Михаил Афинянин - С отрога Геликона Страница 29

Очнувшись, Геракл посмотрел богине вслед. Она устремлялась вдаль – туда, куда не поспели еще грозовые облака, где небо было еще чистым. На западе же все вновь, как и раньше, было затянуто мглой.

– Геракл, ты жив? – кричали ему снизу.

– Да! – отвечал он, хотя и едва слышал сам себя.

– Что это было?

Он снова вышел к рыбакам.

– Это, друзья, пронеслась в колеснице щитоносная богиня. Чтите ее и любите! Если бы не она, костер наверху вспыхнул бы. Она защитила его от молнии!

Но слова Геракла были рыбакам невдомек. Находясь внизу под холмом, они видели только свет, но не саму богиню. Ничего не поняв и только пожав плечами, они вернулись к тяжелой работе. «Она говорила, что заодно с Зевсом, – думал про себя Геракл. – Так значит, неправду говорят, что это Зевс мечет молнии?»

Дальше все пошло так, как и было задумано Гераклом. Протока была завалена камнями и с фиванской, и с орхоменской стороны. Дождь сделал свое дело: наутро Копаида разлилась так, что пройти войску между ней и Лафистионом не было никакой возможности, но Эргин решил выступать под моросящим дождем по разбитой, неприспособленной горной дороге и, несмотря на повисший над озером туман. К Галиарту минийская армия подходила обессиленной противоборством не с врагом, а с упрямством и самонадеяностью собственного начальника. Со скал на орхоменцев обрушился град стрел и камней. Никто из них, включая царя, не спасся: все пути были отрезаны. Рассчет Геракла оказался как нельзя более верным. Эргин был умерщвлен собственноручно им, Гераклом, пущенным копьем.

Увидев, однако, что по причине густого тумана в минийской столице, видимо, не подозревают о поражении, Геракл решил не останавливаться на достигнутом. Действовал он быстро и почти по наитию. Под покровом завесы Амфитрион, перевооружив своих лучников в снятые с врагов доспехи, подошел вплотную к подошве холма. Геракл взял с собой двадцать пять наиболее крепких тяжеловооруженных и отправился на протоку. Оттуда этот отряд отчалил тоже в направлении Орхомена и, едва ли не на ощупь найдя место для высадки, затаился с противоположной стороны холма. К вечеру туман рассеялся, и тогда Промах, оставленный сторожить протоку, поджег сигнальный огонь.

Это была еще одна ловушка для миниев. Лишь только они открыли ворота, чтобы выпустить на подмогу отряд, как на них набросились воины Геракла. Над городом взвилась огненная стрела – сигнал Амфитриону подниматься к воротам. Стремительным напором преодолев охрану у западных ворот, Геракл во главе своих воинов ринулся, не глядя по сторонам, на соединение с отцом к воротам восточным. Не ждавший нападения Орхомен, оказался не готов. Охрана западных ворот была точно так же смята, ворота открыты. Армия Амфитриона без помех вошла в южную столицу миниев. Впрочем, большой крови удалось избежать: увидев на врагах доспехи, которые только недавно носили их собственные воины, орхоменцы поняли, что сопротивляться не имеет смысла и, покорные своему злому року, сдались на милость победителя. Фивы ликовали.

Через два дня, которые народ провел в празднествах, Креонт решил выступить перед народом. На агоре перед дворцом собралась огромная толпа: мужчины, женщины, маленькие дети, оседлавшие шеи отцов. Царь вышел на ступени. Позади него были шли главные победители, Амфитрион и Геракл, чуть дальше за ними Лаодамант.

– Фиванцы! – обратился Креонт к горожанам. – Я хочу верить, что многим из нас и даже мне, несмотря на мой возраст, удастся увидеть родной город цветущим, каким я помню его с детства и до тех пор, пока эдипово проклятье не обрушилось на нас. Среди вас есть еще мои сверстники. Они напомнят молодым, какой была раньше Тенерийская равнина. Насколько больше хлеба и бобов мы сеяли, какие прекрасные были на берегу Ликерии смоквы. Долгое время земля пустовала, сады пребывали в запустении. Дорога в Авлиду была нам перекрыта, между тем, как раньше из этой гавани мы получали прекрасное вино с Крита, посуду со всех стран востока, которую привозили те же критяне, олово из северных стран, которое мы покупали на островах близ Италии. Пусть не удивляются молодые. Мы лишь недавно в силу тяжелых бед замкнуты в своих пределах, но так было не всегда. Нас знали далеко за границами нашей земли и, будем надеяться, что еще не забыли. Но если даже и забыли, то теперь, когда наш самый лютый враг повержен, я знаю, что все это будет вновь, и мы будем достойны наших предков. Вот еще о чем хотел сказать я вам, друзья. Силы мои уже не те, что двадцать лет назад, когда в виду смерти Полинника я принял командование войском, а с ним и царство. С еще одним делом, подобным тому, что мы пережили я скорее всего не справлюсь. Наследовать мне по обычаю, как вы знаете, должен вот этот юноша, Лаодамант....

При упоминании имени кадмова потомка в толпе пошел гул. Креонт остановил свою речь. Гул будто бы усиливался, люди о чем-то переговаривались, как вдруг кто-то выкрикнул:

– Геракл – царь!

