Дэн Абнетт - Не ведая страха. Битва за Калт Страница 16

— Я жду этого с нетерпением, — говорит Жиллиман. — Мы встанем плечом к плечу, сокрушим оркскую угрозу, которую обнаружил наш брат, а затем наша история будет переписана.

— Надеюсь на это.

— Так и будет, брат. Если бы я не верил, что этот злосчастный разрыв между нашими легионами нельзя исцелить при помощи благого сообщества и совместных воинских усилий, то не согласился бы на все это. Мы станем наилучшими союзниками, Лоргар. Ты, я и наши могучие легионы. Хорус будет доволен, а Император — наш отец — улыбнется, и былые обиды забудутся.

Лоргар улыбается.

— Полностью забудутся. Останутся в прошлом, — говорит он.

— Без промедления, — произносит Жиллиман.

[отметка: — 7.55.09]

Криол Фоуст умерщвляет последнего из жертвователей. В посадочных лагерях Семнадцатого и его вспомогательных армейских подразделений, которые рассыпаны по поверхности Калта, сотни таких же маджиров, как Фоуст, проводят аналогичные обряды.

Братство поет. То же самое делают люди из Ценвар Каул, Джехаварната и Каул Мандори, трех других основных культовых эшелонов.

В орбитальной Сторожевой Башне сервер Ул Кехал Хесст вышел из дискреционного режима, чтобы отследить и уничтожить проблему мусорного кода. У него ничего не выйдет. В безуспешных попытках он проведет остаток своей жизни.

Проблему мусорного кода больше нельзя разрешить средствами Механикум.

Октет внедрен.

8

[отметка: — 4.44.10]

Эонид Тиель просыпается. Он ненадолго соскользнул в режим отдыха. Ему стало скучно. Он долго ждал. Никто не пришел.

Он просыпается, поскольку больше не один в вестибюле сороковой палубы.

Он кланяется.

— Ты Тиель? — спрашивает Жиллиман.

— Да, повелитель, — отзывается Тиель.

Примарх выглядит рассеянным. Возможно, он в состоянии сказать, каким оружием пользовались, а затем положили на место и какие тренировочные клетки работали.

— Ты ожидал здесь какое-то время.

— Да, повелитель.

— Сегодня много дел. Мое внимание было отвлечено.

Это не оправдание, а всего лишь простое объяснение. Тиелю хочется сказать, что он не понимает, зачем примарх всем этим занимается, однако он не настолько глуп.

— Ты развлекался? — интересуется Жиллиман, снимая со стенной стойки меч и изучая лезвие.

— Я… я решил провести время, практикуясь, — отвечает Тиель. — Здесь есть оружие, с которым я не знаком. Я подумал, что смогу извлечь пользу из…

Жиллиман кивает. Кивок означает «заткнись».

Тиель затыкается.

Жиллиман осматривает меч, который держит в руке. Он не глядит на Тиеля. Тот ждет, вытянувшись. Под мышкой зажат шлем, грубо окрашенный в красный цвет, обозначающий дисциплинарное взыскание.

— Я пришел сюда не за тобой, — произносит Жиллиман. — Я вышел поразмыслить. Я забыл, что ты здесь.

Тиель никак не реагирует.

— Эта мысль меня угнетает, — говорит Жиллиман, снова задвигая меч в стойку. — Я что-то забыл. Я был бы признателен, если бы ты не делился ни с кем этим неосторожным признанием.

— Разумеется, повелитель. Хотя едва ли вас можно осуждать за то, что вы забыли обо мне. Я крайне мелкая деталь.

Теперь примарх смотрит на него.

— Запомни две вещи, сержант. Первое — мелких деталей не существует. Информация — это победа. Невозможно и непозволительно отбрасывать данные как несущественные, пока не окажешься в состоянии оценить их значимость, а это всегда происходит задним числом. Так что все детали важны, пока не станут излишними в силу обстоятельств.

— Да, повелитель.

— А что второе, Тиель?

Перед тем как ответить, Эонид Тиель слегка колеблется.

— По какой угодно шкале приличий, — отвечает он, — мое нарушение достойно порицания. А стало быть, я в любом случае не мелкая деталь.

— Безусловно, — произносит Жиллиман.

Примарх поворачивается и смотрит на высокий потолок зала. Над тренировочными клетками, где Тиель проводил в чрезмерном напряжении последние часы, висит слабое марево.

— Думаю, я мог его обидеть, — говорит Жиллиман.

— Повелитель?

Жиллиман снова переводит глаза на Тиеля, устремляя на него задумчивый взгляд.

