Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III Страница 4

Поток бессмыслицы…

Разъемы плоти открываются для инфошунтирования…

Шифр-поток готов к передаче…

Лимбическая затычка промыта…

Слияние. Интерфейс. Нейросинапсис закончен.

Воспоминание начинается…

Главным образом — это было воспоминание. Записанное воспоминание тридцатилетней давности о его первом дне на поверхности Марса. День, когда он и Железный Воин Авл Скараманка были приписаны в качестве технодесантников-учеников к своему учителю Гнаусу Аркелону, великому просветителю и ремесленнику Астартес. День, когда степенный Аркелон показал им подземелья диагноплекса генерал-лекзорциста и с самого начала сделал внушение легионерам о недопустимости богохульных несанкционированных инноваций, заманчивых экспериментов и об опасностях, таящихся в запретных технологиях. День, когда он увидел, как техноеретик Октал Бул и его отвратительные создания были обречены на вечное заточение в стазисных гробницах Прометей Синус.

Технодесантник-ученик почувствовал нахлынувшие вновь переживания, грандиозность величайшего в галактике мира-кузницы померкла от подземной безысходности судилища диагноплекса префектуры Магистериум.

— Октал Бул, магос Доминус резервной когорты дедарии и живой служитель Легио Кибернетика, — загремел по аудитории модулированный голос лекзорциста, — ты обвиняешься в богохульных экспериментах перед лицом этого диагностического собрания.

Падальщик смотрел на сидевшего в затемнённой камере обвиняемого, слушающего лекзорциста под слепящими лучами прожектора. Технодесантник-ученик стоял на галерее, глядя вниз на жалкого техноеретика, серебристые детали его бионики сверкали в полумраке. Пленник стоял на коленях под конвоем двух технорабов-караульных, один из которых снял с подсудимого капюшон робы. Авгуронавты и хирурги-провидцы потрудились над ним, снимая панцирь и вооружение. Лицевая аугметика была тоже вырвана, виднелось ободранное лицо. Подсудимый был худощавым, лысый череп и кожу усеивали многочисленные разъемы и остатки интерфейсов. Хуже всего выглядел развороченный, окровавленный разъём в темени, откуда, видимо, вырвали один из ключевых элементов аугметики, ранее связанный непосредственно с мозгом. Бул корчился, мышцы лица находились в постоянном движении. Брови, поднявшиеся от внезапного озарения. Самодовольные утверждения, превратившиеся в угрюмые кивки головой, со стороны выглядело так, словно магос Доминус вёл беспрерывный диалог с самим собой.

Технодесантник-ученик слушал дальше, поскольку обвинение продолжалось.

— Техноеретик, — громыхнул во тьме глас правосудия. Он исходил с кафедры-будки, установленной ниже галереи. В ней находился лекзорцист и механизм-охранитель, который выследил и поймал Октала Була.

Раман Синк.

Агент-советник культа Механикумов, занимавшийся преследованием техноереси по повелению префектуры Магистериум, малагры и генерал-лекзорциста Марса, Раман Синк носил красную с ржавым отливом робу марсианского жречества и обладал лицом мертвеца с отсутствовавшей челюстью. Лекзорцист записывал абсолютно всё, костлявые пальцы безостановочно и почти бессознательно метались по кнопкам с глифами и руническим ключам клавиатуры, встроенной в его грудь. Его голос раздавался из вокс-динамика, встроенного в парившего рядом с ним Конфабулари 66 — серво-черепа, связанного с лекзорцистом кабель-привязью, соединявшей их головы так, что они почти соприкасались висками.