– Геракл – царь! Геракл – царь! – понеслось по толпе.

Креонт дал людям некоторое время для того, чтобы выговориться, после чего поднятием руки призвал их снова ко вниманию.

– Итак, вы хотите видеть Геракла-царя? Что ж, не только вы! Я решил и, к нашему счастью, Лаодамант не стал этому препятствовать, передать после смерти царство Гераклу, сыну персеида Амфитриона!

Заявление Креонта вызвало в толпе небывалое ликование. Люди обнимались, многие маленькие дети расплакались, испугавшись внезапно поднявшегося шума. Непонятно откуда в толпе появились сразу несколько человек в львиных шкурах: многие уже прослышали о том, что этот вошедший в фиванские ворота дух как-то был с Гераклом связан. Эти ряженые славили Геракла на все лады громче остальных.

Где-то в толпе стояла и Алкмена. Среди всеобщей радости она накрыла голову платком – меньше всего хотела она в этот момент быть узнанной. Сложив руки у груди, она тихо молилась Афине. Защитить и облегчить долю Геракла – об этом просила она юную щитоносную деву. Окружавшие Алкмену люди не могли взять в толк, отчего эта женщина не радуется. Думали уже, что она, неровен час, минийка и хотели выдать ее страже, ибо на все расспросы она отмалчивалась, не прерывая своей молитвы, и пыталась скрыть лицо. К счастью, в толпе оказался мудрый человек. Он узнал в явно выделявшейся из толпы женщине супругу Амфитриона, а людям сказал, что у этой женщины личное горе: умер, мол, кто-то, и умер не в бою, и душа, хоть и хочет радоваться со всеми, – от того и пришла она на агору, – но не может. Это прозвучало достаточно убедительно, и безудержно ликующие люди больше не досаждали Алкмене.

Между тем, Геракл, теперь уже будущий царь, взял слово:

– Друзья! Прежде всего я хотел бы поблагодарить всех вас. Хотя здесь собрались не только воины, но и женщины и дети, и даже из воинов не все были на эту битву призваны, но каждый из вас, я уверен, лелеял в своем сердце надежду. Без этой надежды нам трудно было бы идти в бой. Битва была нелегка, положение наше отчаянно, но мы победили! Многие из вас знают, что мой прадед, как и дед, были большими воителями. Отца моего представлять тоже не надо – главный военачальник Кадмеи известен, надеюсь, всем вам. Так вот, друзья, и я, когда было нужно, тоже прибег к военной силе, ибо другого пути избавиться от минийского ярма нам дано не было. Креонт, обращаюсь теперь к тебе. Я благодарен тебе за твое доверие. Я готов принять царство и быть достойным памяти великих владетелей Кадмеи, и потому вот что хочу сказать: мы должны оставить Орхомен в целости. Да, царем южных миниев будет теперь царь Фив, но город Орхомен должен стоять, несмотря на то, что по количеству причиненных нам с его стороны бед его полагалось бы до основания срыть. Но я еще раз настаиваю: город должен остаться. Эта война должна послужить примирению наших народов. И в знак этого примирения я предлагаю построить алтарь Зевсу на месте орхоменского поста на протоке. Избранным из вас это место должно быть хорошо известно: в этом месте соединяются два наших озера – Ликерия и Копаида, – в этом месте мы начали битву – здесь же должны соединиться и народы и быть навеки друг другу друзьями так же, как вечно дружат и нимфы двух озер. Я слышал, что послы от побежденной стороны присутствуют здесь. Если это так, то пусть передадут все, о чем я здесь сказал в Орхомен. И последнее. Ни что на земле не совершается без воли богов. Так возблагодарим же их молитвой.

Вся агора, буквально кипевшая во время речи Геракла то тут, то там, противоречивыми разговорами, грозившими перелиться в беспорядочные выкрики, во мгновение стихла. Все до единого склонили головы, уподобившись матери юного героя. Алкмена, хоть и не показывала виду, но была несказанно счастлива: отлучка из дома и ратный труд на благо города явно пошли ее сыну на пользу.

После еще нескольких дней народных празднеств, Креонт сделал все по слову Геракла. Орхомен не разрушили, но заставили принять главенство Фив. За это для миниев на равных правах с фиванцами открыли Авлиду. Все орхоменские пристани были уж очень неудобны: пролив Эврип был слишком узок и мелок – нагруженные корабли через него не проходили, и потому орхоменцам приходилось плавать вокруг острова Эвбеи, что добавляло почти полдня в пути на юг. Торговцы из Орхомена были чрезвычайно рады этой перемене. Сухопутная дорога через Киферон, разумеется, тоже была для орхоменцев открытой. Алтарь, о котором говорил Геракл был вскоре построен. Это послужило добрым знаком северным миниям, хотя поначалу в Иолке очень насторожились, узнав о падении Орхомена. Но когда стало ясно, что это не только не приведет к гонениям на миниев в новой, большой Фиваиде, а, напротив, даже послужит улучшению их положения, царь Иолка Пелий пригласил к себе Креонта и заключил с ним договор о дружбе. Так Фивы, прежде страдавшие от враждебных соседей, в одночасье оказались окружены друзьями.