— Сегодня день большой деликатности, — произносит он. — Мы творим часть будущего Империума в той же мере, как приводим к Согласию звездную систему. Мы скрепляем родство. Исправляем слабость. Это политика. Разрыв между Тринадцатым и Семнадцатым — это разрыв в имперском строю. Хорус это знает. Потому-то он и зашивает его, и мы все можем проглотить собственное неудовольствие по этому поводу.

Жиллиман потирает скулу кончиками пальцев. Он меланхоличен.

— Будущее зависит от сплоченности легионов, — говорит он. — Там, где единство слабо, где его не хватает, его необходимо восстановить или усилить. Это принуждение. Мы ладим друг с другом ради высшего блага.

Тиель предпочитает продолжать молчать.

— Он так… переменчив, — говорит Жиллиман. — Так подвержен крайностям. Страстно желает угодить, легко обижается. Для него не существует середины. Он так стремится стать тебе лучшим другом, а затем, при малейшем намеке на оскорбление, злится на тебя. Разъяренный. Обиженный. Как ребенок. Если бы он не был мне братом, то был бы политической обузой и помехой эффективному управлению Империумом. Я знаю, что бы с ним сделал.

— Уверен, что смог бы показать, как именно, повелитель, — произносит Тиель и подмигивает.

— Это была шутка, сержант?

— Возможно, я только что предпринял очень неудачную попытку сострить, повелитель, — признает Тиель.

— В сущности, было довольно забавно, — говорит Жиллиман.

Он разворачивается, чтобы уйти.

— Оставайся тут. Я дойду до тебя по ходу дела.

— Да, повелитель.

[отметка: — 3.01.10]

— Рядовой Перссон, — окликает Графт, с жужжанием двигаясь по тропинке.

В устье реки поднимается ветер, от которого шелестит темнотравье. Доносится пустой металлический запах холодной воды и грязи. Скоро наступит ночь. В крепости и вокруг нее зажигаются огни, их отражения скачут по черной реке.

— Рядовой Перссон, — зовет сервитор.

Пора остановиться. Конец дневных трудов. Умыться, привести себя в порядок и поужинать. Олл устал, однако он примерно в восьми рядах от места, где рассчитывал находиться. Слишком большая часть дня потрачена на взгляды в небо, на бегущие огни кораблей. Слишком большая часть дня ушла на наблюдение за тяжелыми посадочными модулями, которые блестят, проходя над головой.

Графт катится к нему. Увеличенные для загрузки боеприпасов громадные верхние конечности сервитора заменены на типовые руки для перемещения грузов.

— Пора остановиться, рядовой Перссон, — говорит Графт.

Олл кивает. Они сделали при свете все, что было в их силах.

Но у него нет ощущения, что пора остановиться. Кажется, что вот-вот что-то начнется.

[отметка: — 1.43.32]

Вентан и Селатон наблюдают, как Арбут беседует с очередной группой представителей гильдии рабочих. Позади них медленно втягивается в грузовую шахту выпускной желоб, громадный и серый, словно горный склон. На рокритовом покрытии блестят масляные пятна.

— Не понимаю, что в этом трудного, — произносит Селатон. — Она велит им работать усерднее. Они работают усерднее. У нее есть власть.

— Все сложнее.

— В самом деле, капитан? Они этим занимались целый день. Насколько я могу судить, основная уловка состоит в продолжительности и частоте перерывов на отдых.

— Усталость — это проблема, — напоминает сержанту Вентан. — Человеческая проблема. Нам нужно сотрудничество. Нужно признавать их качества.

— Вы имеете в виду — слабости.

— Качества.

— Я до глубины души рад, что не избран быть человеком, — замечает Селатон.

Вентан смеется.

— Но все же за это нас вздернет примарх, если сборы отстанут от графика.

— Нет, достанется мне, — говорит Вентан. — И мы не опоздаем. Сенешаль достаточно убедительна.

— Правда, сэр?

— Думаю, гильдия еле волочила ноги потому, что полагала, будто им следует предложить дополнительную оплату.

— Сознательно работать медленно? — спрашивает Селатон, для которого внове такой принцип.

— Да, сержант. Они суетятся из-за переработки, выторговывают себе обильную надбавку, а затем дают небольшую слабину, которую смогут выправить и произвести впечатление, будто работают изо всех сил. Думаю, наш новый друг сенешаль Арбут заставила их держать ухо востро, представив такие новые понятия, как патриотизм и благоприятное расположение примарха.

Селатон кивает.

Небо над космопортом грозового серого цвета, ветер разгоняет неровные облака, подсвеченные садящимся солнцем. Особенно ярко сияют огни прибывающих транспортов.