Карина Демина - Голодная бездна. Дети Крылатого Змея Страница 4

– Он искал работу, но все приличные места оказались заняты. А в том госпитале, куда он все же устроился, приходилось вкалывать и днем, и ночью… но это ведь обязательное условие! Полтора года работы в госпитале и рекомендации, без них никто не даст разрешения на практику.

– Там он перегорел?

Тельма прислушалась к себе. В теории она могла бы посочувствовать не очень молодому человеку, который оказался в подобной ситуации. Чужая страна. Безумные законы. И юная дочь на руках.

– Да! – Аманда вскинулась и уставилась с вызовом. – Он тратил больше, чем мог себе позволить, а когда все-таки добыл разрешение, то… то…

– То выяснилось, что толку от него нет. Ему ведь недолго оставалось, верно?

Это некрасивое лицо скривилось, и показалось, что Аманда вот-вот расплачется.

– Зачем вам это?

– Затем, что я хочу понять, как целитель, опытный целитель и неплохой в сущности человек, а ведь ваш отец был таким, дошел до убийства.

– Он… он не хотел ее убивать!

И снова страх.

Липкий, явный, он выплескивается вовне, вне зависимости от желания Аманды. И пытаясь этот страх обуздать, Аманда ловит красные, в цвет браслета, пуговки на корсаже платья.

– Он… он просто помог ей. Он не знал, что эта женщина погибнет… а когда понял… когда осознал, что совершил, он пошел в полицию. Сам пошел! Он подписал признание и…

Горький запах лжи почти перебивает аромат страха, заставляя Тельму податься вперед.

Кохэну бы понравилось.

– Он умер в камере! Мой отец умер… и оставьте его, наконец, в покое! – это Аманда почти выкрикнула и запоздало зажала рот рукой. – Он умер… все закончено…

Тельма встала, набрала воды и протянула той, которая думала, что прошлое давным-давно похоронено.

– Возьмите. Выпейте. И успокойтесь.

Ей нужно было лишь прикосновение.

Люди, поддавшись эмоциям, плохо контролируют память. А та, мерзавка, так и норовит вывернуться наизнанку, обнажить сокрытое.

И если повезет…

…повезло.

В нос шибануло вонью пережаренных шкварок и кошачьей мочи. За картонной стеной кричала миз Бьюм, полоумная старуха. И господин в сером костюме поморщился, ему все это было непривычным.

– Вас примут, – Аманда старалась держаться с достоинством, хотя больше всего ее тянуло расплакаться.

Она ненавидела это место.

Убогое.

Грязное. Нисколько не похожее на их старый дом. Это только отцу кажется, что Минди слишком мала и не помнит прежней их жизни. Все она прекрасно помнит. И желает вернуться.

А этот господин… он поможет.

– На, девочка, – он кидает на стол серебряную монету. – Сходи. Купи себе мороженого.

Он, как и многие, обманывается, считая Минди маленькой. Это у нее врожденное, а еще она питается плохо. Но деньги Минди взяла.

Пригодятся.

Она вышла на лестницу и поднялась на пролет. Дверь на чердак была заперта, но это если не знать, что замок открывается пальцем. Конечно, если пальцы достаточно тонкие. Как, например, у Минди.

Поднажать. Повернуть.

Войти.

Прикрыть за собой.

Три шага по широкой балке. Голуби приходят в волнение, но от этих наглых птиц Минди просто отмахивается: да и те, кто внизу, вряд ли обратят внимание на голубей. Она останавливается у заветных досок и замирает, опасаясь пропустить хотя бы слово.

– …подумайте… – голос господина звучал вкрадчиво, и Минди вздохнула: вот за такого бы замуж выйти. Он состоятелен и вряд ли заставит жену работать. У него наверняка есть свой дом, и еще прислуга в этом доме. И на ужин ему подают оленину, а не тушеную капусту, сверху политую топленым жиром. – Мой клиент оказался в курсе вашей ситуации. И предлагает выход.

– Убийство?

Отец зол.

Вот всегда он так. Моментально вспыхивает, кричать начинает, забывая, что на клиентов кричать никак нельзя. И обзывать их тупыми, даже если они и в самом деле слишком тупы, чтобы понять: рекомендациями целителей не стоит бросаться.

– Вы предлагаете мне совершить убийство! – жестче повторил он. – И я вообще не понимаю, почему до сих пор не вызвал полицию…

– Я предлагаю вам совершить обмен. Жизнь на жизнь, – господин полиции не испугался. И правильно, отца там недолюбливают. Его нигде не любят. Слишком резкий. Слишком принципиальный.

Гибче надо быть.

– Сколько вам осталось? Пару месяцев? Полгода? Год? Вы целитель, вы лучше меня представляете ситуацию.

Молчание.

