Корни гор - Дворецкая Елизавета Алексеевна Страница 5

– Там живет его вдова и побочный сын, Асольв. С ним я говорил. Он хочет нам помочь, но он не хозяин своему железу.

– Как-так? Кто же там хозяин? Ведь у Фрейвида нет другой родни!

– Ведь Кремнистый Склон стоит бок-о-бок с Турсдаленом, – напомнил Ингвид. – А в Великаньей долине живет Свальнир. Если он не захочет, никто не вывезет оттуда ни единого пеннинга железа.

– Вот как! – Далла недоверчиво усмехнулась. – А отчего бы вам не потолковать с великаном?

– Никто не скажет, что мне недостает смелости, но толковать с великаном – не мое дело, – без стыда и досады, со спокойным достоинством признал Ингвид. – Я сговорился с одним человеком… Он живет далеко отсюда, ты его не знаешь. Но у него хорошо получается толковать с нечистью. Он обещал мне пойти в Турсдален и поговорить со Свальниром. А я взял на себя другое – потолковать с тобой.

– Да уж! – с надменной обидой ответила Далла, сразу вцепившись в эти не слишком ловкие слова. – Я, разумеется, чудовище не лучше Свальнира.

– Как ты могла подумать… такую нелепость? – Ингвид в последний миг удержался, чтобы не сказать еще резче. – Ты – вдова конунга, ты моя родственница. Кому же говорить с тобой, как не мне, и с кем же говорить тебе, как не со мной? Ведь твой брат Гримкель хочет совсем другого. Он подмазывается к Торбранду Троллю, а подмазать он его может только нашей кровью, больше ничем. Как деревянного бога в жертвенный день. Он будет собирать дань, чтобы наши люди каждую зиму уносили своих детей в лес[3], а фьялли жирели, ничего не делая. Конечно, и Гримкелю перепадет, иначе зачем бы он так старался, хитрая сволочь… Хм, прости, я забыл, что говорю о твоем брате!

По мере своей речи Ингвид все больше и больше горячился; огонь его гнева разгорался медленно, но ровно и неуклонно. Гельд ловил каждое слово и даже потирал колени одно о другое от возбуждения: перед ним сидел человек, способный на большие дела! Способных на громкие слова везде полно, а способных к делу встретишь нечасто!

– Я думаю, ты не хочешь этого, – взяв себя в руки, Ингвид вернулся к началу своей речи. – Ты не хочешь всю жизнь просидеть в глуши, в этой усадьбе, куда и дороги-то нет, со своим сыном, который рожден от конунга…

– Мой сын – родич трех конунгов, если уж на то пошло! – быстро откликнулась Далла. Этот предмет, понятное дело, занимал ее больше всех прочих. – Его отец был конунгом! Его старший брат Вильмунд был конунгом, хоть и не слишком удачливым. И его дядя по матери тоже конунг, хотя тоже не из лучших. Мой Бергвид – наследник конунгов и с отцовской, и с материнской стороны. Квиттами должен править только он! Вот что, Ингвид сын Борга! – Далла внезапно приняла решение. – Я дам тебе железа на оружие, если ты дашь мне клятву, что мой сын будет провозглашен конунгом!

У Гельда дрогнуло сердце. Прощай, «злое железо»! Оно пойдет на мечи для квиттов, и фьялли получат их только тогда, когда клинки распорют им животы. Неужели судьба так его обманет и Локи посмеется над неудачником, вздумавшим подражать Коварному Асу? Неужели он напрасно торчит в этой троллиной усадьбе, рядом с ведьмой и колдуном, натужно скалит зубы днем и чуть не воет от тоски ночью? Все зря?

– Дать клятву? – недоуменно повторил Ингвид. – Как я могу дать тебе такую клятву? Я не Один и не вёльва, я не могу отвечать за будущее. Может быть, мы будем разбиты. Может быть, после победы тинг всего войска назовет конунгом совсем другого человека…

– Разумеется! – крикнула Далла, точно бросаясь на добычу. Вот теперь-то он заговорил по-иному! – Другого человека! Тебя, кого же еще?

– Меня? – Ингвид был удивлен и даже возмущен. – Я не думал об этом. Сейчас рано об этом говорить. Когда наше войско будет собрано, оно само назовет своего предводителя, достойного и родом, и нравом, и заслугами. А если в битвах он покажет себя достойно и останется жив, то его могут назвать и новым конунгом. Так бывало. Но я не могу сказать заранее, кто это будет. И как я могу навязывать людям в конунги мальчишку?

