Чертополох и золотая пряжа (СИ) - Ершова Алена Страница 8

Не желая показывать горечь эмоций, дева отвернулась к окну. Там далеко, среди деревьев Бернамского леса, горели сотни огней. Сиды, жестокие и страшные, нынче отдавались праздничной ночи. Но если люди чтили мертвых, то для бессмертных это была пора любви и свадеб.

«Я же стою посередине этих двух миров, ни к одному из них не пренадлежа в полной мере. Люди со своим пиром, волынками и танцами от меня так же далеки, как и сиды с флейтами, песнями и костром. Я никогда не была своей среди деревенских. Они боялись и презирали меня, как все непонятное. Я никогда не стану равной чопорной знати. Хоть сделаюсь трижды королевой, все равно буду слышать шепот за спиной. Что остается? Лес? Его я боюсь сама. Страх заблудиться, пропасть, сгинуть, он сильнее презрения и людской ненависти. Так если нет разницы, то лучше страдать в королевских покоях, чем в крестьянском доме. А раз между мной и замужеством стоит Темный лэрд, то я не гордая, сделаю шаг навстречу».

Айлин повернулась к магу и обнаружила его внимательно рассматривающим спящую служанку.

— Не дурно, — наконец выдал он свой вердикт. — На имени или на крови?

— На имени, — облизав пересохшие губы, ответила Айлин.

— Хм, — маг сложил руки за спину. — А как узнала?

— Подобралась через повседневное.

— Молодец, значит, мои уроки не прошли зря. Горжусь. Кстати, что за магия сокрыта в фибуле, что ты мне вчера дала? Я чувствую ее, но не могу определить. Поверь, со мной такое нечасто.

Айлин усмехнулась, хотела было съязвить насчет того, что великий и ужасный Темный лэрд не смог разгадать маленькую тайну. Хотела, но не стала. Во-первых, с матушкиными подарками не шутят, а во-вторых, золотой трилистник так и продолжал скалывать ворот дублета, поблескивая в свете свечи.

— Все просто, мой лэрд, — Айлин подошла и коснулась тонкими пальцами застежки, посмотрела в темно-сиреневые глаза. — Вы вчера так уверенно говорили о себе как о чудовище из бездны, что мне захотелось доказать вам, что это не так. Фибула развеет в прах любое порождение тьмы, стоит лишь коснуться ее.

Румпель покачал головой.

— Ничего не стоит мне доказывать впредь. Я не первый год живу на свете и знаю, что самые страшные чудовища — это люди. Но за подарок спасибо. И потому мне любопытно, что ты мне предложишь за помощь в этот раз. А, леди Айлин? Ты ведь теперь леди, не так ли?

Насмешки колдуна ранили не хуже острых листьев цветка, на которые он так походил.

— Да, его величество велел меня теперь так называть. Но между нами, ведь ничего не изменится, не так ли?

— Ошибаетесь. Если вам суждено стать королевой, то придется меняться, перекраивать себя и сшивать заново. Учиться сладкой лжи и придворной фальши. Окружать себя верными людьми, но не подпускать никого достаточно близко. Блистать на пирах и знать, сколько стоит каждая пинта эля, поданная на стол. Знать, чем живет столица и что творится на самых отдаленных островах. Слышать, что говорит король и о чем умалчивают придворные. Уметь находить компромиссы, знать, где стоит казнить, а когда помиловать. И главное, каждый светлый день повторять себе, что вы в первую очередь королева и уже после мать, жена и женщина. Тогда, быть может, этой многострадальной стране повезет, и она не скатится в очередную пучину войн.

— Вы поможете мне с этим? — спросила Айлин.

— Нет. Я лишь помогу вам выполнить задание короля. Но сначала подарок!

— Мой лэрд, у меня осталось лишь матушкино кольцо с рубином, оно подходит на любую руку.

— Я принимаю ваш дар, леди Айлин, — Румпель взял кольцо и надел его на безымянный палец. Рубин загорелся алым. Следом за ним вспыхнули и щеки девы.

— Вновь магия? Поведаете мне ее суть?

— Вы просили подарок, и вы получили его, но раскрывать магическую природу вещи я не стану. Скажу лишь, что она не несет для вас ни беды, ни выгоды. Теперь ваша очередь исполнять условия сделки. Ночь длинна, но и соломы целых пять мешков, так не приняться ли нам за работу?