Курлыканье голубей. И визг старухи, которой вновь примерещилась крыса. А может, и не примерещилась. Крысы здесь водились матерые, откормленные.

– Допустим, лично вас смерть не пугает. Но вы о дочери подумали? Что станет с ней? Сейчас ваша практика – единственный источник дохода. А потом? Куда ей идти? В дом терпимости? Там любят нимфеток…

– Прекратите!

– Это вы прекратите прятать голову в песок. Попытайтесь мыслить рационально. Или та, незнакомая вам женщина, или ваша родная дочь, которую вы обрекаете на медленную смерть.

– Я…

– Помолчите, ради Бездны. Вы хотите пригрозить полицией? Боюсь, вам не поверят. Да и что вы знаете? Мое имя? Или имя той, которая в любом случае обречена? Не вы, так кто-то другой… деньги нужны многим.

Аманда стиснула кулаки: ну же, отец, соглашайся!

Что тебе стоит…

– Пять минут. И я уйду. К следующему номеру моего списка. Глядишь, он окажется не столь принципиален, а вы останетесь. Здесь. С вашей болезнью и вашей девочкой, которая не протянет долго на этих улицах. И после моего ухода вы будете гадать, как бы сложилась ее жизнь, если бы у вас хватило смелости…

Она до последнего ждала, что папа его остановит.

Окликнет.

Сделает хоть что-нибудь. Но тот остался в своем кабинете, небось пытался справиться с собою и гневом. Минди не помнила, как выскочила в коридор, скатилась по лестнице, движимая одной-единственной мыслью: догнать.

Этот господин в костюме из серой шерсти, в кашемировом пальто, которое он нес на сгибе локтя, являл собою единственную надежду Минди.

– Стойте! – она догнала его у дверей. – Погодите… я… я все сделаю!

Она бы схватила господина за руку, но не посмела.

– Подслушивала? – с вялым интересом спросил господин, и в блеклых глазах его Минди не увидела неодобрения.

– Да! – она задрала голову.

– Что ж… идем, дорогая девочка… сколько тебе?

– Шестнадцать… я не целительница, хотя дар имею. Слабенький, но имею… папа против того, чтобы я шла учиться, и еще…

– Денег нет, – господин не подал Минди руку, впрочем, этого она и не ожидала, прекрасно осознавая разницу между собой и этим человеком. – И что ты слышала?

– Немного.

Было ли ей страшно признаваться?

Было. Но Минди переступила страх. В конце концов, что она теряет? Если он так смело говорил с отцом, то и вправду полиции не боится. А уж Минди подавно не думает угрожать.

– Вы хотите… решить проблему одной дамы…

В отличие от отца, Минди предпочитала думать, что говорит.

– Хорошо. А как именно?

– Н-не знаю, – вынуждена была признать Минди. – Таблетки? Или микстура? Я умею готовить многие микстуры… и таблетки… и у меня есть доступ к отцовским рецептам. Я их выписываю. В последнее время, как вы сказали, у него есть сложности со здоровьем. И если вам нужен рецепт…

– Рецепт нужен, – милостиво кивнул господин.

У подъезда его ждала машина.

И Минди задохнулась от восторга: никогда еще она не видела машины прекрасней. Темно-синий «верро» с откидной крышей, сияющий хромом, сладко пахнущий кожей и дымом.

– Садись, Минди, – господин любезно открыл дверцу, и Аманда, усмирив внезапную дрожь, скользнула на сиденье. – Одного рецепта мало.

– А… что еще?

– Тебе приходилось делать операции? – он провел ладонью по приборной панели. Вишня? Или бук? Красное дерево? Хром, медь и бронза приборов. Легкий флер магии, которая впервые не казалась враждебной.

– Да, – решительно ответила Минди. – Я вскрывала раны. Чистила. Зашивала. Когда у миз Грюнич случился гнойник…

– Избавь от подробностей, – господин прервал ее речь. – Я имел в виду не совсем такие операции… я говорил об абортах. Знаешь, что такое аборт?

Он думал смутить Минди?

Лет пять тому назад она, быть может, и смутилась бы. Лет пять тому назад она, растерянная девочка, еще надеялась, что жизнь ее вот-вот наладится или хотя бы станет немного похожей на прежнюю, где Минди имела собственную комнату и выводок кукол в розовых платьях…

– Мне случалось делать и аборты, – Минди ответила это, глядя в серые глаза господина.

– Даже так?

Она дернула плечиком. Осуждает? К отцу ведь приходили… девочки… те девочки, в число которых она, Минди, способна войти, вне зависимости от ее желания. Приходили.

Просили.

А он упирался.

Мол, жизнь даруется свыше, воля богов… эти боги если и существовали, то в храмах. До людей им давно уже не было дела. И отцовская принципиальность многих расстраивала. Минди же помогала.