Елизавета Дворецкая - Спящее золото, кн. 1: Сокровища Севера Страница 29

Сольвейг всхлипнула, слезы побежали из ее глаз быстрее, как будто сердце не вмещало счастья. Она вдруг подпрыгнула, порывисто обняла Эрнольва за шею, торопливо поцеловала и побежала обнимать братьев.

– Она показалась нам, вам троим, вам троим! – нараспев, с восторгом твердила девочка. – Значит, вы все трое останетесь живы, все трое! Ах, как хорошо!

– Я бы скорее подумал… – начал было Слагви, но брат сделал свирепое лицо, и тот умолк. Сельви тоже скорее подумал бы, что валькирия показалась тем воинам, кого ей предстоит вскоре забрать в Валхаллу. Но глупые домыслы следует держать при себе и душить на корню. Оба брата были уверены, что Сольвейг сумеет истолковать знамение гораздо лучше них. Может быть, Регинлейв и хотела показаться именно ей, а им уж так, заодно.

– Скорее! Скорее поплывем в Ясеневый Двор! – Смахнув слезы рукавом, Сольвейг от нетерпения подпрыгивала на месте. – Скорее поплывем к конунгу! Конунг так ждет, так ждет этого знамения! Скорее! Чтобы все люди быстрее узнали!

Бросив сети, братья стали толкать лодку с берега. Эрнольв, забывший про ночное нездоровье, налег обеими руками с такой силой, что лодка на четыре шага влетела в воду, окатив брызгами братьев.

– Ну, тролль одноглазый! – с дружеским возмущением закричал Слагви. – Ты давай бери весло да греби получше! Тоже мне, морской великан!

Сольвейг засмеялась. Эрнольв легко подхватил ее на руки и перенес в лодку. И вот они уже плывут по сероватой воде Аскефьорда, где в мелких волнах поблескивают стальные отблески, словно дно выложено острыми мечами, а сверху их красит розовым рассветный свет небес. Наверное, не зря валькирия показалась и ему, Эрнольву сыну Хравна, который больше всех сомневался в необходимости этого похода. И он, пожалуй, верно поступил, решившись идти со всеми, хотя по-прежнему не уверен в правоте всего затеянного дела. Правду знают боги. Людям она открывается со временем, и желающим ее знать приходится терпеть.

Настоящий герой никогда не суетится и не бегает по всем окрестным усадьбам с криком: «А вы слышали, какой подвиг я совершил?!» Даже если люди и спросят, почему он опоздал к ужину и отчего у него такой потрепанный вид – уж не бился ли он с каким-нибудь чудовищем? – герой только пожмет плечами и небрежно скажет: «Мало ли какая безделица случается к ночи?»[22]

Вернувшись домой с копьем Гаммаль-Хьерта, Вигмар не стал рассказывать эту сагу никому, кроме своих домочадцев. Слава, как и месть, требует умения выждать. Но по округе побежали слухи: мертвец больше не напоминал о себе, и нашлись герои, которые отважились в ясный полдень побывать возле обрушенного кургана. Всем хотелось знать имя победителя, однако Вигмар и теперь не спешил складывать о себе хвалебные песни и выкрикивать их с верхушки самой высокой сосны. Даже услышав от Грима Опушки, что к Стролингам приехал старший сын Кольбьерна, Эггбранд, он только хмыкнул. Что мне за дело, кто там приезжает к этим крикливым хвастунам, способным только на разговоры о подвигах?

Все ждали, что теперь Стролинги устроят пир.

– Конечно, они устроят пир – отчего же богатым людям не пировать! Но мне вовсе не думается, что тебя туда позовут! – с досадой отрезал Хроар. С тех пор как ноги отказались носить его и хозяин усадьбы Серый Кабан стал проводить все свое время сидя в гриднице на скамье, его нрав сильно испортился. – И к лучшему! Нечего тебе тереться возле этих Стролингов! Нам не дождаться от них чести, а за бесчестьем не стоит ходить!

Вигмар усмехнулся, дернул себя за косичку, упавшую на плечо. Новость, принесенная Гримом, порадовала его: вот уже больше половины месяца он ждал этого случая.

– А я уверен, что меня позовут! – весело ответил Вигмар. – Стролинги хотят посмеяться надо мной – ведь себя они почитают величайшими героями, победителями мертвеца! Но мы еще посмотрим, кто над кем посмеется!

Гест* из усадьбы Оленья Роща прискакал всего за день до назначенного срока, как будто о Вигмаре случайно вспомнили в последний миг. Именно так Стролинги и хотели представить дело, но Вигмар не остался в долгу. Он явился на пир самым последним, когда люди уже сидели за столами – и получилось так, словно все ждали его.

– Не очень-то ты торопился, Вигмар сын Хроара! – крикнул Кольбьерн через всю гридницу, перекрывая стук ножей и общий говор. – Уж не захромал ли твой конь по дороге?

