Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович Страница 6

Под началом Готфрида Бульонского осталось всего двести рыцарей и две тысячи сержантов. Арабы выставили более пятидесяти тысяч. Кроме того на помощь визирю выдвинулся египетский флот, уже обложивший Яффу со всех сторон. Защитнику Гроба Господня не оставалось ничего другого, как воззвать к совести соратников по крестовому походу. Первым на его зов откликнулись два Роберта, Нормандский и Фландрский. Барон де Руси, уже собравшийся было покидать Иерусалим, устами шевалье де Сен-Валье заверил Готфрида от своего имени, и от имени нурманов, вверенных ему Боэмундом Тарентским, что не покинет защитников Иерусалима в трудный час. Следом за благородным Глебом прислал своего гонца и Раймунд Тулузский. Сен-Жилль сумел-таки пересилить обиду, но заявил во всеуслышанье, что идет сражаться не за Готфрида, а за Христа. После нескольких суток неустанных трудов Бульонскому все-таки удалось собрать в Ромале двадцать тысяч хорошо снаряженных и получивших огромный боевой опыт бойцов. С этой армией он двинулся на юг, имея налево от себя горы Иудейские, а направо – горы песка, покрывающие морской берег.

Аскалонская равнина с востока окаймлена холмами, с запада – плоскогорьем, где располагается мощная крепость, с многочисленным мамелюкским гарнизоном. Если бы не крайняя нужда, то крестоносцы вряд ли сунулись бы сюда из опасения заблудиться в песчаной пустыне, прикрывающей Аскалон с юго-запада. Именно здесь на краю барханов визирь аль-Афдаль и сосредоточил свою армию, почти втрое превосходящую крестоносцев по численности. Бульонский дал роздых коням, дабы атаковать арабов на рассвете. Надменный визирь был настолько уверен в своей победе, что даже не счел нужным беспокоить уставших франков ночью. Правда, дозорные арабов на быстрых как ветер конях несколько раз появлялись в поле зрения часовых, но тут же исчезали в ночи, омываемые призрачным лунным светом.

Рано утром герольды возвестили, что сражение начинается. Крестоносцы, выстроившись тупым клином и выставив в навершье самых стойких и хорошо снаряженных бойцов, медленно двинулись в сторону неприятеля. Похоже, для арабов такое построение оказалось в диковинку. Во всяком случае, какое-то время они просто наблюдали, как в их сторону движется плотная масса, отдаленно напоминающая своими очертаниями столь нелюбимое арабами животное, а именно – свинью. Наконец, аль-Афдаль опомнился и бросил на франков легкую конницу. Курды на резвых скакунах охватили клин с двух сторон и осыпали крестоносцев градом стрел. Увлекшись этой на первый взгляд почти безопасной охотой, они упустили момент, когда клин вдруг стал разворачиваться в железную стену, сметающую все со своего пути. Почти не имевшие защитного снаряжения сарацины испуганными пташками порхнули в спасительные пески, освобождая поле битвы для тяжелой конницы. Арабы, верные своей старой тактике, обычно выдвигали вперед легковооруженных бойцов, в чью задачу входило смешать строй неприятеля и с честью погибнуть в неравном бою. И только потом в сражение вступали хорошо обученные и закованные в броню всадники, решавшие исход противоборства в свою пользу. Увы, в этот раз привычная тактика не сработала. Мамелюки, облаченные в кольчуги, не успели разогнать коней. Арабские ряды оказались смяты в первые же минуты боя, визирь аль-Афдаль вынужден был покинуть невысокий холм, дабы спастись от своих же убегающих лучников. Его маневр был неправильно истолкован беками, командовавшими гвардией халифа. А вслед за гвардией ударилась в бегство и пехота, открывая франкам широкий простор для маневра. Фланги железной стены крестоносцев стали загибаться, охватывая лучших бойцов ислама удушающей петлей. Мамелюки, одержавшие во славу аллаха множество побед, дрогнули и стали осаживать коней. Почтенный аль-Афдаль понял, что битва проиграна за несколько мгновений до того, как арабская тяжелая кавалерия поворотила коней вспять. Жизнь свою визирь спас, но на его репутации победоносного полководца отныне легло несмываемое пятно.

