Времена года. Золотое лето - Гончарова Галина Дмитриевна Страница 21

Получится?

Должно.

Женя задумчиво кивнул и сам осознал, как ему стало вдруг легче. Теплее, что ли?

– И когда я так промерзнуть успел?

– А вот я сейчас чайку согрею, тор, у меня и заварка припрятана хорошая, еще с ранешних времен… не извольте беспокоиться, и медку ложечка найдется…

Пахом, которому тоже полегчало, захлопотал вокруг и тоже подумал, что вечер какой-то сырой.

Промозглый, что ли?

Или это Хелла взгляд бросила? Вот душа и заледенела? Впрочем, на войне не до таких материй.

Рота Изместьева шла, как приказано.

Им надо было обойти село справа, выйти к железнодорожной ветке и перерезать ее. Так уж оно было расположено. Холм, ветка, которая его огибает как раз справа, потом переправа через реку, еще один холм, на этот раз слева – и в долине, собственно, Егорьевка.

Идти им предстояло достаточно долго – часа два-три, поэтому шли ходко. Им бы надо еще в час Волка выйти, да не получилось.

Разведка донесла, что все спокойно, подвоха никто не ждал… И когда сухо захлопали выстрелы, сначала даже не осознали, что происходит.

Потом уже, через пару минут… да, бросились на землю, отстреливались, но поздно, непоправимо поздно.

«Счастливчики» расстреливали противника, словно в тире. Они-то эту местность знали, устроились заранее, засаду подготовили, окопались…

И палили по живым мишеням.

Никон хоть и был за анархию, но не у себя в войске. И если кто решился бы ослушаться его приказа… этим людям не посчастливилось бы. Рука у атамана была тяжелая.

Изместьев умер одним из первых.

Он так и не поменял свой блестящий гвардейский мундир на нечто более темное, простое… хотя война! Но ведь и задание было простое! Пройти, взорвать, вернуться…

Подвоха никто не ждал, а получилось…

На черной земле, на зеленой молоденькой травке остались лежать несколько десятков трупов. Остальные попросту попали в плен. И вскоре позавидовали мертвым.

Забегая вперед: Никон гуманностью не отличался. И пули жалел. Поэтому по-простому приказал своим ребятам поупражняться в «рубке лозы».

Вооруженные шашками, против безоружных…

Печальное зрелище. И мучительная смерть.

Рота Белкина шла ходко, сторожко поглядывая по сторонам. Все равно царапало что-то… неприятно было. Так что Белкин махнул рукой и пустил вперед своих разведчиков. Алексеевские – оно понятно, ходили, разведали. А у него и свои двое в роте есть. И пройдут, и выйдут, и кого хочешь выведут. Очень полезные люди. Один разведал, вернулся, второй пошел вперед…

Белкин и не удивился, когда ему доложили, что впереди «счастливчики». Стоят и словно ждут кого…

Стоят?

Ну… ладно! Лежат!

Хорошо устроились, секреты себе сделали, и так они сидят, чтобы дорогу к железке перекрыть. И ведь прямо по пути…

Обойти?

Белкин и не сомневался.

Обходить, и только обходить.

Или?

Если так подумать, ввязаться в драку они могут. И победить – тоже. «Счастливчики» рассчитывают на одно, получат другое. Одно дело резать беззащитных, другое – воевать всерьез. Могут и дрогнуть, и побежать.

А могут и начать отстреливаться. Рота задержана, и дело не сделано. К Белкину помощь не придет, а к «счастливчикам» – запросто. Нет, так не пойдет. Лучше их обойти сторонкой, да и к железной дороге. А там уж…

Разберемся – и на обратном пути можно переведаться. А чтобы точно дело сделать – поделиться на две части. И шума меньше получится, и кто-то точно дойдет и полотно заминирует…

Белкин понимал, что шансов вернуться назад – мало. Но приказ надо выполнять. Даже если ты погибнешь, будет жить Русина.

Честь и верность – не пустые слова.

Заалела полоска на востоке.

Запели рога.

И всадники потекли вниз по склону, к беззащитному селу.

Они уже предвкушали победу. Они знали – сейчас они доскачут до мирных хижин, сейчас промчатся по улицам, вызывая крики ужаса, сейчас обагрят свои сабли… если найдется кто-то противостоять им.

