Марина Крившенко - Новая жизнь царицы Феодоры Страница 8

– Ай, дорогая, позолоти ручку, – в иллюзорный мир девушки нагло влезла уличная цыганка, – всю правду расскажу: что было, что будет, ничего от тебя не утаю. Я всё знаю, всё вижу, многим уже помогла. И тебе помогу, красавица.

Лиз смотрела на женщину полу затуманенным взглядом и совершенно не хотела понимать её слов, словно всё это её не касалось.

Как-то автоматически девушка протянула руку с помятой купюрой, которую она только что вытащила из кармана, в окно.

– Э, дорогая, тебе и руку показывать не надо, я и по глазам всё уже вижу. Сложно тебе, тоскливо и не радостно. Ты, девочка, домой едешь. Вот только не рада ты туда вернуться, тебе кажется, что там никто тебя не ждет. Но это не так, тебя никогда не забывали, ни родители, ни бабушка, всегда ждали, всегда надеялись, что ты скоро вернёшься. И простили тебе уже все давно, несмотря на то, что ты много натворила. Глупая ты, маленькая ещё, не понимаешь многого. Ещё вижу, что ждут тебя и совсем в другом месте. И счастье своё ты тоже там найдёшь. Вернее, ты его нашла уже, но об этом ещё сама не догадываешься и поэтому отталкиваешь его. Только всё равно от судьбы не уйдешь, всё равно с ним будешь, он тебе всю правду открыть поможет. Расскажет, кто ты и зачем ты здесь, за что ты здесь… Поверь и доверься ему. Он не обманет и не предаст тебя, как его брат.

– Что? Я не понимаю, о чём это Вы?

– Наступит время – всё поймёшь обязательно. Только не ошибись, девочка, не поддайся старым чувствам, не оглядывайся назад, там нет ничего для тебя, только смерть.

Элизабет подняла глаза, но рядом уже никого не было, как будто цыганка в воздухе растворилась.

Пробка постепенно начала продвигаться и совсем скоро такси поехало дальше. Лиз даже не заметила этого, она всё не могла прийти в себя после той встречи с цыганкой. Девушка никогда раньше не прибегала к помощи каких-то гадалок или ясновидящих и никогда им особенно не верила, а цыгане у неё вообще вызывали отвращение. Она всегда считала, что этот народ только на обман и воровство способен, а ещё много слышала о цыганском гипнозе, когда люди добровольно отдают им золотые украшения или деньги. Вот и сейчас девушка сразу начала проверять, всё ли её добро на месте, но что-то в словах этой цыганки её особенно взволновало, как будто это действительно имело какой-то смысл.

Большой старый дом был таким же, как в тот день, когда Элизабет его покинула. Сухие виноградные лозы уродливо свисали с таких же старых серых стен. Видимо, кроме Лиз мало кого это интересовало, хотя и она в своё время не слишком много внимания уделяла дому и саду. Но всё же иногда её осеняло, и девушка могла часами копошиться на участке, обрезая кусты, пропалывая цветник или занимаясь ещё чем-то полезным. В такие моменты её просто невозможно было отвлечь от этого занятия. Единение с природой помогало девушке нырнуть в свои мысли, продумать планы на будущее, решить какую-то задачу, а сад, тем временем, становился заметно моложе и красивее. Никто не стал бы мешать Элизабет в такой момент. Это было единственное увлечение девушки, которое полностью одобряли её родители, и никак ему не препятствовали.

Девушка вошла в дом, открыв его своим ключом. Сколько времени прошло, а она всё так же носила ключ в сумке, даже не задумываясь о том, что он ей может пригодиться. Странно было, что, учитывая её образ жизни, родители не сменили замки.

Как и предполагалось, встречать странницу никто не вышел, хотя она по этому поводу сильно не расстраивалась. В доме было прохладно и темно, а в воздухе витал дух отчуждения. Атмосфера совсем не напоминала жилой дом, а больше походила на больницу или отель. Как ни старалась мать Элизабет сделать дом настоящим семейным гнездом, это у неё получалось не очень хорошо, ведь сами обитатели дома не чувствовали этого уюта и тепла, семья мало походила на настоящую семью, у каждого всегда была своя жизнь, которой он не желал делиться с остальными. Девушка помнила то время, когда она была маленькой, пожалуй, в этот период их действительно можно было назвать семьёй, по крайней мере, так ей тогда казалось. Молодые родители, довольно молодая бабушка, ещё живой дедушка и масса других родственников, которые очень часто навещали их, особенно во время различных семейных торжеств. В доме всегда было шумно и весело. Когда же всё изменилось, девушка уже не могла вспомнить, видимо, это происходило постепенно и незаметно.