– Ты сможешь! Ведь это тебя выберут вождем! И тебя назовут конунгом! Кого же еще? Скажи мне, кто еще остался, достойный возглавить такое войско? Ну, кто? – нападала хозяйка. – Фрейвид? Он убит. Вальгаут Кукушка? Он убит у себя дома. Ингстейн Осиновый Шест? Он, как слышно, погиб в Битве Конунгов. От рода Лейрингов остался один Гримкель, но о моем подлом братце я даже говорить не хочу. Кто же остался, кроме тебя?

– Еще есть Донгельд Меднолобый, – помолчав, ответил Ингвид. – Я его видел. А со временем, может быть, появится и кто-то еще. Знаешь, как говорят: придет время, придет и средство. Когда люди готовы и дух их тверд, среди них обязательно находится настоящий вождь. А если вождя не находится, значит, время для дела еще не пришло. Вот что я тебе скажу. И не много я дам за дух такого племени, которое назовет своим вождем мальчишку, вчера посаженного впервые на коня![4]

– Хельги сын Хьёрварда был прославлен подвигами в двенадцать лет!

– Так то в двенадцать! Я не Один, но я умею считать до двенадцати. А тут пока хватит трех! – Ингвид кивнул на Бергвида, что сидел на руках у няньки, и показал его возмущенной матери три пальца.

Далла сжала губы. От досады она раскраснелась так, что даже на лбу у нее проступило яркое красное пятно. Возраст ее сына был единственным, с чем даже у нее не хватало упрямства спорить.

– Если ты поможешь нам, то твой сын будет расти в почете, которого достоин его род, – продолжал Ингвид, стараясь не горячиться. Он все еще надеялся убедить ее доводами. Честный воин, при всем его уме, не подозревал, что для некоторых людей доводы разума совершенно ничего не значат. – И когда он станет взрослым, то сможет смело спросить людей: не хотят ли они назвать его конунгом? И если он к тому времени достойно себя покажет, почему бы людям не сказать да?

– А если ты будешь разбит, мой сын не вырастет вовсе! – мстительно сказала Далла, будто уличила Ингвида в коварном замысле против нее. – Чтобы мой сын вырос, нужен мир. Мой брат Гримкель хотел сохранить мир и ради этого поступился даже своим достоинством. Он пожертвовал собой! А ты, сдается мне, предал его, потому что сам захотел стать конунгом!

Ингвид посмотрел на нее с откровенным изумлением. Раньше он не был близко знаком с этой женщиной и не знал, до какой нелепости она может дойти в своих рассуждениях, если задето ее самолюбие.

– Сдается мне, что ты хочешь мира с губителями твоего мужа! – точно сам не веря, проговорил он. – Фьялли погубили Стюрмира конунга и сделали твоего сына сиротой. А ты рада примирению с теми, кому твой сын должен мстить. Что-то мне не верится…

– Моего мужа погубили не фьялли! Его погубил Медный Лес! Да, ваш хваленый Медный Лес! – крикнула Далла, уже забыв, что сама живет в Медном Лесу. – Тот самый великан, с которым вы теперь водите дружбу! Это он обрушил на моего мужа лавину, которая его засыпала! Это ему должен мстить мой сын! А не дружить с ним! Пусть тот мерзкий великан и дает вам железо! А у меня вы не получите ни единого пеннинга!

Далла задохнулась от негодования и замолчала. До нее только сейчас дошло, что она сказала. До Ингвида тоже дошло не сразу: ему казалось невероятным, что на пороге войны человек в здравом уме может рассуждать подобным образом.

– Вот как! – наконец произнес он и поднялся на ноги. Больше ему было нечего сказать. – Значит, прощай, родственница. Наше дело не сложилось. Как бы тебе потом об этом не пожалеть.

– Я сама о себе позабочусь, – ядовито ответила Далла. – А ты позаботься о великане.

Ничего не ответив, Ингвид первым вышел из гридницы, за ним дружно зашагали его люди. Они уехали сразу; впрочем, хозяйка и не приглашала их даже переночевать. Старый Строк украдкой показал одному из хирдманов на запад, растолковал покороче, где стоит Подгорный Двор; хирдман сунул ему что-то в руку.

Ворота закрыли за гостями и опять заперли, но Далла еще очень долго не могла успокоиться. Уже стемнело, служанки накрыли ужин, в очагах трещал огонь, а вдали завывали волки, но Далла ничего не замечала. Она расхаживала вдоль помостов между очагами, гневно потрясала руками и говорила все об одном и том же: о наглеце Ингвиде, который задумал сам стать конунгом, спихнув с дороги ее сына, и только затем затеял весь этот поход. Добром это не кончится, фьялли их разобьют! И захватят весь Медный Лес, разорят, как разорили Запад, Север и Юг! И она погибнет, погибнет с ребенком, хотя вовсе не хотела помогать этим сумасшедшим наглецам!