Синельников и старый майор - Лях Андрей Георгиевич Страница 2

Я повернулся к Фердинанду.

– Ферди, дело дрянь. Уже в Камеруне знают.

По идее, самое время было бы сбежать и готовить второй заход, но в ореховых глазах развеселый индикатор «Да!» полыхал на двести ватт, и я решил рискнуть головой и заглянуть в логово льва.

Несчастный, ты получишь, что хотел. Логово? Будет тебе логово. Весь, так сказать, львятник представлен едва ли не в полном составе, что в это время дня и года – редкость исключительная. Но вот сшутил черт такую шутку – занесло меня в самое жерло, на традиционный (читай: ритуальный) обед, а еще говорят, что дуракам везет. Представляю в порядке появления. Вот этот линкор «Бисмарк» с седыми косами вокруг головы – это тетушка Амалия, глава семьи, хранительница традиций. Специальный гость из Дортмунда, мега-звезда, ее сын – супер-гипер-магнат-олигарх «Старый Карл», а по другому, невесть откуда неведомо когда взявшемуся прозвищу – «Железный Густав». Но он не Карл и не Густав, он Хельмут, а «Старый Карл» возник потому, что он уже лет десять как владелец концерна «Карл Вальтер и сыновья». Ну, не всего, но какой-то там главной части. Дядька внушительных габаритов, слон в узорчатых подтяжках, и на лице все какое-то крупное – нос, губы, вывернутые морщинистые веки с белесой изнанкой; смотрит с постоянным прищуром – попробуйте-ка, без тренировки нечего и думать, под глазами мешки, рот сжат в куриную гузку. Пышнотелая красотка на грани перезрелости – супруга, Магдалена Ветте, в недавнем прошлом – Магда Бергер, фотомодель и почти актриса. Раздобрела, но форму еще держит – все те же знаменитые высокие скулы и хищно вырезанные ноздри, фиалковые глаза. Напомаженный жеребчик – Руди, тоже племянник, Рудольф Ветте, избавившись от прыщей стал почти красивым. Лучший танцор Северной Рейн-Вестфалии, великосветский хлыщ, король салонов, всегда на шаг впереди моды, кумир дам. Работать неспособен органически. Считается моим другом. Мария и Гертруда, дочери от первого брака – на природе по случае летнего сезона. Слуги вдоль окон вторым эшелоном с салфетками. Посреди стола в сверкающем начищенными листьями и ручками саркофаге фирменное блюдо клана – сырный суп, если верить запаху из-под крышки, подпертой половником размером с булаву Хагена.

– Еще один ветрогон пожаловал, – мрачно прохрипел Старый Карл.

– Здравствуйте, Хельмут, здравствуйте, тетя Амалия, – вежливо сказал я. – Приятного аппетита.

Все уставились на меня с неприязнью и подозрением. Для «Вальтера и сыновей» я рисую композитные рамки – есть такая профессия – оружейный дизайнер на вольных хлебах. Старого Карла эти вольности раздражают, вместе с моими картинками он хочет купить и меня самого, я пока что упираюсь, и это нашу акулу злит. Амалия относится ко мне с опаской, всерьез считая главарем и вдохновителем некоего дюссельдорфского заговора лоботрясов, куда я с черными замыслами втягиваю бедного легкомысленного Руди. У Магды ко мне большие претензии в области самолюбия – из-за той оскорбительной легкости, с которой я сначала пал в ее объятия, а затем скоропостижно выпал. Да-с, заносила меня судьба под своды Красного Замка, есть у них такое загородное владение в горах. Роскошный серпантин, рай для мотоцикла и маунтин-байка, и вдобавок недурная рыбалка. Но я рассудил, что Магдалена – слишком высокая цена за эти удовольствия. Руди – хоть я для него идеал и образец, все равно дуется на меня за то, что в последнее время регулярно посылаю куда подальше и только что в рожу не плюю. Впрочем, он парень беззлобный и уже заранее готовит восторги – по глазам видно: уверен, что без очередного фокуса дело не обойдется.

