отверстие колечком наверху, шарик внизу. Невероятная драгоценность – не так-то просто выточить подобное украшение из твердого как сталь камня. К тому же нефрит – очень восприимчивый к заклятиям материал, из него получаются прекрасные амулеты.

Чародейка пожалела, что не спросила имени шамана. Такие подарки требуют ответной награды, достойны долгого покровительства. Впрочем, не последний раз, вестимо, видятся! Встретит она еще этого тотемника, ответит добром на доброту.

Однако дела не ждали. Хозяйке требовалось закончить обход своего дома. Девушка решительно крутанулась и отправилась в затянутый широким навесом из шкуры змееголова угол двора, из которого доносились пряно-мясные ароматы.

Митаюки считала ниже своего достоинства завтракать с прочими, низкородными сир-тя – однако и к хозяйскому столу тоже присоединялась лишь изредка. Казаки относились к жене своего атамана с большим уважением. Они помнили, кто смог так ловко обустроить поход в дикие земли, что после нескольких кровавых битв ватажники не то что не понесли потерь, но и смогли разрастись в огромную армию, ныне насчитывающую больше тысячи копий. Помнили о закопанных на острове у залива многопудовых золотых идолах, о способности ведьмы заморачивать головы, отводить глаза, становиться невидимой… И, конечно же, помнили о подарках: невольницах, украшениях, личных покоях.

Храбрые белокожие иноземцы Митаюки-нэ уважали, но чародейка предпочитала не перегибать палку. Когда жена атамана присутствует на пирах, иногда хвалит их, говорит здравицы – ей всегда рады. Если она будет сидеть над душой постоянно, напоминая о своем превосходстве, мешая болтать о своих мужских затеях – могут и возненавидеть. Посему ведьма появлялась в трапезной лишь тогда, когда разговор обещал быть важным и интересным. А в обычные дни…

– Завтрак для моего мужа и его воинов готов? – сурово спросила она, входя на кухню.

– Да, госпожа! Да, да… – поспешно склонились перед ней в поклоне стряпухи, набранные в родах тотемников, что первыми примкнули к казачьей ватаге. Они получили в последнем походе больше всего славы и добычи и потому считались самыми преданными из союзников. Подпускать к пище рабынь Митаюки-нэ, понятно, не рисковала. Мало ли – красухи какая-нибудь обиженная сиротка подбросит или желчи гадюки выдавит? Что тогда?

– Все в порядке? Продукты добрые, приправы свежи?

– Да, госпожа!

– Посмотри мне в глаза! – потребовала чародейка.

Женщина распрямилась, и Митаюки хищно впилась взглядом в ее темно-карие очи.

Юная ведьма, увы, не умела читать мысли, как ее учительница, злобная служительница смерти Нинэ-пухуця. Однако эмоции чувствовала очень неплохо. Служанку переполнял страх. Страх без малейшей примеси вины. Первое было нормально: несчастная боялась ее, Митаюки-нэ, повелевающую иноземными воинами чародейку. Второе – хорошо. Значит, продукты не испорчены, с блюдами ничего не напутано, никакой отравы, само собой, не подсыпано. Можно не бояться.

Девушка кивнула, позволяя стряпухе расслабиться, но сама положила ладони на головы ее помощниц, прислушалась к их эмоциям, слабо улыбнулась:

– Показывайте, чем будете угощать наших повелителей?

– Вареное мясо волчатника, товлынга, трехрога, – отступив, торопливо заговорила женщина, – луково-морковный соус с клубнями широколиста, копченый окорок…

– Не спеши, – размеренно остановила ее чародейка, извлекла из ножен клинки: длинный граненый стилет и обсидиановый нож. Подошла к котлам. Наколола край мясного куска, провела черным вулканическим стеклом, отделяя ломоть, отправила в рот, медленно прожевала, кивнула.

– Волчатник нежнее, – забеспокоилась стряпуха. – Поперва его отведай, госпожа. Вот здесь, в крайнем котле. Соус горячий… Коруха, зачерпни ложку и подуй, дабы остыл!

