Елизавета Дворецкая - Стоячие камни, кн. 2: Дракон судьбы Страница 39

– Вы еще пожалеете об этом! – с безумным отчаянием, из последних сил крикнула Хёрдис вслед ушедшему человеческому миру, хотя сама не знала, какое наказание может ждать его, помимо запоздалого и бесплодного раскаяния. – Вы еще вспомните обо мне! Вспомните!

Голос ее прервался от рыдания. Да никто и не слышал ее. Она вдруг увидела землю где-то далеко-далеко внизу, а серое зимнее небо стремительно рванулось навстречу. Она лежала на каменной площадке какой-то горы, и эта гора быстрыми широкими шагами двигалась куда-то в незнакомую даль. С каждым шагом позади оставалась новая долина, а Хёрдис лежала на холодной каменной ладони великана и плакала, не зная, что каждая ее слеза жжет сына Имира как небесный огонь самого Тора. Ее горячее сердце, способное желать, мечтать, ненавидеть и стремиться к цели, было драгоценной добычей для инеистого великана, но и заплатил он за нее дорого. Сумеет ли удержать?

Но сейчас Хёрдис не могла и подумать о том, что когда-нибудь вырвется из этих могучих каменных рук. Обитаемые людьми земли оставались позади, а перед ней открылась Турсдален – Великанья долина, где никогда не бывал никто из живых. Ни один человек. С севера Великанью долину заграждала Пещерная гора, и во всю высоту склона там распахнулся черный зев пещеры. Там и будет ее новый дом, в самом сердце Медного Леса.

Глава 6

– Йомфру! Проснись!

Сильные руки резко встряхнули Ингвильду за плечи, потом еще и еще раз. Не успев опомниться, она подалась вперед, рывком приподнялась, уцепилась за что-то, ничего не видя широко раскрытыми глазами. В девичьей было почти темно, по стенам плясали огромные жуткие тени от слабого света плошки с жиром, стоявшей на сундуке. Над Ингвильдой склонился Оддбранд, возле его плеча виднелось испуганное лицо Бломмы. Фру Ботхильд и другие женщины, ночевавшие в этом покое, столпились вокруг лежанки. Заспанные лица с испугом и недоумением смотрели на Ингвильду. Оддбранд был серьезен, но тоже встревожен.

Со вздохом облегчения Ингвильда села, не выпуская руки Оддбранда. Все это только сон, слава добрым дисам!

– Что это было, девушка? – спросил Оддбранд. – Ты орала так, будто тебя мары* душат!

– Йомфру так кричала! Мы все проснулись! Наверное, хозяин тоже услышал! Он так чутко спит! – бормотали женщины.

– Уж не заболела ли ты? – спросила фру Ботхильда, хозяйская невестка. Два младших сына старого Адильса уже были отосланы конунгом в море, и их жены ночевали в девичьей.

– Я… Мне приснилось… – переводя дыхание, с трудом выговорила Ингвильда. Сердце колотилось так сильно, что ей было страшно, как бы оно не оторвалось. – Мне приснился плохой сон… Ничего-ничего, не бойтесь.

Женщины переглядывались. В усадьбе Железный Пирог все знали, что дочь Фрейвида – ясновидящая. Фру Торхалла, вторая невестка Адильса хёльда, с особенным вниманием прислушивалась к каждому слову Ингвильды, выискивая скрытые пророчества. И уж конечно, дурной сон ясновидящей всему дому грозит бедами!

– Ты все-таки расскажи, что тебе приснилось, – попросила она, косясь на Оддбранда и стыдливо приглаживая непокрытые светлые волосы. – Все-таки на всякий случай… Все-таки когда люди в море…

Доброй женщине казалось, что судьбы мира решаются именно там, где сейчас находится ее муж.

– Йомфру Ингвильда владеет даром только наяву, не во сне! – успокаивал женщин Оддбранд. – Ее сон ничего не значит и не несет никому зла. Ложитесь спать, женщины. Она больше не будет кричать.

– Я больше не буду! – мужественно подтвердила Ингвильда.

Она была уверена, что просто больше не заснет.

– Я сам буду охранять ее сон! – пообещал Оддбранд. Взяв свой меч, лежавший в изголовье его постели на полу, он вынул Ключ из ножен и сел, прислонясь спиной к лежанке Ингвильды. – Мне известны заклятья, отгоняющие дурные сны! – прибавил он. – Больше злобные духи не подойдут ни к йомфру Ингвильде, ни к кому другому. Спите, женщины.

