Филип Фармер - Личный космос Страница 10

Один из тишкетмоаков резко обратился к Калатол. Кикаха понял его.

Ей требовалось сказать Кикахе, чтобы он поговорил с этими людьми.

Тишкетмоаки этой речи не понимали.

Отвечая на его вопросы, светлокожая женщина пояснила:

— Я — Анана, сестра Джадавина. Этот худощавый — Нимстоул, прозванный Господами Петельником, а этот другой — толстый Джудубра.

Теперь Кикаха понял. Анана, прозванная Ослепительной, являлась одной из сестер Вольфа. И он использовал ее лицо в качестве образца, когда создавал в биолаборатории лицо Подарги. Скорее всего, черты ее лица он взял по памяти, поскольку он не видел свою сестру Анану свыше тысячи лет. А это означало, что к настоящему времени он не видел ее свыше четырех тысяч лет.

Теперь Кикаха вспомнил, что Вольф говорил, будто Черные Колокольники применялись когда-то частично в качестве хранилищ памяти. Господы, зная, что даже сложный человеческий мозг не мог вместить тысячи лет знаний, экспериментировали с переводом памяти.

Теоретически ее можно было, когда надо, переправить обратно в человеческий мозг или вывести на обозрение иным способом.

Послышался стук. Распахнулась круглая дверь в стене на другом конце и вошел еще один человек. Он жестом подозвал других, те собрались вокруг него и зашептались.

Наконец Калатол покинула группу и заговорила с Кикахой.

— Награду утроили, — прошептала она. — Кроме того, этот розоволикий король фон Турбат провозгласил, что как только тебя поймают, он уберется из города, и все станет, как и прежде.

— Если бы ты намеревалась выдать нас, то не стала бы мне этого рассказывать, — отозвался он.

Но вполне возможно, что она применяла сверххитрость, пытаясь заставить его расслабиться перед тем, как они нанесут удар. Восемь против одного. Он не знал, что могут сделать Господы, так что не следует рассчитывать на них. При нем все еще оставались два его ножа, но в такой маленькой комнате… а, ладно, когда придет время — увидим.

— Фон Турбат также сказал, — добавила она, — что если тебя в 24 часа не доставят к нему, он убьет императора и его семью, а потом всех жителей этого города. Он сказал это, находясь наедине со своими офицерами, но один раб подслушал его. И теперь весь город знает об этом.

— Если фон Турбат говорил по-немецки, как же мог понять его раб? — недоуменно спросил Кикаха.

— Фон Турбат говорил с фон Свиндебарном и несколькими другими на священной речи Господа, — пояснила она. — Раб прислуживал в храме и знал священную речь.

Должно быть, Черные Колокольники являлись нерасчехленными пока прожекторами, способными пролить свет на эту тайну. Кикаха знал, что двое тевтонских королей могли кое-как понять священника во время службы, но не знали священного языка настолько хорошо, чтобы разговаривать на нем. Следовательно, эти двое не были теми, кем казались.

Ему не дали время задавать вопросы.

— Розоволикие нашли камеру за стеной моей спальни, — сообщила Калатол, — и скоро вломятся сюда. Мы не можем оставаться здесь.

Двое мужчин покинули комнату, но быстро вернулись с раздвижными лестницами. Их на всю длину вытянули в вентиляционную шахту. При виде этого Кикаха почувствовал, что плохо понимает ситуацию.

— Теперь ваш патриотизм требует, чтобы вы вручили нас фон Турбату. Так?

Двое мужчин полезли по лестнице в шахту, а другие заставили Господов и Кикаху отправиться следом.

— Мы слышали, что император одержим демоном, — ответила наконец Калатол. — Его душу загнали в залунный холод. В его теле обосновался, хотя и не со всеми удобствами, демон. Жрецы тайно распространили эту историю по всему городу. Они призывают нас бороться с этим самым страшным злом из всех зол, и мы не выдадим тебя, Кикаха, любимец Господа, Оллимамла и не заложим также других.

— Одержим? — переспросил Кикаха. — Откуда вам известно?

Калатол не отвечала, пока они не поднялись по шахте и не оказались в горизонтальном туннеле.

Один из контрабандистов зажег потайной фонарь, а другой втащил лестницу, согнул и понес дальше.

— Император вдруг стал говорить только на священной речи, так что стало очевидным, что он не понимает по-тишкетмоакски, а жрецы сообщали, что фон Турбат и фон Свиндебарн тоже говорят только на священном, и что у них есть свои жрецы, переводящие для них приказы.

