Под флаг адмирала Макарова (СИ) - Романов Герман Иванович Страница 30

— Контр-адмирал Вирениус, других «Андреев» просто нет, — тихо произнес Витгефт, и наклонил голову…

Повреждения броненосца «Цесаревич» после боя.

Глава 40

— Андрей, ты действительно жаждешь испытать все прелести местной «психушки»? Флаг тебе в руки и барабан на шею! Только учти, с тебя еще беса изгонять будут, а это очень больно, словно раскаленный гвоздь в мозг вбивают, и глаза от этой «процедуры» на лоб вылезают!

Сидящего напротив него пожилого человека передернуло, даже скривился, с болезненной гримасой на лице. Но это, несомненно, Виля, именно он — прохиндей, мерзавец, но относительно порядочный из тех сволочей, каких Андрей видел по жизни, старый приятель с далеких времен школьной поры, «друг детства», так сказать.

— В каждом из нас бес сидит, причем самый натуральный, но чтобы это осознать, потребовалось умереть. И за грехи наши, за все то зло, что мы в жизни с тобой натворили, в это «чистилище» нас с тобой и засунули. Там, — Виля ткнул пальцем вверх, — своеобразное чувство юмора, и лучше остеречься от всех тех пакостей, что мы в своей прошлой и пошлой жизни натворили. По заслугам нам и награда вышла!

— Ты творил, Виля, а я скромный врач, письками занимался, мужскими и женскими, людей лечил…

— Мы два сапога парой, только этого ты пока не осознаешь, — в голосе приятеля прорезалась горечь, — знаю, что ты догадываешься, как я себе полтора «лимончика» в заокеанской валюте сделал — квартиры переписывал, завещания и дарственные подделывал. Но я никого не убивал собственными руками, хотя то, что совершил сродни убийству. Но позволь спросить — ты в «лихих девяностых» сколько абортов сделал⁈ Думаю, на экипаж крейсера наберется, а то и твоего флагманского броненосца. Ведь это есть самое натуральное убийство — сколько ты не рожденных детей жизни лишил по прихоти их мамаш, я не говорю о тех случаях, где имелись медицинские основания. И тоже денежки за это получал!

Удар был такой страшной силы, что, несмотря на весь цинизм профессии, Андрей содрогнулся. И тут неожиданно нахлынуло острое чувство боли, перемешанной с раскаянием. Он достал платок и вытер выступивший на лбу пот. Дрожащими пальцами достал папиросу из коробки, сломал две спички и лишь после этого смог закурить.

— Ты прав — по грехам и награда. Нам с тобой в аду сковородки раскаленные лизать нужно, а так второй шанс предоставили. И все, к чему я в той жизни стремился — богатство, машины, квартирка в два уровня, девки с ногами до зубов — все тлен, бестолково жизнь прожил. Да и подло, завидуя тем, кто выше меня по статусу. И при этом знал, что они еще большие мерзавцы, чем я сам. Ты посмотри, что в интернете творилось — столько лютой злобы, зависти, клеветы, желания оскорбить любого, кто хоть что-то пытается сделать — это был тот мир, где мы с тобой жили. И для нас он умер!

— Еще не рожден, не появился…

— И не должен появиться, вот это как раз и есть тот случай в твоей любимой гинекологии, когда аборт настоятельно необходим! И мы его сделаем любыми способами — ты разве хочешь две мировых войны и парочку революций в России со всеми последствиями⁈

— Нет, — после долгой паузы отозвался Андрей Андреевич, продолжая утирать выступающий пот. Вся жизнь буквально пролетела перед глазами — столь жуткого потрясения он никогда не испытывал. И после раздумий, он потушил окурок в пепельнице и негромко спросил:

— Вот только как этот аборт сделать⁈ И главное — кому⁈ Есть историческая предопределенность, ее не изменить!