Обитательницы девичьей разошлись по своим скамьям и лежанкам. Ингвильда тоже легла, но пустила Бломму к стенке, а сама устроилась на самом краю, чтобы быть поближе к Оддбранду. Натянув меховое одеяло до самого носа, она даже не пыталась закрыть глаза. Лучше не спать целых пять ночей подряд, чем снова увидеть то, что она увидела! В ее сон опять вторгся тот ужасный великан. Только теперь у нее не было даже спасительной пещерки за можжевеловыми кустами. Во сне она лежала у корней огромной сосны, а над ее головой, за спиной, со всех сторон бушевал великан. С грохотом били по земле огромные ноги, стволы сосен ломались и с оглушительным треском падали, а наверху летала с воем какая-то черная молния, несущая смерть. Весь сон был полон давящим ощущением неизбежной гибели, ею был наполнен сам стылый воздух; тьма и огонь, холод, гром, треск и ужас сжимали сердце и не давали вздохнуть. Даже вспоминая об этом, Ингвильда удивлялась, что ее сердце выдержало такое испытание.

– Далеко еще до утра? – шепнула она Оддбранду.

– Нет, уже близко, – не поворачивая головы, шепотом ответил он. – Ты можешь попробовать опять заснуть. Эта мара не вернется. Я действительно знаю заклятье, отгоняющее дурные сны.

– Это не мара. Это опять был великан.

– Тот самый? – Оддбранд тихо повернулся, чтобы не тревожить засыпающих женщин.

– Я не знаю, но он был такой же страшный. Даже еще страшнее, – шептала ему Ингвильда в самое ухо, и от возможности поделиться с кем-то большим и сильным страх делался меньше и легче. – Он хотел меня растоптать. Я была в каком-то лесу, там были сосны и много кремневых утесов. Похоже на наш Сосновый Лог возле Кремнистого Склона.

Оддбранд помолчал.

– Ведь это не означает ничего плохого? – с надеждой спросила Ингвильда.

– Трудно сказать, – не сразу ответил Оддбранд. – Я думал еще о том, первом твоем сне. Наверное, ты умеешь видеть вещие сны, только не можешь их истолковать.

– Ты думаешь, что этот великан на самом деле, наяву охотится за кем-то? – шепотом ужаснулась Ингвильда.

– Я этого не знаю. Но вспомни – ты уже довольно давно не видела никого из твоих близких. Попробуй позвать свою «новую луну». Может быть, с кем-то из тех, кто тебе дорог, происходит что-то… занимательное.

«Что-то ужасное!» – мысленно поправила его Ингвильда, снова улегшись и глядя в темную кровлю. Она уже не опасалась своего сна, но начала еще больше бояться его причины. Что там сны! Можно покричать во сне, можно даже свалиться от страха с лежанки – не так уж высоко, не смертельно. Но стоит только подумать, что с кем-то это происходило на самом деле… Ингвильда крепко зажмурила глаза и нарочно постаралась получше вспомнить свой сон – и грохот каменных шагов великана, и треск ломаемых сосен, и свой страх. Она хотела досмотреть до конца, узнать, с кем это было и чем кончилось.

Но, как видно, заклятья Оддбранда были сплетены на славу: до утра Ингвильде так и не удалось заснуть. Дурные сны боялись и близко к ней подойти, а других сегодня боги не посылали.

Утром Ингвильда чувствовала себя такой истомленной и разбитой, как будто в самом деле спасалась от великана среди поломанных сосен и разбитых нечеловеческой силой утесов. Она была бледна, под глазами залегли сероватые тени. Есть ей не хотелось, и она долго-долго расчесывала волосы, сидя в девичьей. Давно следовало взяться за шитье или прялку, или встать к ткацкому стану, но у Ингвильды ни к чему не лежала душа. Женщины посматривали на нее с опасливым любопытством, но расспрашивать не смели.

Занятая своими мыслями, Ингвильда не заметила, что в гриднице и в мужских покоях перед полуднем поднялся шум. Туда-сюда забегали хирдманы, протопал, как тот великан, старший сын Адильса Гутхорм Длинный, однажды донесся голос самого Стюрмира конунга. Но Ингвильда не обратила на это внимания: со времени их поселения в усадьбе Железный Пирог Стюрмир конунг целиком предоставил ее заботам хозяек, а сам даже не справлялся о ней, обязав своих людей следить за тем, чтобы она не сбежала.

Через порог девичьей шагнул Оддбранд. Никто не удивился его вторжению: все ее домочадцы давно привыкли, что воспитатель Ингвильды, за которого здесь все принимали Оддбранда, проводит около нее большую часть всякого дня и ночью спит не в мужском покое, а на полу возле ее лежанки. Ингвильда повернула голову на звук его шагов и сразу поняла: что-то случилось. Полусонные обычно глаза Оддбранда сейчас были раскрыты и возбужденно блестели, как у змеи, завидевшей добычу.

– Скорее, йомфру, одевайся! – воскликнул он, схватив ее за руку и подняв со скамьи. – Ты не зря видела свой сон! Корабли твоего отца идут по фьорду!

Женщины в покое дружно охнули, а Ингвильда от внезапного испуга и растерянности не нашла слов для ответа. Ей казалось, что она ждет отца целую вечность – даже отрезанная Стюрмиром прядь волос у нее на виске снова стала отрастать. Она привыкла к своему ожиданию и уже не думала, что оно когда-нибудь кончится. Первоначальный ее страх притупился, она жила здесь в каком-то полусне, чувствуя себя всеми забытой и никому не нужной.