Цеховик. Книга 1. Отрицание - Ромов Дмитрий Страница 4

– Э, ты чё, пацан… – завывает от боли физрук, – ты ж руку мне сломаешь.

– Да, сломаю, сука, говори, мля, где съёмочная группа! Пацан… Какой я тебе пацан! Объясняй давай, что за подстава. Тихо сейчас, понял? Я тебя отпускаю, и ты спокойно мне всё рассказываешь. Ты меня понял, физрук-на?

Тот в ответ часто кивает, вроде как нормально вкуривает, но как только я ослабляю хватку, он буквально отскакивает в сторону и тут же даёт дёру.

– Наркоман! – зло бросает он. – Я сейчас милицию вызову!

– Вызывай, – говорю я и машу на него рукой, как на нечто совершенно бесполезное.

Толку с него не будет, это уже ясно. Ладно, попробую сам разобраться. Сыщик я или кто? Надо пройтись немного, осмотреться. Ну-ка, пойду в «Трэвел Клаб» загляну. Я перехожу через дорогу и иду к кафешке, она вон там, за углом.

Заворачиваю за угол и… охренеть. Нет, ну надо же, а натурально как… Блин, да как они это сделали! Там, где сейчас находится кафе «Трэвел Клаб», раньше был хлебный магазин. Ну как раньше, прям прилично раньше, когда я ещё в школу ходил. Мы с бабушкой сюда приезжали иногда за тортом.

Потом, после перестройки там чего только не было, и «Хопёр-Инвест», и пивная, и банк, а сейчас кафешка с классными пирожными. Мы сюда с дочкой раньше ходили… Пока она не превратилась… ну неважно.

Короче, это отвал башки. Может у меня крыша поехала? Как такое возможно? Ведь всё прям один в один и вон надпись процарапана «Секс Пиздолс», по-русски, через букву «з». Мы тогда и не слышали их сроду, но знали, что есть такие. Панки. У Лёхи Васина плакат был, брат привёз из Польши.

Я останавливаюсь напротив тусклой витрины, оформленной в стиле семидесятых, хлеборобы, трактора, снопы пшеницы. Хлеб – наше богатство. Ага, точно. Засовываю руки в карманы куртки. В правом что-то есть, какая-то бумажка. Ух-ты! Чирик что ли? Красненькая. Ничего себе, целое состояние…

Ну ладно, раз такое дело, зайду. Посмотрим, чем торгуют. Если я сплю, вкус не почувствую. А если почувствую, значит аттракцион, розыгрыш.

Я захожу внутрь и вдыхаю тёплый запах. Такое подделать невозможно. Как в детство попал. Немножко деревенский аромат свежего хлеба. Почему-то сейчас в булочных так не пахнет. И выбор сейчас намного больше, и хлеб вкусный, не то, что те белые кирпичи «Пшеничного» за двадцать вроде копеек, а запаха такого нет…

Кстати, про белый кирпич. Если он свежий, горячий, корочка была очень вкусной, хрустящей. Пока несёшь до дома всю сгрызёшь, но вообще-то хлеб был так себе, сероватый, с кислинкой, будто и не из пшеницы. А вот сайка или плетёная хала, да ещё и с молочком, эх… счастье. Ну посмотрим, что тут нам приготовили организаторы «игры в кальмара».

Глаза разбегаются и хочется попробовать всего. Я решаю взять коржик, бублик, плетёнку, пирожное «картошка» за двадцать две копейки, и кулёк ирисок «Кис-Кис». Деньжата имеются.

Это, конечно, не московское изобилие, а сибирская аскетичная действительность, вернее прошлое, но всё равно отлично. Ещё пряников мятных, без глазури. Я сладкое, если честно, не так, чтобы очень, мне бы лучше чего покрепче, так что беру чисто в ознакомительных целях. Посмотрим, что тут к чему.

Продавщица взвешивает и пишет на клочке серой бумаги какие-то закорючки. Я подхожу к кассе и протягиваю шифровку.

– Рубль десять, – говорит кассирша.

– И пакет ещё, пробейте, пожалуйста, – говорю я, протягивая десятку.

– Чего? – спрашивает она с недовольным видом.

Глаза её из-под век, размалёванных яркими бирюзовыми тенями смотрят с недружелюбной насторожённостью. Большой, негнущийся от крахмала чепец, венчает голову, как корона. Толстые красные губы переспрашивают:

– Какой пакет?

– Обычный, барышня, хлеб сложить, – отвечаю я.

– Генерал, тебе пакет, – хохочет тётка в синем халате, приближаясь к кассе. – Люб, это он тебя клеит так. Понравилась видать. Барышня!