– Не больше, чем конь твоего геста, который приезжал меня звать! – небрежно ответил Вигмар.

Копье с золотой насечкой привычно лежало у него на плече, и он был готов спорить хоть с целым миром. Теперь он не думал о своей рубахе, плаще, башмаках, которым никогда не сравняться с богатыми нарядами Атли и других щеголей. Одежда пачкается, рвется и гниет, но честь и слава – никогда.

Взгляды гостей и хозяев дружно устремились к копью, но Вигмар с видом простодушной вежливости отвечал на приветствия соседей, словно не замечая вопрошающих взглядов. Его провели на место, он сел, небрежно прислонив копье к стене позади себя. И не удержался – быстро глянул на Рагну-Гейду, не сводившую с него взора, сделал ей мимолетный знак глазами. И отвернулся. Пусть не говорят, что он только и умеет, что пялить глаза на дочь Кольбьерна.

Рагна-Гейда тоже отвернулась, опустила глаза. Все утро она ждала его, роняла ножи и посуду, чуть не всыпала в похлебку лишнюю ложку соли, не замечая, что делает, а думая только об одном: приедет или не приедет? Каждый раз, когда в сенях взвизгивала дверь, у Рагны-Гейды обрывалось сердце. Каждый раз, увидев на пороге кого-то другого, она ощущала и тоскливое разочарование, и облегчение отсрочки. Что с ней будет, когда он наконец войдет! Он посмотрит на нее… и всякому в доме станет ясно, что между ними что-то есть. Он не посмотрит… Богиня Фригг, может быть, он и не думает о ней! Первое казалось тревожным и опасным, второе – болезненным. Рагну-Гейду измучило ожидание, она отмечала каждое бесполезно промелькнувшее мгновение, и в душе воцарялась пустота, схожая со слабостью тела после лихорадки. Пусть смотрит или не смотрит, все равно, лишь бы приехал! Если Вигмар не приедет – зачем тогда весь этот пир, зачем она вообще живет на свете?

Сердце Рагны-Гейды громко стучало, щеки горели от волнения. Атли сын Логмунда, явившийся раньше всех, уже не раз восхитился: как она сегодня хороша. Бедный Атли, он думал, что это ему девушка так трепетно радуется! Многие женщины находили красивыми его ясные голубые глаза, кудрявые русые волосы и такую же бородку, прямой небольшой нос и густые черные брови. Но Рагна-Гейда вовсе не замечала его красоты. Сияющие улыбкой открытые черты Атли казались ей какими-то детскими, как будто он к двадцати трем годам еще не стал мужчиной.

Млея от горделивой радости, Атли увлеченно рассказывал, как видел мертвого оборотня, бродящего в долине позади пастбища, и не сомневался, что Рагна-Гейда не меньше него самого занята рассказом. А она бессмысленно улыбалась и прислушивалась к каждому звуку во дворе: не он… опять не он… да где же он, богиня Фригг! Атли, который и прежде казался ей очень скучным собеседником, сегодня раздражал в особенности. Напрасно некоторые мужчины считают, что женщины любят разговорчивых. Важно не сколько сказано, а что сказано. Можно не закрывать рта целый день, но так и не сказать ничего достойного.

Наконец внесли столы, гости расселись, Кольбьерн хельд поднял кубок Одину… И вот он появился, Вигмар Лисица, и весь пир обрел единственный смысл, который только мог иметь для Рагны-Гейды. Она прятала глаза, ей казалось, что вся гридница видит и понимает: дочка гордого Кольбьерна просто влюблена в Вигмара. В одного из самых неподходящих для нее людей во всей округе. Богиня Фригг, откуда же это все взялось, если он не подходит ей? И что теперь с этим делать? Как унять эту счастливую дрожь, где взять любви к другому, подходящему?

– Ты едва не опоздал к самому любопытному! – сказал Гейр, провожавший последнего гостя на место. – Эггбранд только начал рассказывать, кто и почему напал на нас там, на побережье.

– Вот как! – Вигмар вскинул на него глаза. Такие новости стоили путешествия от Серого Кабана до Оленьей Рощи! В тревогах и заботах с мертвецом они позабыли, с чего все началось.

Гейр с жаром закивал, а Вигмар перевел взгляд на Эггбранда, сидевшего напротив хозяина. Даже Логмунд Лягушка сегодня не обижался, что его лишили почетного места – оно по праву принадлежало Эггбранду, сыну Кольбьерна и хирдману Ингстейна хевдинга. Эггбранду уже исполнилось тридцать, его борода и волосы были чуть темнее, чем у всех Стролингов, глаза отливали больше сталью, чем зеленью, и смотрели остро. Имея два повода гордиться собой, он на всех вокруг поглядывал свысока, и редкая его встреча с Вигмаром обходилась без ссоры. Если того и другого спрашивали о причинах, ответ звучал один: «Я его терпеть не могу, и когда-нибудь он у меня дождется!»