— Я тоже так думал в гордыне своей, когда в эйфории от новой жизни пребывал — в Порт-Артуре очутился и броненосцы рассматривал в гавани. Но меня живенько в оборот взяли и «беса», что есть просто раздутое самомнение с завистью, подлостью и корыстолюбием перемешанное — изгнали. И методы я тебе скажу весьма действенные, еще раз не хочу их отведать, и тебе не советую. Причем категорически — поверь на слово. Так, наверху, кто-то действительно есть, иначе мы бы здесь не очутились. Причем заметь — нам полных тезок подобрали, с реализованной детской мечтой стать адмиралами. Один раз может быть случайность, два совпадение, но три…

— Закономерность, — глухо закончил Андрей Андреевич, теперь полностью осознав, что с ними двумя случилось.

— Пока ты по морям и океанам плавал, я тут кое-какие выводы сделал, и меры предпринял соответствующие. Надеюсь, ты заметил это?

— Еще бы не заметить, — усмехнулся Вирениус. — «Варяга» с Чемульпо выдернул, «Рюрик» и «Богатырь» из Владивостока ушли. Главная база флота в Дальнем оказалась, а потому нет проблем с приливами-отливами, да и все корабли тут спокойно разместились. А чего тогда «Россию» с «Громобоем» не перевели? Если бы вчера они в составе эскадры были, то японцам бы плохо пришлось — не пришлось бы «Баян» с отрядом Иессена отзывать…

— Ты думаешь, легко было даже эти небольшие дела провернуть? Ты здешние нравы плохо знаешь — в Петербурге все предложения в «штыки» встречают. А на такую передислокацию согласились с оговорками, фактически наместник самоуправством занялся. Но сейчас позиции Евгения Ивановича значительно упрочились, японцы войну с запозданием на три недели начали, и мы подготовить флот к ней успели. А потому первая победа и получилась — я на тебя сильно надеялся!

— Хм, почему ты так решил?

— Я ведь помню, что эскадра Вирениуса на Дальний Восток не пошла, книгу про «Аврору» читал. А вот «Ниссин» с «Касугой» без помех добрались. А тут известие, что португальский транспорт таранил последний крейсер — вот я и сообразил, что к чему. Меня как раз к этому моменту в чувство привели — когда осознал, что в психушку поместят, встал, как говорится, на «путь исправления». А ты думаешь, легко это было⁈ Мы ведь чужие здесь, нужно каждое слово контролировать, любое действие!

— Не говори, Виля, до сих пор сам не привык…

Глава 41

— Мы здесь на «птичьих правах», Андрей. У меня и так некоторая натянутость в отношениях с «сыновьями», а что будет, когда придется встретиться с супругой, которая знает настоящего Витгефта великолепно, как говорят вдоль и поперек⁈ А с людьми, которые меня знают?

— У меня та же ситуация — Николай на «Алмазе» служит и порой непонятно так смотрит. Думаю, сообразит, что папеньку «подменили»…

— Ни хрена — переход долгий был, ты тяжко болел, плюс сражение с двумя ранениями и контузией, а к последней амнезия прилагается — как тебе такой вариант? Будешь героем войны без всяких кавычек — на частичную потерю памяти всегда можно сослаться. Так и отпиши супруге — пусть тебя жалеет, но на расстоянии, а ты своими броненосцами командуй!

— Ты ошалел, какой с меня моряк! Да я только благодаря чужим советам и жил все это время, и отряд довел…

— Вот дальше и живи также — подобрать в штаб нужных советников великое дело. А ты выбрал самых деятельных, они тебе победу и поднесли. Ты только не мешай им, можешь даже поругивать, чтобы борзоту излишнюю сбить. Потом похвалить, к чину и кресту представить, а я бумаги наместнику и подложу в нужный момент. Проблемы их всегда решай — а они за тебя всю службу и вытянут. У тебя и так сейчас репутация до небес — отряд довел, неприятеля одолел, и при этом матросов уйму с того света вытянул — да за тебя экипаж «Осляби» любого в клочки порвет, «нашим дедушкой» именуют, даже лейтенанты с мичманами.

— Вот это и страшит, откуда у адмирала познания в медицине…

— Пустое, — отмахнулся Виля, и неожиданно спросил:

— Ты случаем славы на этом поприще не желаешь?

— Что я дурак так «засветится»⁈ Вначале подумывал, а позже прикинул какой ворох проблем будет, сразу ветошью прикинулся.

— Вот и хорошо, — Андрею Андреевичу показалось, что приятель вздохнул с облегчением. И заговорил напористо, с апломбом: