Андрей Посняков - Земля Злого Духа Страница 3

Юноша тронул пальцами висевший на поясе бубен, отозвавшийся глухим рокотом…

Могучий, ростом, верно, с высокую сосну, зверь оказался довольно чутким! Повернул огромную голову, красноватые глазки его, несуразно маленькие для столь огромного тела, подозрительно сверкнули. Товлынг вытянул нос – и вдруг замычал, затрубил… громко, утробно, страшно, так что все невольно присели, стараясь слиться с землей. Слава духам тундры – здесь было где укрыться: травища по пояс.

– Никогда не видел такой густой травы, – глядя вослед скрывшемуся за деревьями зверю, прошептал Сатако. – И такого зверя. Этот товлынг… он ведь туда пошел – ко второму солнцу. Но нам запрещено… скажи, Папако!

– Конечно, запрещено. Старики говорят – это земля злого духа.

– Эх, – поднимаясь на ноги, тяжко вздохнул Вэнокэн. – Вот бы нам этакого запромыслить. Столько бы было мяса. Целая гора!

Сатако подозрительно огляделся вокруг:

– Смотри, как бы он тебя не запромыслил. Или кто-нибудь еще. Пошли-ка к берегу, парни!

Повернувшись, парни из рода ненэй ненэць покорно зашагали обратно: конечно, хорошо добыть целую гору мяса… Но связываться со злыми духами… для этого сначала сильно поколдовать надо!

– Жарко как. – Вэнокэн стащил через голову малицу, а следом за ней и рубаху из тонковыделанной оленьей шкуры. – Никогда не думал, что может быть так жарко. Это все от злобного солнца, да?

– От солнца… – отмахнулся вождь.

Подумал и тоже сбросил малицу – жара!

Резко пахнуло потом… Позади, с сосен, вдруг как-то разом взлетели птицы! Вспорхнули, взлетели, закружили, тревожно крича.

– Что-то там нечисто…

Сатако взглянул на деревья и вдруг замер в недоумении: над вершинами высоченных сосен маячила чья-то огромная голова, чем-то похожая на змеиную или жабью – совсем без ушей, с мерзкими чешуйками и плотоядным взглядом желтоватых глаз, как было и у товлынга, слишком маленьких для подобной туши. Туши…

Если товлынга еще можно было хоть как-то описать, то для этого вдруг выпрыгнувшего из чащи чудовища просто не было слов! Оно чем-то походило на огромную ящерицу или тритона, такое же кожистое, омерзительно голое, с огромными задними лапами – на них чудище и передвигалось, да как! Вокруг только сучья валились! Зеленовато-серый кожистый хвост развевался позади, с невероятной силой хлестал по деревьям, ломая стволы и разбрасывая ветки, передние лапы ужасного зверя, несуразно меленькие, когтистые, казались какими-то недоразвитыми… особенно в сравнении с огромной – размерами с чум! – пастью, усеянной острейшими зубами!

– Бежим врассыпную, парни!

– О, великие духи болот…

Юный шаман Папако, взяв в руки бубен, отважно выступил навстречу чудовищу… Кошмарная тварь, впрочем, его не заметила, ломая деревья, проскочила мимо… наклонив голову, ухватила зубищами несчастного Вэнокэна, с хрустом ломая кости, вздернула вверх, к злобному солнцу, проглотила, сытно рыгнув…

Желтая слюна пополам с кровью упала на лицо спрятавшегося средь травы Сатако. Гнусное дыханье твари донеслось и сюда…

– О, великие духи болот…

Папако снова ударил в бубен… и замер.

Чудовище повернулось всем телом, зарычало, присело на задних могучих лапах, словно готовящаяся снести яйцо утка… застыло, словно прислушиваясь, поводила зубастой башкой с хищно раскрытой пастью, из которой все еще капали слюна и кровь бедного Вэнокэна.

Хвост ужасной зверюги покачивался в двух шагах от Сатако и еще одного парня по имени Илко, совсем еще молодого мальчика…

– А-а-а-а!!! – Илко не выдержал, закричал, вскочил на ноги и со всех ног побежал к протоке…

Успел-таки… бросился в воду!

И усеянная зубами пасть чудовища тоже успела – нырнула следом…

Хищная тварь схватила парня зубищами, вытащила, словно тюлень рыбу! Раскачала, переломала кости… а потом, запрокинув голову, проглотила… И, довольно зарычав, неспешно удалилась в чащу, едва не задев хвостом Папако. Тот ведь так и стоял с бубном… Тихо, не шевелясь, словно застыл от ужаса.

– О, великие духи болот… – Сатако наконец поднялся на ноги. – Что это было? Злой дух?

– Думаю, просто зверь… – тихо промолвил сын и внук шамана. – Но огромный и страшный. Я еще думаю – такие во множестве водятся там, в земле колдунов… куда нам запрещено соваться.

– И правильно запрещено! – вытерев выступивший на лбу пот, прошептал юный вождь. – Правильно. Нам одним с такой тварью не сладить. А вот если много лучников… да гарпуны… Может, мы еще сюда и вернемся, Папако. Отомстим за смерть наших… да принесем жертву духам… ту самую кошмарную тварь!

– То жуткое чудище? В жертву? – Юный шаман неожиданно рассмеялся. – Вот это было бы здорово! Духам бы понравилось, да. Огромное клыкастое чудище – это вам не какой-нибудь белый олень!

Глава I

Осень 1582 г. Тура-река

Иван, из детей боярских

Всадники выскочили из-за холма быстро и можно было бы сказать внезапно, коли б их уже давно не поджидали. В блестящих панцирях, в шлемах, с саблями и палашами. За спинами воинов реяли гусиные перья на железных дугах.

– Ну, вот они! – Усмехнувшись, молодой человек в шведских нагрудных латах водрузил на голову вытянутый кверху шлем, именуемый морионом, и, обернувшись, подмигнул стоявшему чуть позади воину в точно таком же шлеме и кирасе поверх порядком-таки замызганного камзола, зато с яркими разрезными рукавами, мечтой любого щеголя!

– Да, вижу, – кивнув, с грубоватым акцентом отозвался щеголь по-русски. – Все как ты говорил, Иоганн! Доннерветтер! Они все же поверили!

Иоганн, или, уж лучше сказать, Иван, скривил губы:

– Поверили. А кто б не поверил? Лишь бы парня нашего не замучили.

– Не успеют.

Поежившись, Иван глянул на сидевших в засаде людей – русских и наемников-немцев. Впрочем, кроме собственно немцев, как, к примеру, щеголь Ганс Штраубе из Мекленбурга, кого здесь только не было!

Наемники – опытные рубаки, стрелки, да и свои – не хуже. Как на подбор парни – орлы! И что с того, что экипированы кто во что горазд: кто в добротном немецком панцире, кто в кованной из плоских колец байдане, кто в пластинчатом бахтерце, кто в доспехе посолиднее, из металлических, поверх кольчужной вязки, досок – колонтаре, кто… кто-то и вообще – в простой кольчужице. Часть – конные – какая ж ватага без коней? – при палашах, при сабельках добрых; часть – пищальники, стрелки, даже три небольшие пушчонки имелись; пушкари, запалы в руках держа, искоса так на Ивана поглядывали: мол, не пора ли?

– Пусть поближе подъедут, – осадил пыл молодой атаман. – Ждем!

– Ждем так ждем, – положив наземь здоровенную, кованную железьем и утыканную гвоздями дубину (ослоп), согласно промычал здоровенный бугай в стеганом ватном кафтане (тегиляе), иные латы по размеру никак не мог подобрать. – Можно и помолиться пока. Верно, отец Амвросий?

– Истинно глаголешь, Михеюшко! Молитва-то ни в каком деле не помеха, ага. Вот и царь Савл как-то в походе…

– Тсс, отче! – повернув голову, Иван шутливо погрозил священнику пальцем. – Молитеся, но будьте начеку! А про царя Савла ты нам вечерком, у костра, расскажешь.

– Могу еще и про царицу Савскую, – улыбнулся отец Амвросий.

Священник был собою видный: молодой, но не слишком – тридцать три года недавно исполнилось, – высок, с очей синих пронзительным взглядом, из породы тех людей, что готовы были нести слово Божие куда угодно, не спрашивая на то разрешения ни у кого, кроме своего сердца и самого Господа.

Широкие плечи, светло-русая борода, такого же цвета и волосы гривой… Отец Амвросий, кроме всего прочего, еще отменно стрелял из пищали, мог и из пушки пальнуть, и силен был не менее – ну, может, все же чуть менее… – нежели бугаинушка Михейко, коего за оружье-то любимое так вот – Ослопом – и прозвали.

Поднимая придорожную пыль, латные гусары наметом неслись к деревне, беленые домики которой виднелись невдалеке, за буковой рощицей и пожней. Близ деревни протекала неширокая, заросшая камышом и красноталом река, сверкавшая на утреннем, недавно взошедшем солнышке изогнутой татарскою саблей.

Приставив к левому глазу подзорную трубу, захваченную еще где-то под Ревелем, Иван внимательно вглядывался во всадников.

– Нашего-то Афоньки там нет? – подойдя ближе, шепотом поинтересовался Ослоп.

– Цыц, Михейко! – Молодой атаман резко осадил своего не в меру нетерпеливого сотоварища. – Неужто они в налет его с собою прихватят? Думаю, позади он… с телегами. Ага! – Иван вдруг улыбнулся. – А вот и они!

Появившаяся на миг улыбка – довольная и слегка лукавая – резко изменила лицо молодого человека: до этого хмурое, оно вдруг посветлело. Высок, статен Иван, локоны темно-русые, усики щегольские с бородкою – на немецкий манер, как это у наемников принято, глаза светло-серые, а когда недоволен – с оттенками грозовой тучи! Красив, красив был молодой атаман Иван, Егоров сын, Еремеев, из тех Еремеевых, детей боярских, что владели когда-то землицами в бывшей Обонежской новгородской пятине, правда, от землиц тех давно уж одно воспоминанье осталось, да и родители преставились лет уж как семь – с тех пор и искал Иван свое счастье, благо для молодого человека, решительного и умелого воина (спасибо покойному батюшке, Егору Ивановичу, научил ратному делу!), времена наступили весьма благодатные: Великий государь, царь Иван Васильевич с кем только нынче не воевал! И с поляками, и с литвой, и со шведами, и с татарами, и… Даже вон гусары эти, не угорские ли?