Рикарда Джордан - Изгнанница. Клятва рыцаря Страница 8

Флорис де Трилльон улыбнулся и поспешно достал что-то из седельной сумки, а Рюдигер наконец повел роскошного белого коня в конюшню.

— Ваши обычаи могут быть какими угодно, все равно никто не сможет оторвать глаз от вашей очаровательной дочери и все будут прислушиваться только к ее голосу. — Он снова поклонился Герлин и при этом вручил ей что-то, завернутое в синий бархат.

— Это подарок от моего господина Дитриха Орнемюнде, вашего будущего супруга. Он очень хотел присоединиться к нам, чтобы лично сопроводить вас в ваш будущий дом, однако… — Теперь Флорис, похоже, был не просто учтив, но говорил серьезно. По его лицу даже пробежала тень беспокойства. — …Его советники сочли не слишком разумным покидать Лауэнштайн в данный момент. Неохотно господин Дитрих согласился с их мнением, что свидетельствует о его мудрости. Он от всего сердца просит вас не сердиться на него за это и благосклонно принять этот небольшой подарок. Он выбирал его лично для вас из сокровищницы своей покойной матери.

Герлин была удивлена, что эти драгоценности не перешли к следующей супруге владельца Лауэнштайна. Однако, возможно, мать Дитриха распорядилась оставить особые украшения для будущей невестки. Мысль о подарке, который ее супруг выбирал лично, растрогала Герлин. Похоже, Дитрих был чутким юношей — она не могла представить себе, чтобы Рюдигер мог так же поступить.

Как бы то ни было, она вежливо поблагодарила и вернулась в свои покои, заинтригованная подарком, а отец тем временем проводил гостей в зал. Герлин собиралась присоединиться к ним позже, несмотря на то что Перегрину это могло не понравиться. Она сгорала от любопытства, ей хотелось узнать как можно больше о будущем супруге и его хозяйстве, и она решила, что не упустит возможности поговорить с его рыцарями.

Однако сначала она развернула бархат, скрывавший шкатулку из букового дерева. На крышке был искусно вырезан герб рода Орнемюнде, а замок был из чистого серебра. Герлин осторожно открыла шкатулку, обитую внутри таким же темно-синим бархатом, и увидела три изящных браслета из красного золота с орнаментами из традиционного золота и серебра. До этого момента такие изделия Герлин видела только при дворе королевы Алиеноры, в основном они принадлежали девушкам из Сицилии или Кастилии. В немецких землях не было ювелиров, которые могли бы создать столь изящные украшения, диадемы приходилось привозить из страны мавров. Герлин не могла насмотреться на изысканные браслеты, однако затем ее взгляд упал на небольшой лист бумаги, который затерялся в складках бархата.

«Герлиндис из рода Фалькенберг, я прошу Вас благосклонно принять этот скромный подарок. Поверьте, я с нетерпением ожидаю того дня, когда смогу увидеть, как сияние этих украшений блекнет, затменное Вашей красотой.

С сердечным приветом, Ваш будущий супруг

Дитрих из рода Орнемюнде, хозяин крепости Лауэнштайн»

Письмо было написано круглым, еще детским почерком, однако без ошибок. А обороты речи говорили о том, что это писал воспитанный при дворе рыцарь. Герлин предполагала, что составить небольшое письмо юному Дитриху помогли, но все же ее сердце наполнила радость. По крайней мере, было не похоже, что Дитрих — избалованный, неотесанный оболтус. И до приезда в Лауэнштайн она могла представлять себе, что получила письмо и подарок от взрослого, почтенного рыцаря ее сердца — такого, как Флорис де Трилльон. По лестнице, ведущей из ее покоев в зал, где находились рыцари, Герлин спускалась приплясывая. Теперь она с радостью ожидала отъезда в Лауэнштайн.

Глава 4

Во время вечернего пиршества Флорис де Трилльон учтиво делил тарелку с Герлин. Обычно рыцарь так вел себя с дамой, которую взял под свою защиту или которой принадлежало его сердце. С этим обычаем Герлин познакомилась при дворе Алиеноры Аквитанской, где сразу два юных рыцаря просили позволения сражаться в поединках под ее знаком.

Королева поощряла принятие ее приемной дочерью этого культа дамы, если только речь не шла о чем-то большем, чем легкое увлечение. Алиенора часто повторяла своим воспитанницам, что придворная любовь в первую очередь означает не плотские отношения, а глубокое уважение рыцаря к своей даме. Такая любовь способствует его духовному развитию. Дама должна побуждать его придерживаться рыцарских добродетелей, быть сдержанным и смиренным, защищать слабых, добро и красоту. Она оценивала его поступки, красивыми словами выражала похвалу, однако также могла резко осудить его, если он в чем-то провинился.

