Александр Прозоров - Последняя победа Страница 9

Похоже, цветок был самым первым тату шамана, поскольку почти все остальные рисунки являлись боевыми заклинаниями, и только два знака плодородия внизу живота и поклонный стебель правого колена были рисунками молитвенными, обращением к богине Мыхими за защитой от болезни и прославлением ее милости. Остальные татуировки на ногах добавляли им прыткости и силы. Поясницу мужчины огибала извивистая змея переменчивой Этпос-ойки, богини луны, умеющей обманывать и отводить глаза, на щиколотках плясали веселые пупи, помогающие скрадывать шаги.

Для воина, даже вождя, рисунков было слишком много. Ведь татуировки сами по себе – ничто. Чтобы давать им силу, сир-тя должен обладать колдовскими способностями. Однако для колдуна направленность татуировок была уж очень воинственна.

Похоже, когда-то в молодости Нахнат-хайд разочаровался в жизни и возжелал найти смерть в честной битве. Но оказался сильнее противников.

На второй день лодки шли дальше вверх, используя весла уже в качестве шестов. В протоке, выбранной бывшим шаманом, глубина редко где была по пояс, а по большей части не доходила и до колена. Здесь главной сложностью стали поваленные поперек русла деревья. Одинокий струг такая проблема могла бы и остановить. Однако в отряде чародейки хватало свободных рук, чтобы отправлять вперед дровосеков, споро разрубающих трухлявые стволы и отбрасывающих их в стороны.

Еще несколько широких притоков, отмеченных кожаными лентами – и могучий в низовьях Ямтанг сузился до нескольких шагов, а глубина его стала таковой, что лодки то и дело чиркали днищем по песку.

Воины спрыгнули в воду и теперь вели свои челны, придерживая их за борта – в то время как уже почти половина маленького войска стучала впереди топорами. Здесь джунгли не просто перекрывали русло в отдельных местах – здесь они росли практически прямо в ручье.

Ближе к вечеру лес победил. Путники вытащили лодки на берег и перевернули кверху днищами, оставив отдыхать до своего возвращения, закинули поклажу на плечи и зашагали по воде пешком. Колдовское солнце начало тускнеть на ночь как раз в тот момент, когда Нахнат-хайд вывел порядком запыхавшуюся Митаюки-нэ к округлому прудику в размах рук шириной. На дне лужицы бурлили, вскидывая горстями мелкий серый песок, несколько крохотных вулканчиков.

– Исток Ямтанга, великая госпожа, – указал на родник бывший шаман. – Отсель до истока Варанхая копье добросить можно. Вот токмо узкий он зело за родником. До того места, где лодку на воду спустить можно, полдня налегке шагать.

– Белокожие дикари хитры, – отмахнулась девушка. – Они что-нибудь придумают. Нам же главное – здешние племена к покорности привести.

– Племена многочисленны, госпожа, – предупредил Нахнат-хайд.

– Ну и что? – пожала плечами чародейка. – Мы несем истинную веру, слово Господа нашего Иисуса. Разве способно оружие устоять против христианского учения?

– Не способно, госпожа, – размашисто перекрестился бывший шаман и поклонился чародейке.

– Ты воевал здесь, Нахнат-хайд? – поинтересовалась Митаюки. – Откуда ты так хорошо знаешь здешние места?

– Великий Седэй собирал армию, чтобы напасть на крепость иноземцев, стоящую на острове, – честно признался воин. – Мы опоздали к ней присоединиться, но успели одолеть больше половины пути к месту сбора. Как раз по Ямтангу и Варанхаю.

– Это божье знамение направило вас нужными тропами, – чародейка тоже сочла необходимым перекреститься. – Как близко отсюда первое селение язычников?

– Два дня пути, госпожа.

– Хорошо… – Девушка покрутилась, нашла взглядом немца. – Ганс! Завтра я уйду вперед, на разведку. Если задержусь, то ближе чем на полдня к языческой деревне не приближайтесь. Ждите моего возвращения.

– Хорошо, – лаконично кивнул Штраубе.

– Ты хочешь отправиться одна, белая госпожа? – забеспокоился Тарсай-няр. – Позволь дать тебе хотя бы десяток воинов!

– Это ни к чему, мой верный страж, – отрицательно покачала головой девушка и широко осенила себя крестным знамением. – Господь не даст меня в обиду.

Это только кажется, что пешая девушка не способна идти быстрее столь же пеших воинов. Юной и быстроногой чародейке не требовалось тащить на себе тяжеленные мешки с припасами и оружие, она проскальзывала между узкими стволами, подныривала под свисающие к воде ветви, а не рубила их. И не проваливалась в рыхлое песчаное дно весело журчащего Варанхая. Меньше уставала, реже отдыхала – и все это час за часом складывалось в лишние версты пути.