Неожиданно Люба, дородная, лет тридцати пяти, видавшая виды баба, тоже улыбается:

– Иди давай, булки ешь, нахалёнок. Пакет ему. Ишь ты…

Я подхожу к прилавку, подаю чек и передо мной появляется богатство моего советского детства. Блин, как это взять-то всё.

– На, держи, – вдруг слышу я за спиной, – барышня твоя привет шлёт.

Я оборачиваюсь и вижу весёлое лицо женщины в синем халате. Она протягивает мне старую и заскорузлую сетку-авоську. У нас дома с такими сроду никто не ходил, стрёмно было, но сейчас она оказывается очень кстати. Символ эпохи, мля.

– Спасибо, Любонька, век не забуду! – весело говорю я, чем вызываю смех всех присутствующих дам.

Я как Семён Семёныч Горбунков, пистолета только не хватает. Сетка-авоська, хлеб, пряники в бумажном кульке, свёрнутом продавщицей, ириски в таком же, но поменьше, коржик, бублик. Ещё бутылку молока с широким горлышком и крышечкой из фольги надо купить. Или треугольную пирамидку, правда пирамидки вечно мокрые были. Протекали пирамидки эти.

Как-то больно это всё натурально. Кто режиссёр шоу? Да и что за шоу такое? А может я в коме или в дурке и это всё мои грёзы? Ладно, разберёмся…

В этот момент по спине пробегает неприятный холодок. Я вдруг обращаю внимание на свои руки. Что это за тонкие пальцы с обкусанными ногтями? Я кладу авоську на прилавок, поднимаю руки, верчу их перед глазами и ничего понять не могу. Не мои руки. Какого хрена? Я наклоняюсь… И ноги не мои. Всё не моё! Нет, это явно не шоу. Точно не шоу. И подсыпали мне не снотворного. Точняк.

Кто? Ашот, ясен пень. Вот сука! Но он не сам, сто процентов не сам. Заставили. Да, у него глаза бегали. Чего подсыпали? Кислоты? А кому это надо? И зачем? Чтобы что? Ну, Кудряшкин из налоговой рад был бы меня на тот свет отправить, но на такое не пошёл бы… Кравец грозил, но он закрыт уже… Так, думай-думай…

Кому надо меня в трип отправлять? Передоза явно не будет… А может, потому что не доел шаурму? Значит меня Боб спас… Блин! Это Трегубов, сука, точно он! Больше некому. Хочет меня скомпрометировать, типа Добров же наркоман, вы сами посмотрите! А ещё и с Женькой Суриковым обделался! Однозначно. Вот же ты гнида!

Так, надо срочно домой бежать, пока не накрыли.

– Эй, парень, ты куда?! – несётся мне в спину, но я выскакиваю из магазина.

Быстренько домой, пока не сцапали. Ну, Трегубов, готовься, сука! Материалы на тебя завтра же пойдут! Я быстро осматриваюсь и замечаю пацана лет четырнадцати. Он смотрит на меня не отрывая глаз. На нём драповое пальто с чужого плеча, а на голове куцая кроличья шапка.

Интересно, это глюк или он реальный?

– Ты заколёб, чушок, ждать тебя. Принёс? – зло выпаливает он.

Нормальный разговорчик. Я внимательно всматриваюсь в этого мальчишку. Из-под шапки выбиваются соломенные волосы, чумазое лицо, глаза серые, но в них такая злоба, мне аж не по себе становится.

– Ты чир принёс? – продолжает он.

– Какой чир?

– Ты чё, щегол, – тихо говорит он и делает шаг ко мне. – Ты борзой или на голову слабый? Давай сюда червонец. Тебе Каха глаз на жопу натянет и моргать заставит.

Очень хочется отвесить ему поджопник, но меня, возможно уже ведут. «Полицейский в состоянии наркотического опьянения избил подростка». Отличный заголовок, правда?

Я ничего не отвечаю и прохожу мимо паренька. Тут явная подстава.

– Кабздец тебе, понял? – бросает он мне вслед.

Блин, я даже не уверен, есть ли он на самом деле или это меня так штырит. Странно, но никакого головокружения или ещё чего-то такого я не чувствую. Ладно. Скорей домой, там уж разбираться буду.

Я проношусь мимо кукольного театра. Металлического декора, всех этих чиполлин и вишенок на театре нет. Странно. Ай, ладно. Может реконструкцию затеяли. Проскочу мимо гаражей, чтобы путь сократить. Во дворе стоит старый «Москвичок», «копейка» и «Рафик». Блин-блин-блин, кончится это или нет?

Ныряю в длинный гаражный ряд. Здесь проезда нет и горлышко заужено, выезжают и заезжают с другой стороны. Я заворачиваю за железную будку и двигаю дальше. От снега и огней светло, почти как днём. Вдруг слышу за собой торопливые шаги. Сука, наркоконтроль уже? Осёл! Я же карманы не все проверил! Наверняка дурь подкинули.