Сейчас…

Кажется, какие-то «счастливчики» в селе есть. Сотня – или две? Что ж, пусть бегут, кто успеет и сможет. А нет…

Илья скакал впереди.

Ветер бил ему в лицо, уносил дурные мысли. Всю ночь ему толком не удавалось поспать. Почему-то снилась Анна, которая грозила ему пальцем. И звучала, пробивалась сквозь сон, дурацкая детская присказка.

Поменял добро на помойное ведро…

Откуда оно взялось? Как-то раз Гошка услышал ее на улице и повторял целый день. Потом забыл, конечно, а у Ильи и всплыло сейчас…

Поменял добро…

И не будет добра в его жизни. Зато будет азарт боя, схватки… и когда он бросит к ее ногам знамена врага, она поймет…

Она узнает…

Сейчас, вот уже немного… и все будет…

С двух сторон резко ударили пулеметы. Коня под Ильей убило первым же выстрелом, мужчина дернулся, вылетел из седла и полетел головой вперед в колючий куст. По-своему Алексееву даже повезло. Его не затоптали и не убили. Но оценить это везение Илья не мог. Он крепко приложился кудрявой головушкой о землю и потерял сознание.

Никон рассудил просто.

Допускать врага в село не стоит, там с ним справиться сложнее будет, да и железная дорога пострадать может. Перебьется.

А вот расстрелять на подходе…

Да со всем нашим удовольствием!

Поставить пулеметчиков в нужные места, чуточку подтолкнуть Алексеева к нужному решению – это ж не Валежный, не Логинов! Собственно – никто! Шаркун паркетный, выполнять чужие приказы он может, а вот свои раздавать…

Разве что за неимением лучшего.

Поэтому Никон сговорился с разведчиками, которых выслал Илья. Четверых пришлось сложить под кустик, остальные согласились, потом Счастливый поставил приманкой небольшой отряд – и расставил пулеметы.

Илья пошел вниз по склону, в этот момент в дело вступили пулеметы и в бок атакующим ударили конники, начисто вырубая ошеломленного противника.

Запах крови и запах взрытой копытами земли, запах дыма и пороха, конского и человеческого пота – все смешалось в прозрачном утреннем воздухе. И крики…

Жутковатая симфония смерти.

Крики боли, стоны, проклятия, ругательства и мольбы людей, крики коней… вы не слышали, как кричит раненая лошадь? Вам повезло…

Грохот орудий и треск пулеметов, свист рассеченного острым железом воздуха…

На войне – не просто страшно.

На войне умирают.

Пехота?

Так и на пехоту нашлось свое средство. Железная ж дорога!

То есть – дрезины. Которые тихо-тихо, без шума, подошли ночью в нужное место, которые подвезли нечто нужное. Особой пехоты у Счастливого не было, но были орудия.

А вот и…

Грохотнула пушка. И еще раз, довершая разгром…

Или…

Не пушка?!

Никон, который с удовольствием наблюдал разгром врага, даже не вступая в бой сам (он что – идиот Алексеев?) обернулся. Грохот донесся не с той стороны, в которую подвезли пушки.

Грохот донесся…

Проклятие!

Алексеева-то Никон разнесет в пух и прах!

Но есть подозрение, что железная дорога тоже потеряна.

Когда до Белкина донесся шум боя…

Не может такого быть?

Да вот еще как может! Когда сшибаются несколько тысяч людей и с одной, и с другой стороны, слышно очень хорошо. И пушки.

И пулеметы…

А еще – дрожит земля, которую обильно поливают кровью. Кровью людей, которым жить бы да жить. Кровью родных ее детей…

Она дрожит и плачет, она стонет и трепещет от ударов. И это тоже чувствуется…

Белкин знал, что идет бой. И… это не стычка, на которую рассчитывал Алексеев. О нет! Здесь все серьезнее. А голоса пушек и вообще слышны издали.

– Тор, никак наши бьются?

Пахом был рядом. И чему бы тут удивляться?

Белкин вздохнул.

– У нас есть приказ. Выполняем. А пока… Федот, Силантий – давайте-ка назад. Посмотрите, что там за обстановка, да и доложите. Мы вас подождем… в леске.