1.5 Утро нового дня

Утро темной части года выдалось на редкость холодным. В камин некому было подбрасывать дров, и он потух. Но еще до первых лучей вынырнувшего из проруби солнца последнее веретено наполнилось золотой пряжей. Вместе с работой тянулась и тонкая нить беседы. Большей частью говорили о магии.

— Понимаешь, сейд — это женское искусство, в каждом роду он свой и редко бывает доступен мужчинам. Он передается по наследству от матери к дочери, от бабки к внучке. Но тут одной сидской крови недостаточно, нужны знания. Очень жаль, что у тебя не было наставницы. Ты по природе своей сильная сейдкона.

Айлин глубоко задумалась: «Сидской крови…значит, вправду люди говорили, что матушка моя не человек, и холмы ей дороже собственного ребенка оказались…»

— Но меня учили вы, — ответила Айлин, спрятав грусть в дальний уголок сердца. Она подумает об этом позже. Примет и простит. Сейчас же на это просто нет сил. — И я бы не сказала, что это учение прошло даром.

Маг улыбнулся одними глазами. Он сидел вполоборота, привычно подставив под свет свечи не изуродованную часть лица. Свою наставницу по сейду он не помнил. Знал, что она была. Тепло, которое подарила ему всеискустная, за годы обучения, до сих пор грело сердце.

Айлин нравилось наблюдать за скупой мимикой гостя, собирать крупицы знаний о нем. В детстве маг представлялся добрым сказочником, эдаким волшебником, присланным феями, чтобы подготовить спрятанную принцессу к жизни во дворце. Она мечтала, что рано или поздно ночной гость приведет ее к волшебному камню, который запоет, подтверждая ее высокое происхождение. А дальше будет пир и прекрасный принц. Все девочки любят пиры и мечтают о принцах. Но почему-то не все мечты, сбываясь, приносят радость.

— Ты только не говори никому об этом, а то я стыда не оберусь, — с нотками иронии произнес маг.

Дева уставилась на него, прокручивая в голове последнюю фразу, а поняв, вспыхнула, как цветок мака.

— Ой, а я о том, что вы меня рукодельничать учили, рассказала нашим…только мне все равно никто не поверил. Но про сейд я молчала, хотя и так догадываться стали, когда я своим пледом сына пастуха накрыла, а он исчез.

Собеседник покачал головой и взял последний пучок соломы. Он помнил этот плед.

— Вот и хорошо, что не поверили. Понимаешь, магия этого мира делится на мужскую и женскую. Сейд и спа присущи женщинам. Скальдическая и руническая — мужчинам. Я сейд своей матери получил целиком в противовес проклятию. И все равно нужно было учиться. Потом, намного позже, чтобы постичь мужскую начертательную магию рун, пришлось долго познавать премудрость на севере, у одного саамского колдуна. Зато теперь ни один смертник не рискнет смеяться мне в спину.

Айлин открыла рот, желая спросить, и тут же закрыла его, больно прикусив губу. Она ничего не знала о своем ночном госте и впервые за их встречи он хоть обрывками, но сказал что-то личное. Подмывало поинтересоваться о детстве, отрочестве и о том, как он получил свои проклятья и увечья. Наверное, сражался в войне с сидами, что закончилась почти тридцать лет назад. Ей вдруг стало интересно, сколько ему? Выглядел-то маг не старше короля, но кровь волшебного народа сильно увеличивает срок жизни. И чем большее ее, тем дольше живет человек. Правда, бессмертие получить можно лишь в Холмах и то, пока ешь их хлеб и пьешь их воду. С другой стороны гостя выдавали глаза, умные, цепкие. Такие не будут у юнца, недавно начавшего брить бороду. Да и малышкой маг ее звал еще тогда в давно забытом детстве. Слова зудели, прыгали на языке. Сотня вопросов роилась в голове, но Айлин не задала ни одного, рассудив, что это не та тема, о которой маг захочет говорить.

— Ночь подходит к концу, пришла пора прощаться. — Румпель поднялся со своего места и, хромая, подошел к пряхе.

— Но ведь это не навсегда? Вы могли бы не исчезать с лучами солнца? — Она подняла на него глаза и теперь смотрела снизу-вверх, как смотрит, пожалуй, прибрежный цветок на черный утес.