Одна из девушек кинулась исполнять приказание, а Митаюки тем временем двинулась вдоль навеса, снимая пробу по очереди с каждого блюда. И к тому моменту, когда проверила все – соус был уже едва теплым, а сама чародейка – сытой. Чародейка приняла из рук служанки большой черпак, с удовольствием осушила, наслаждаясь остро-пряным соусом, кивнула:

– Я довольна вами, потомки великих нуеров. Вы настоящие мастерицы, достойные похвалы. Отправляйте все блюда в трапезную, казаки уже сбираются за столом. Отложите немного соуса, копченого мяса и кусочек товлынга для моих слуг, чуть позже я пришлю Вэсако-няра или Сай-Меени… Хотя нет, – тут же передумала она. – Пусть белые иноземцы поедят вдосталь, а моим слугам дадите что-нибудь из того, что останется.

– Да, госпожа, – склонились обрадованные похвалой служанки.

Митаюки-нэ еще со времен Дома Девичества усвоила, что доброе слово часто способно заменить награду материальную. А коли так – зачем тратиться на подарки, если можно обойтись несколькими словами и легким воздействием на разум смертных, усиливая в их душах ощущение благодарности и восторга?

Подкрепившись, чародейка пересекла двор и вышла из крепости по подвесному мосту – мимо замерших, втянувших животы привратников, не спеша прогулялась через обширный ратный лагерь, окружающий рубленую твердыню: десятки чумов, костры с кипящими котлами либо просто жарящимся на углях мясом, расстеленные шкуры и кожи, составленные в пучки копья и разложенные тут и там щиты.

Армия!

Как и ожидала юная ведьма, известия о победах племен, примкнувших к белокожим иноземцам, быстро разлетелись по окрестным лесам и рекам, вызвав зависть у откочевавших родов, – побоявшихся крови и сохранивших преданность старым богам. Теперь очень многие из сбежавших воинов, а то и вождей потянулись к русским острогам, надеясь принять участие в новых походах. Или, вернее, – в будущих грабежах.

Но какая разница, с какой целью мужчина взялся за копье, если он сражается на твоей стороне и выполняет твои приказы?

Воины, завидев жену белокожего атамана, еще издалека торопливо вскакивали, склоняли головы, громко желали ей благополучия и хорошего дня, стараясь обратить на себя внимание девушки. И это уважение, преданность, всеобщее почтение ласкали сердце Митаюки, словно поливая ее душу сладким медом.

Кто бы мог подумать, глядя со стороны, что хозяйка всех этих земель и людей по всем законам и обычаям числится всего лишь рабыней северных дикарей?

Однако учению смерти нет дела до людских правил. И потому достойная ученица всеми проклинаемой колдуньи повелевала, а не пресмыкалась!

Чародейка миновала лагерь, миновала стоянку тотемников из селения храброго Торхада, ставших одними из первых казацких союзников, и по узкой тропинке ушла в густой кустарник. Воины многозначительно переглянулись. Они привыкли к почти ежедневным визитам супруги самого главного белокожего вождя, но никак не могли привыкнуть к тому, чем они заканчивались. Правда, Митаюки-нэ попросила их никому об увиденном не рассказывать. И верные соратники честно молчали.

Буквально просочившись через заросли, девушка вышла к самому срезу воды, опустилась коленями в рыхлый песок, глубоко вздохнула и полуприкрыла глаза, чуть разведя руки ладонями вверх.

Ничто не дается просто так. Даже колдовские способности. И потому каждое утро не меньше часа чародейка посвящала повторению упражнений, которым научила ее старая Нинэ-пухуця. Митаюки-нэ слушала окружающий мир, дышала им, внимала, пропитывалась, пока не становилась его частью; пока не начинала его видеть глазами парящих над деревьями драконов, слышать ушами затаившихся среди ветвей белок, обонять носами роющих землю кротов. Иногда она концентрировала внимание на ком-то из животных и вынуждала их изменить полет или перепрыгнуть с ветки на ветку. Не потому, что чего-то хотела, а просто для развлечения. К тому же чем чаще она так поступала, тем легче ей удавалось овладевать чужим сознанием.