Вадим Саитов - Цитадель души моей Страница 7

Зато отчетливо послышалось мне тявкание вольпа. Вот так-так. Похоже, сквад мой уже весь мёртвым лежит. Что я могу сделать? Пойти по своим следам назад в надежде, что на какой-нибудь меч я раньше наткнусь, чем какой-нибудь вольп — на меня? Кстати, даже если мне вдруг дико повезет, и меч я найду, то не факт, что хоть одну бестию смогу с собой забрать — скорее всего, сдохну без пользы, и всё. А еще я могу попробовать к Вану с Юлием выбраться. И рассказать им всё. Вот это уже польза будет. А сдохнуть я и потом успею.

Тут опять тявканье послышалось, причем ближе намного. Интересно, что это значит? Я напряг память. Так-то язык у вольпов не беднее человеческого, но от своих предков им и кой-какие, вполне звериные, средства общения достались. Так, тявкают они вроде, когда своих созывают… или когда по следу идут?

Страх снова шевельнулся во мне, но теперь я был наготове и головы поднять ему не дал. Огляделся, выдернул пугию и бросился к реке. Разбежался, и, недобежав полшага до границы влажной земли, прыгнул в мутно-бурую воду. Бросился к камышам, срезал трубочку рогоза, рухнул навзничь, трубку во рту зажав, и замер. Вот теперь я вдвойне порадовался, что на мне кольчуга — иначе бы мне напрягаться пришлось, чтобы не всплыть нечаянно — а до поверхности тут и двух пальмов не наберётся. Чуть шелохнешься — круги по воде пойдут, а то и всплеснешь ненароком. До берега-то они мой след вынюхают, а вот дальше… Сквозь воду им меня не разглядеть — муть сплошная. Даже если они и догадаются, что я тут на дне притаился, а не на другой берег вышел выше или ниже по течению, то что — будут все камыши прочесывать? Вряд ли. У них еще куча дел, не будут они время на поимку одного меня тратить, им сейчас нужно по максимуму фактор неожиданности использовать — пока Юлий с Ваном ничего не заподозрили. Я думаю, десяти минут мне тут пролежать хватит.

Пролежал я в итоге все двадцать. На девятой и пятнадцатой минуте мне какие-то плески слышались поблизости, и голову поднять я не рискнул. Может, то лягушка, может — рыба. А может — и нет. Поэтому лежал я дальше, удары сердца считая и стараясь дышать как можно медленнее — чтобы воздух в трубке не свистел. Слух у вольпов — не чета нашему — вмиг услышат.

Наконец, на двадцатой минуте я решился. Голову над водой приподнял, огляделся — чисто. Выбрался из речки, прислушался — тишина. Только пшеница на ветру шелестит, вода журчит, да птицы посвистывают. Ушли вольпы, не иначе. Да и то — зачем им задерживаться? Им сейчас срочно нужно на соединение с основными силами идти. Как и мне, кстати. Одно мне непонятно — почему их больше оказалось, чем мы ожидали? Ведь не меньше десятка их было, а то и полутора. Видимо, они тут всё время сидели, а те двое — трое, что от основной группы отделились, наш сквад к ним и привели. Ох, хитры твари.

Ладно, теперь надо думать, как до своих добраться. Обратно сквозь пшеницу идти смысла мало — как раз к идущим за егерями вольпам я и выйду. Лучше попробовать вперед вдоль холмов забежать, где-нибудь там проскользнуть и с юга к своим выйти. Вряд ли они далеко ушли от того места, где Ворчун нас из холмов вывел. Отшагали стадий пять, скорее всего, и лагерем встали — нас ждать.

А ведь Ван свой десяток верхами вёл — интересно, почему он на помощь не пришёл, когда вольпы на нас навалились? Сверху-то видно должно быть. Или они уже далеко ушли и не заметили? Или… их что-то отвлекло?

Стараясь не думать о том, что могло их отвлечь, я припустил вдоль берега, не сводя взгляда с вереницы холмов по ту сторону пшеничного поля. Не факт, что на таком расстоянии я бы смог отличить человека от вольпа, но и не пришлось — холмы были пусты. Я так увлекся их разглядыванием, что чуть в овраг, в конце пригорка неожиданно передо мной раскрывшийся, не скатился. Остановился на краю, посмотрел на другую сторону. Насчет перепрыгнуть и мысли не возникло — широк больно. Оскальзываясь и пачкаясь, я скатился по влажной глине вниз, перешагнул через текущий по дну ручеёк и уже собрался лезть по другой стороне наверх, как мне пришла в голову одна идея. И пошёл я вдоль ручья вверх по оврагу. То, что я никого на вершинах холмов не вижу, вовсе не значит, что там никого нет. Кто выше, тот к победе ближе — это азы военной тактики и всем бестиям они известны ничуть не хуже, чем нам, людям. Если я просто долиной в холмы пойду, с вершины меня засечь — проще простого. А вот по дну оврага я в холмы и незамеченным зайти могу. Там залезть на ближайшую к оврагу вершину, осмотреться и действовать по обстоятельствам…

Тут овраг повернул немножко, я за поворот зашел и забыл, о чём думал. Потому что на дне оврага сидели, пригорюнясь, рядышком друг к другу восемь человек. Я как вышел, так и замер столбом. Нет, не наши это — не егеря. Одежда простая, крестьянская — штаны холщовые, на ком рубахи длинные без рукавов, на ком и тех нет — по пояс голые сидят.