Кикаха не понимал, почему сочли, что император одержим демоном. Предполагалось, — что литургический язык опалял уста демонов, когда те пытались говорить на нем. Но он не собирался указывать на нелогичность, когда это благоприятствовало ему.

Группа спешила вперед по туннелю, и толстый Джудубра громко сопел и жаловался. Сквозь шахту его пришлось проталкивать, так что он порвал одежду и ободрал себе кожу.

Кикаха спросил Калатол, хорошо ли сохранился храм Оллимамла. Он надеялся, что тайные врата поменьше не обнаружили. Она ответила, что не знает.

Кикаха спросил у нее, как они собираются выбираться из города. Она ответила, что будет лучше, если он этого не узнает. И тогда он, попав в плен, не сможет предать других. Кикаха не стал с ней спорить. Хотя он понятия не имел, как они покинут город, он мог себе представить, что произойдет после того. Во время своего прошлого визита он выяснил, как именно она и ее друзья провозили контрабанду мимо таможни. Она не подозревала, что он об этом знал.

Кикаха заговорил с Ананой.

— Эта женщина, Калатол, говорит, что ее император и по меньшей мере двое захватчиков одержимы демонами. Она имеет в виду, что они вдруг, кажется, потеряли способность или желание говорить на каком-либо языке, кроме Господнего.

— Черные Колокольники, — ответила, помолчав, Анана.

В этот момент впереди по туннелю грянули крики. Отряд остановился.

В обеих сторонах туннеля появились огни. Голоса доносились из верхних и нижних шахт.

— Если у вас есть оружие, — обратился к Господам Кикаха, — то приготовьтесь им воспользоваться.

Они не ответили. Отряд построился единой цепью, взявшись за руки, и контрабандист увел их в перекрестный туннель. Они прошли утиным шагом около пятидесяти ярдов, слыша, как голоса охотников становятся все громче, прежде чем услышали отдаленный рев воды.

Фонарь зажгли снова. Вскоре они оказались в небольшой камере, не имевшей выхода, если не считать отверстия в полу шириной в четыре фута у противоположной стены. Из него проникали рев, влага и вонь.

— Шахта идет под крутым углом, а туннель сточных вод, с которым она соединяется, находится пятьюдесятью футами ниже. Съезжать, однако, будет не больно, — объяснила Калатол. — Мы воспользуемся этим путем, если не получится во всех других поблизости. Если пройдешь по этой шахте до конца, то упадешь в туннель, полный сточных вод, почти вертикально обрушивающихся в реку в какой-то подводной точке. И если выживешь и всплывешь в реке, то тебя поймают расположенные там патрульные лодки, розоволиких.

Калатол сказала им, что надо делать.

Они уселись и поехали вниз по трубе, тормозя руками и ногами.

Проехав две трети пути вниз — или это так показалось — они остановились. Здесь они полезли через отверстие в неизвестную властям шахту, выдолбленную несколькими поколениями преступников. Она вела наверх, в сеть, находившуюся над тем уровнем, с которого они только что бежали.

Калатол объяснила, что нужно добраться до места, где они могли вступить в другую большую трубу для сточных вод. Эта, однако, была сухой, потому что ее замуровала с превеликим трудом и потерей нескольких жизней тридцать лет назад большая шайка уголовников.

Поток наверху разделился на два других сточных туннеля. Сухой туннель шел прямо вниз под уровнем воды. Неподалеку от его горла находилась шахта, шедшая горизонтально к подводному выходу, отделенному от стоков, охраняемых розоволикими. Она находилась неподалеку от причалов, где стояли речные торговые суда. Чтобы добраться до судов, им придется проплыть милю по широкой реке.

Тремя улицами выше, по-прежнему внутри горы, отряд вышел к горизонтальной шахте, открывшей им путь к бегству, а сухой туннель шел под углом в пятьдесят пять градусов к горизонтальному.

Кикаха так никогда и не выяснил что там вышло не так. Он не думал, что тевтоны не могли узнать, где беглецы. Должно быть, несколько поисковых партий отправилось наобум в разные районы, и эта оказалась в нужном месте и увидела свою добычу прежде, чем добыча увидела ее.

Внезапно вспыхнули огни, послышались крики, вопли, что-то с глухим стуком ударялось в тела. Несколько тишкетмоаков рухнули, а затем Калатол упала навзничь впереди Кикахи. В тусклом свете валявшегося перед ним фонаря он увидел синевато-черную от света кожу, отвисшую челюсть, скошенные в вечность глаза и торчавшую из ее черепа в дюйме над правым ухом арбалетную стрелу. Кровь обильно залила иссиня-черные волосы, ухо и шею.