Внимание Флориса не показалось Герлин неприличным, хотя пожилые рыцари ее отца посматривали на них с неодобрением, а Леон из Гингста бросал порицающие взгляды. Правда, о своем новом доме из разговора с рыцарем Герлин узнала не слишком много. Разумеется, согласно его описаниям, крепость Лауэнштайн была большой и великолепной.

— Я думаю, что женские покои соответствуют всем требованиям уютного жилья, однако их порога я до сих пор не переступал.

Значит, графиня Лютгарт не была дамой его сердца. Впрочем, Герлин и не заметила на копье Флориса знака расположения какой-то дамы. Она уже собиралась спросить его об этом, но одернула себя. Какое ей было дело, кто следил за соблюдением рыцарских добродетелей господина Флориса! Вместо этого она стала расспрашивать его о своем будущем супруге, которым Флорис не мог нахвалиться.

— Разумеется, господин Дитрих еще юн, однако он обладает всеми качествами рыцаря — умом, тонким вкусом, сдержанностью и большим сердцем! К тому же он добрый и приветливый, мужественный и с достоинством переносит поражения. Я никогда не замечал, чтобы он поступал несправедливо или нечестно. Иногда он даже слишком… — Флорис запнулся.

— Слишком… какой, господин рыцарь? — спросила Герлин.

Флорис закусил губу.

— Слишком мягкосердечный, госпожа, слишком… чуткий, слишком…

— Простодушный? — осторожно спросила Герлин.

Она не знала, что навело ее на эту мысль. Однако она слышала разговор между мужчинами о том, что Лауэнштайном управляет не только госпожа Лютгарт. Также называли некоего Роланда Орнемюнде по линии Тюрингов. Герлин спрашивала себя, что рыцарь делает в крепости и не было ли его присутствие причиной того, что и Флорис де Трилльон, и Соломон из Кронаха делали все возможное, чтобы наследник Лауэнштайна не покидал свои владения даже на короткое время.

Флорис опустил глаза.

— Это неплохо, когда человек доверчив, — заметил он. — Если он готов прислушиваться к советам тех, кто… кто обладает немного… гм… большим жизненным опытом, чем он…

Герлин улыбнулась. Придворные манеры обязывали ее помочь рыцарю выйти из такого затруднительного положения. Флорис был, несомненно, весьма предан своему господину.

— И к советам женщин! — подхватила она. — Вы же не против, чтобы ваш господин выбрал себе даму сердца, чьим суждениям он мог бы доверять?

Флорис в ответ улыбнулся. Его лицо мгновенно приобрело мальчишеское и несколько лукавое выражение.

— Абсолютно верно, госпожа. И мой господин хотел бы иметь счастье не только хранить в сердце любовь к своей даме, но и получить возможность прижать ее к своей груди, когда он того пожелает. Господин Соломон с восторгом рассказывал о вас, госпожа, и теперь я вижу, что его впечатлила не только ваша красота, но также благоразумие и рассудительность. Наш господин Дитрих — поверьте мне! — знает цену и тому и другому.

На следующий день, когда Герлин отправилась в покои брата, чтобы подготовить и его вещи для пребывания в Лауэнштайне, ей довелось услышать менее лестные слова о будущем супруге. Рюдигер вбежал в комнату, преисполненный чувства собственной значимости и радости приобретения новых друзей в лице оруженосцев из Лауэнштайна. Теобальд и Фридхельм, конечно же, ночевали не в конюшне, по крайней мере, юный господин Теобальд «благородного происхождения» посчитал это ниже своего достоинства. Разумеется, Рюдигер охотно пригласил их в свои покои и всю ночь бурно обсуждал с ними приобретенные рыцарские навыки, лошадей, а прежде всего будущих боевых товарищей при дворе в Лауэнштайне.

— Похоже, твой суженый, Дитрих, настоящий неженка! — заявил он Герлин без всякого стеснения. — За последнюю неделю Теобальд выбил его из седла четыре раза, а Фридхельм — дважды. Но они говорят, что еще никто не смог обыграть его в шахматы.

— Следовательно, — сказала Герлин, не слишком озабоченная услышанным, — и ты сможешь заслужить его уважение, если до отъезда будешь практиковаться в этой настольной игре.

Для Герлин слова Рюдигера свидетельствовали скорее о верности оруженосцев своему господину, чем об истинных рыцарских качествах Дитриха. Похоже, что от Теобальда не стоило ожидать снисхождения, в то время как Фридхельм выражал свое мнение в довольно мягкой форме.