Босые. Молчат. Может, мёртвые? Нет — головами вроде качают.

— Люди, — осторожно спрашиваю я, — вы это чего?

А сам пугию в руке сжимаю. Не нравится мне эта картина — потому что не понимаю я её.

Тут зашевелились некоторые. Головами закрутили, но спин не разгибают и встать не пытаются. Я аж назад шагнул машинально — что за хрень тут творится?! А один — сидевший с краю — как-то извернулся, чуть не за спину себе посмотрев (лицо молодое, безусое — пацан совсем), меня увидел, заулыбался.

— Егеря, егеря! — кричит, — мы спасены!

Тут только я на ноги его глянул — и всё, наконец, понял. Это одни вольпы так делают, когда людей в плен берут. Раньше я с таким никогда не сталкивался, вот и не догадался сразу.

Вольпы веревку хитрой фигурой складывают, человека в неё заступить заставляют, в петли руки просунуть и на себя потянуть. Веревка натягивается, и запястья плотно к лодыжкам притянуты оказываются. И никуда такой связанный уже не денется — он только сидеть и может. А если вырваться пытаться будет — петли только сильней стянутся. Вот, как у этого, кучерявого — ладони уже черно-синие. Надо бы ему было не верёвку разрезать, а сразу кисти оттяпать — начнут гнить, поздно будет. Но меча у меня все равно не было, да и смысла — тоже. Потому что заглянул я ему в глаза и взгляд свой отвёл — не жилец. Он даже не пошевелился, когда я его освободил. Так и сидел, держа руки у ног и уставившись перед собой пустыми глазами.

Да и остальные ненамного лучше выглядели — кто так и оставался сидеть, разве что выпрямлялся немного и руки растирал. Один бормотать что-то начал потерянным голосом, другой — всхлипывать, третий — посмеиваться. Только пацан поживей оказался: руки размял, окинул меня восхищенным взглядом. Подняться попытался, но не смог, ойкнул и обратно сел.

— Вы их всех убили, да?

Я замялся.

— Нет ещё, — сказал, глаза отводя, — вы что тут делаете?

— Сидим, — с кривой ухмылкой ответил пацан, — где посадили.

«Зачем вас в живых оставили?» — хотел было спросить я, но не стал — вряд ли вольпы снизошли до того, чтобы им это рассказать. Вместо этого я зацепился взглядом за кровавые мозоли на ладонях пацана, посмотрел на руки другого мужика, третьего…

— А что это у вас с руками?

— А копали мы, — опять пацан ответил. Из остальных семерых только один голову поднял и что-то осмысленное в его глазах мелькнуло.

— Что копали?

— Ямы, — пожал пацан плечами, — думали сначала, для себя копаем, но нет. Не знаю, зачем.

Красный Яр где, знаешь? Там, под осыпью, ям с полсотни выкопали, а может и больше, да только я считать до стольки не умею. Кто уставал и лопату бросал, тех убивали.

А вот не сказать, что он очень крепким выглядит. Даже наоборот.

— А ты что же не бросил? Не устал?

— Устал, — улыбнулся, — но жить очень хотелось. Должен же кто-то отомстить за…

Замолчал. Посеръезнел, нахмурился. А у меня догадка какая-то в голове вертится, чую, что очень важная, но никак её за хвост поймать не могу.

— Где этот Красный Яр?

— Там, — пацан весь в мысли свои ушёл, только рукой махнул куда-то в сторону. Зато ответил тот мужик, что секундой ранее смотрел на меня осмысленным взглядом.

— Дорога вдоль поля от деревни идёт, знаешь? — спросил он мягким тягучим голосом.

— Да.

— Вот если по ней идти дальше, то она в бугры заворачивает с рекой вместе. Слева река будет, а справа — осыпь глинистая — он и есть — Красный Яр.

— Там и копали? Прямо под осыпью?

— Да.

— Да, — пацан снова взгляд поднял. — Олипора прямо в яме завалило даже. Осыпь съехала.

Вот оно! Я вскочил, крикнул:

— Возвращайтесь в деревню, там чисто! — и, загребая руками глину, из оврага выскочил.

Бросился к холмам, прямо через пшеничное поле. Уже опоздал я, скорее всего, но если нет — то только бы успеть!

Говорят, огненный песок чекалки не сами изобрели, а где-то у людей подсмотрели.

Ну, не знаю, может, и так. Наши колдуны вообще-то его уже тоже получать научились.