Элизабет начала медленно подниматься в свою комнату. Деревянные ступеньки предательски заскрипели, и на этот звук из кухни выбежала мать. Совсем молодая и довольно привлекательная женщина без малейшего намёка на седину или морщины, она смотрела на дочь, не говоря ни слова. Даже в своём собственном доме женщина не позволяла себе выглядеть кое-как. Никогда никто не мог увидеть её не накрашенной, без прически и в неподобающей одежде. Она говорила, что женщина должна хорошо выглядеть всегда, не смотря ни на что. Даже Элизабет не могла вспомнить, чтобы её мама ходила по дому в старом халате или чём-то подобном. Домашняя одежда подбиралась так же тщательно, как и выходная. Наверное, это было связано с тем, что в любой момент отец мог вернуться домой вместе с гостями, которые зачастую были его деловыми партнёрами. Поэтому, чтобы не позорить мужа, женщине приходилось быть всегда в полной боевой готовности. Позже это вошло в привычку и стало для неё негласным правилом.

– Привет, мама. Я вернулась, – слова девушки прозвучали, как оправдание.

– Какая ты стала… красивая, взрослая. Очень изменилась за эти два года. Твоя комната готова. Ты можешь передохнуть и умыться с дороги, а вечером мы устраиваем праздничный ужин по случаю твоего возвращения. Будут только самые близкие родственники и друзья, совсем немного людей. Но всё равно я прошу тебя, надеть что-то более приличное, ато у твоей бабушки будет инфаркт, если она увидит тебя в таком виде. Знаю, что ты не любишь одеваться строго и официально, но прошу тебя, потрудись уж хотя бы сегодня, хотя бы для неё. Ладно, иди. Ты, наверное, очень устала, ведь путь, я полагаю, был неблизким. – Женщина развернулась и пошла на кухню.

Элизабет ожидала не сильно тёплого приёма, вот только не думала, что слова матери проберут холодом до самых костей. Казалось, что дочка просто не пришла домой ночевать, и её тактичная и сдержанная мать без скандала и крика дала девочке понять, что не в восторге от её выходки, и что будет очень недовольна, если что-то подобное повторится.

В этот момент Элизабет чувствовала себя полностью разбитой и совершенно никому не нужной. Как бы там ни было, она ужасно соскучилась и за домом, и за своей семьёй, и за своей прошлой жизнью, думала, что здесь обрадуются её возвращению. Ей совершенно не нужен был этот ужин в честь её приезда, ей просто хотелось, чтобы мама её обняла при встрече и сказала пару тёплых слов, просто хотелось почувствовать себя нужной и любимой, но этого не произошло.

Девушка поднялась наверх по старой деревянной лестнице. В её комнате практически ничего не поменялось. Всё те же белые обои, синеватые шторы на окнах, несколько комнатных растений, большое зеркало, аквариум со скаляриями, диван, стол, книжный шкаф и гардероб. Не было только плакатов на стенках, которые Элизабет тщательно собирала на протяжении последних школьных лет – тогда любимые группы и исполнители смотрели на неё со стен родной комнаты, вселяли уверенность в себе и заставляли верить в то, что было для неё дорого. Глядя на них, девушка представляла и себя участницей такой же рок-группы, звездой, к которой каждый хочет попасть на концерт, но билеты достать может далеко не каждый. Теперь же только следы от кнопок на обоях напоминали о том, что здесь когда-то было. Видимо, родители считали преступлением подобное проявление индивидуальности дочери и решили избавиться от него, как только Лиз покинула дом. Раньше девушка устроила бы грандиозный скандал, рассказала бы о своих правах и, наверное, неделю ни с кем не разговаривала бы, но сейчас ей было уже всё равно, всё это было в прошлом, да и задерживаться здесь надолго она не собиралась.

Элизабет бросила сумку на пол и прямо в обуви плюхнулась на диван. Она действительно очень устала и практически засыпала на ходу. Несмотря на то, что девушка проспала почти всю ночь в поезде, она совершенно не выспалась: сон в дороге не даёт такого отдыха, как на нормальной кровати и не позволяет полностью постановить силы. Постепенно сознание Лиз начало выключаться, и она погрузилась в крепкий и такой необходимый ей сон.

Но выспаться ей не удалось. Отвратительный звук телефонного звонка показался Элизабет градом ударов по голове. Этот невыносимый звон вырвал её из сладкого плена Морфея и вернул к жестокой реальности. Кому же понадобилось звонить ей именно сейчас, неужели нельзя было дать ей пару часов на отдых. И кто вообще мог звонить ей на домашний телефон, кто мог знать, что она уже дома?