Ввиду сложности ситуации и не без оснований опасаясь быть выставленным за дверь, я решил с ходу пожертвовать ферзя и сдаться на условия Старого Карла. Черт с ним, порисую годик пистолетные композиции за казенным компьютером, египетские пальцы важнее. Но не успел я продумать детали своей почетной капитуляции и не зазвенело еще тяжкое столовое серебро с веттовскими волчьими головами (память о темных лотарингских предках), как все мои разумные начинания полетели куда подальше. Появился еще один, пожалуй, самый колоритный персонаж застолья, родной брат тетушки Амалии, престарелый майор, безумный дедушка Вольфганг Ветте – худющий старикан в домашней пестро-телячьей куртке из чего-то натурального, седой как лунь, с редкими пегими пятнами в кайзеровских усах. Он быстрым шагом подошел к столу и с ненавистью заорал:

– Почему перекрыт сектор обстрела? Немедленно расчистить!

Историю безумия дядюшки Вольфа знает весь Дюссельдорф. Он представитель старшей, военной линии семьи Ветте и, по идее, должен был стать очередным потомственным генералом. К этому все и шло. Юный Вольф блестяще закончил военное училище, не менее блестяще – еще что-то, и потом чем-то с блеском командовал. А вот дальше пошли неприятности.

Его парашютно-десантный полк – кажется, сорок второй – черте чего в памяти держится – перебросили в какие-то жаркие страны после радостного известия о разрешении использовать силы бундесвера за границей. Однако в этих жарких странах дела пошли не так, как хотелось бы, и в итоге доблестный майор Ветте вывел остатки сорок второго полка из каких-то-там джунглей на поляну, с которой их буквально через минуту должны были эвакуировать вертолеты.

Подробостей не помню, но на этой самой поляне приключилась еще какая-то электронная штуковина – то ли авиационная пушка с шестью вращающимися стволами, то ли диковинный пулемет с целой сотней стволов – главное, что-то с электроподачей. И эта мясорубка в три секунды нашпиговала всю поляну и, понятное дело, все, что осталось от полка, свинцом с соответствующими сердечниками и оболочками.

Все, да не все. Управление электричеством – наука, до конца еще не завоеванная людьми – вышла у дьявольской машины четвертьсекундная заминка: искра ли проскочила, аккумулятор ли призадумался, из стволов ли какой-то провернулся вхолостую – сие неведомо, но крошечный пятачок поляны – вздор, метр на два – остался убийственным ливнем не охвачен. И по воле случая как раз на этом пятачке и находился в тот момент майор Вольф Ветте, который без единой царапины стоял столбом посреди окружавшего кровавого месива.

Дальше, само собой, подлетели союзные валькирии, пальнули ракетой и другой, электрический злодей превратился в копченый металлолом, а дядюшку Вольфа повезли объясняться. Сначала в Киншасу, потом в Александрию, а дальше уж и вовсе в Берлин.

Объяснения, надо признать, всех удовлетворили, но на Вольфа Ветте легла скверная тень, и вот с этим поделать уже было ничего невозможно. Вдобавок его волшебное спасение получило в ту пору в верхах нежелательную политическую огласку. Слово за слово, блестящего офицера из династии Ветте без всякого шума выпроводили в отставку и душевно посоветовали несколько лет посидеть тихо.

Сидеть тихо майор Вольф не пожелал. Из написанных им тогда рапортов и прошений можно, наверное, составить приличный том. Он просился куда угодно и кем угодно, хоть командиром взвода, хоть рядовым, и вслух и про себя клял тот окислившийся контакт, который не дал ему присоединиться к товарищам. Все напрасно, черный список не выпускал из объятий, инстанции оставались глухи. Рождество, Пасха, опять Рождество, снова Пасха – Вольф Ветте сидел в своей комнате, уставившись в белую стену, и с какого-то момента начал потихоньку сходить с ума. Постепенно, шаг за шагом, словно по ступенькам.

Это тоже ни для кого не тайна. В один прекрасный день майор увидел, как через его комнату проходит армейский вестовой. Вольф почему-то ничуть не удивился, остановил парня, о чем-то спросил и что-то приказал. Позже появились другие солдаты, за ними – офицеры (кстати, все чином младше), их становилось все больше и больше, ветеранов и новобранцев, с техникой и вооружением. Первое время они как-то уживались в доме с родственниками майора, потом начали их теснить, еще дальше родня вместе с Амалией начала исчезать, а в конце концов пропал и сам дом. Теперь майора окружал то гарнизон, то учебный плац, то неизвестная и все же чем-то знакомая пересеченная местность с лесами, полями и оврагами, а также с окопами, дотами и минными заграждениями – театр военных действий, где майор командовал наступлениями, отступлениями, наказывал и вручал ордена – словом, занимался всем тем, чего так и не дождался в реальном мире.