Глава 2 Осада Латтакии.

Для благородного Боэмунда появление пизанского флота в бухте Святого Симеона явилось воистину даром небес. Вот уже более месяца он пытался выбить византийцев и провансальцев из Латтакии, одного из самых удобных портов на сирийском побережье, расположенном к тому же недалеко от Антиохии. К сожалению, император Алексей Комнин не хуже графа Антиохийского понимал важность Латтакии, как будущего плацдарма для завоевания Сирии. Именно поэтому басилевс отдал приказ пельтастам ни в коем случае не сдавать город и порт, ибо спор между византийцами и нурманами шел не столько о Латтакии, сколько о власти над цветущими землями. Боэмунд последними словами проклинал Раймунда Тулузского, который пошел на сделку с византийцами и пустил их в город, завоеванный крестоносцами. Увы, Сен-Жилль был далеко и, по слухам, метил в Иерусалимские короли, а доблестному нурману в одиночку приходилось расхлебывать заваренную им крутую кашу. Попытка ограничить подвоз продовольствия в город провалилась. Нурманам нечего было противопоставить византийскому флоту под командованием примикария Татикия, хозяйничавшему в окрестных водах. Боэмунд очень хорошо знал Татикия и однажды уже обвел его вокруг пальца. Надо полагать, даровитый полководец затаил обиду на хитроумного нурмана и наверняка сделает все от него зависящее, чтобы помешать тому утвердится в Северной Сирии.

Пизанским флотом командовал папский легат, архиепископ Даимберт, полноватый человек лет сорока пяти с пухлыми словно у женщины губами, холеными руками и надменным взглядом темных больших глаз. Боэмунду он поглянулся с первого взгляда. И к счастью, для нурмана симпатия оказалась взаимной. Пизанцы на пути к Сирии уже успели разграбить несколько византийских городов, чем вызвали гнев не только великого примикария Татикия, но и самого императора Алексея. Впрочем, захваченная во время пиратских налетов добыча стоило того, чтобы ссорится из-за нее с византийцами. Целью архиепископа Даимберта был патриарший престол города Иерусалима. Боэмунд мог предложить ему только пустующее место патриарха Антиохийского, но Даимберт в ответ лишь пожал плечами.

– Я получил строгие указания от папы, – сообщил он по секрету Боэмунду. – Иерусалим должен стать церковной вотчиной.

– Так ведь Иерусалим еще не взят, – удивился чужой прыти сын Роберта Гвискара и жестом пригласил гостей к накрытому столу.

Архиепископ принял предложение с большим достоинством, но за столом выказал завидный аппетит и пристрастие к горячительным напиткам. Судя по всему, папский легат ценил жизнь во всех ее проявлениях, а потому Боэмунд окончательно утвердился в мысли, что с ним можно поладить.

– Ты ошибаешься, сын мой, – почти пропел Даимберт. – По моим сведениям, Иерусалим уже пал, чтобы вновь возродится под дланью Христа и его церкви. Мы перехватили византийское судно, везшее письмо Алексею Комнину. У басилевса, судя по всему, есть агенты во всех здешних крупных городах.

Весть об освобождении Гроба Господня порадовала графа Антиохийского, но и озаботила не на шутку. Если вечному неудачнику графу Тулузскому не удастся закрепиться в Палестине, то он непременно вернется в Сирию, дабы вставлять палки в колеса набирающей ход нурманской колеснице.

Архиепископ Даимберт очень высоко оценивал вклад благородного Боэмунда в богоугодное дело освобождения Гроба Господня. Конечно, граф Антиохийский не участвовал в штурме Иерусалима, зато он надежно прикрывал тылы крестоносного войска. Именно поэтому усилия Боэмунда никогда не будут забыты христианской церковью. И папа Пасхалий Второй, а вместе с ним и архиепископ Даимберт очень рассчитывают, что рвение графа Антиохийского со временем не угаснет, и он продолжит свою благородную деятельность во благо христианского мира. В общем, хитроумный папский легат предлагал сыну Роберта Гвискара сделку – патриарший престол в обмен на город и порт Латтакию. А Боэмунд был не настолько глуп, чтобы отказаться от многообещающего союза.