В просторном лагере одинокая путница тоже не нуждалась – когда сгустилась тьма, она просто забралась в крону мангрового дерева и наскоро сплела гамак из толстых – в руку, – но гибких лиан, в достатке свисающих меж ветвями. На ужин – кусок вяленого мяса и вода из-под ног, на завтрак – вода и кусок мяса, и с первыми лучами чародейка уже отправилась дальше по быстро расширяющейся протоке.

Когда Варанхай раздался от берега до берега до десяти шагов и стал походить на настоящую реку, Митаюки-нэ выбралась на песчаную отмель, опустилась на колени и полуприкрыла глаза, привычно слушая, осязая и обоняя. Ежедневные упражнения сделали свое дело – если бы кто следил со стороны за одинокой путницей, то увидел бы, как она в считаные минуты стала полупрозрачной, затем вовсе невидимой, и лишь плеск воды выдал тот миг, когда юная чародейка покинула место короткого, но искусного обряда единения с окружающим миром.

Варанхай стал не только широким, но и достаточно глубоким. Брести по колено в воде показалось Митаюки утомительным, и она выбралась на сушу, продираясь через кустарник и заросли деревьев. Поняв, что ничего не выиграла – опять спустилась в русло. Однако завоевавшие берег деревья, выдвигая в воду толстые коричневые корни, выдавливали ее все дальше и дальше на глубину.

Выругавшись, чародейка опять выбралась наверх, теперь уже прыгая с корня на корень и проклиная воинов за то, что те поленились перетащить из реки в реку хотя бы несколько челнов. Насколько проще сейчас было бы скатываться по течению, лишь лениво подправляя веслом направление!

Мучения несчастной девушки наконец-то разжалобили лесных духов. Митаюки заметила в зеленой прибрежной стене просветы, свернула туда и наконец-то выбралась на еле заметную, но все же различимую тропу.

Немного отдохнув, послушав ветер, шелест листьев, приглядевшись к бликам, чародейка восстановила дыхание, слилась с природой и неслышно заскользила вперед.

Разумеется, чем ближе к поселку, тем шире и натоптанней становилась дорожка. Часа через два ведьма уже различила голоса и вскоре разминулась со стайкой десятилетних девочек, бегущих в заросли с корзинами под мышкой. Видимо, собирать к ужину какие-то лесные плоды.

Хорошо жить близко к солнцу сир-тя! Можно не сеять, не охотиться, не плести сетей. В джунглях все равно нарастет в достатке инжира, шелковицы, манго, орехов, апельсинов, бобов и прочих сытных вкусностей. У холодного озера, на берегу которого выросла юная чародейка, еда так просто не давалась.

Митаюки быстрым шагом двинулась дальше и очень скоро вышла к Дому Девичества: большому чуму, накрытому шкурой длинношея, украшенному паутинными амулетами от злого чародейства и дурного глаза, защищенному амулетами от болезней и злых врагов, с нанесенными на стены рунами сытости и благополучия.

После огромных острогов, возводимых казаками, Дом Девичества уже не казался Митаюки ни большим, ни величавым. И даже назвать его домом язык больше не поворачивался. Просто чум, собранный для полусотни обитателей, а не на пять-шесть человек, как обычно.

Дом Девичества принимал в себя девочек в возрасте семи или восьми, иногда девяти лет, учил их женской магии и хозяйственным хитростям, умению повелевать мужчинами и творить заклинания – и в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет выпускал из себя уже настоящими женщинами.

Половина ее юности прошла в точно таком же шалаше!

Митаюки покачала головой, теперь уже не понимая, как могла так долго терпеть тесноту в чуме размером с ее нынешнюю опочивальню в Новом остроге, и… И быть в нем счастливой!

Перед входом в чум, возле слабо чадящего кострища, сидели на корточках три старухи и что-то вязали из ивовых корешков и разноцветных ниток. Рядом была приготовлена кучка ярких птичьих перьев. Чародейка с любопытством вытянула шею – и тут же два раза подряд сочно прокричала сойка. Это сработал сторожевой амулет, предупреждая хозяев о появлении чужака с недобрыми намерениями.

Незваная гостья спешно попятилась, ее рука скользнула к ножу на поясе. Однако из трех старух лишь одна подняла голову, посмотрела на окружающие кроны и снова вернулась к своему занятию.

Извечная беда обитателей всех мирных селений. Сперва они окружают свои города и деревни сторожевыми амулетами, а затем… Затем не обращают внимания на их сигналы.