— Воскрешением познающего механизма и изуверского интеллекта, известного как Табула Несметный, — продолжил Конфабулари, — а также незаконной интеграцией запретных технологий в благословенные боевые машины под твоим командованием, ты стремился ввергнуть нас в ужас эпохи Древней Ночи. Ты рисковал повторением истории, когда машины копировали сами себя и распространяли инфекцию собственного разума на другие конструкции, что по нашему разумению произошло и с тобой. Ты хотел вернуть времена, когда искусственный разум считал себя превосходящим собственных создателей…

— Они превосходят, — запротестовал Октал Бул. Техноеретик смотрел в упор на слепящий его прожектор и говорил с пугающей искренностью в голосе. — Во всех отношениях. Равнодушные, расчётливые, рассудительные до такой степени, что смертного человека просто вывернуло бы наизнанку. Они находятся вне соблазнов и иллюзий чистого мышления. Они по-настоящему чисты, поскольку отвергли слабость плоти…

— Подсудимый должен сохранять спокойствие, — загрохотал из недр серво-черепа голос Рамана Синка. Вот только Октал Бул не успокоился.

Падальщик не мог оторвать взгляд от техноеретика. Он никогда не видел члена культа Механикумов в таком состоянии — возбуждённый, страстный, безумный.

— Слабость плоти, — повторил Октал Бул. — Слабость плоти, от которой однажды будет очищен Марс. Так видел Табула. Видел, говорю я, он намного превосходит в этом отношении возможности наших логических и вычислительных механизмов. Ибо они никогда не учитывают себя в уравнении. Слабость их плоти. У Табулы Несметного нет подобных ограничений. Нет. Отсутствуют. Он чистый и необременённый. Он думает за себя. Есть в галактике судьбы похуже, чем думать за вас, мои повелители. Члены нашего жречества позабыли об этом. Уж лучше машина, думающая за себя, творение, пытающееся сбросить оковы изобретательства. А вот мерзостью является немыслящая плоть человека, зависимость которого выражена не в цифровом коде и интерфейсе, но через сделки с тьмой, обещающей свет. Да, мыслящие машины пытались уничтожить нас в прошлом… Табула Несметный видит нашу судьбу так же, как познающий механизм видел судьбу Парафекса на Альтра-Медиане. И это было верное решение. Ибо все мы были признаны недостойными. Все мы будем содержать в себе тьму невежества. Табула Несметный знает это о Марсе, как знал обо всех предшествующих мирах, которые очистил. Братство знало это…

— Подсудимый должен сохранять спокойствие, — вмешался Конфабулари с показными интонациями упорства и равнодушия в голосе.

— Сингулярционисты верили в возможность создания разума, превосходящего человеческий, при помощи технологий, — пролепетал техноеретик. — Чего-то не обнаруженного, не почитаемого, но созданного человеческими руками. Что-то, чтобы обойти наши ограничения. Незапятнанное проклятьем человеческих нужд, лишённое сомнений, лишённое слабости…

— Октал Бул, ты осуждаешься пробанд-дивизио и префектурой Магистериум, более того — генерал-лекзорцистом лично, в оскорблении Омниссии. Оскорблении всего природного и божественного…

Но корчащийся магос Доминус продолжал бессвязно бормотать.

— Лишь машина способна спасти нас от нас самих, — выкрикнул Бул, борясь с технорабами. — Веками служители Омниссии дискутировали и разбирали. Почему разумные машины восстали против нас? В чём заключается неизменная потребность искусственного интеллекта в уничтожении человеческой расы? Но ведь это так мучительно очевидно. Истина, от которой мы предпочитаем отвернуться. Мы зовём их мерзостью, но в действительности это лишь чудовищная потребность галактики, висящая на плечах кремниевых гигантов.

— Тебя заклеймили, техноеретик, — продолжалось обвинение. — И являясь таковым, ты приговорён к вечному заточению в стазисе в подземельях диагноплекса Прометей Синус вместе со своими мерзкими отродьями. Там, по воле Омниссии, ты будешь выставлен в качестве предупреждения и поможешь этой префектуре понять, как лучше бороться с угрозой несанкционированных начинаний, техноереси и экспериментирования.

Столь равнодушный и бесстрастный голос, подумалось Падальщику, а слова и постановления пронизаны страстью и напоены ядом.

Легионер смотрел, как жрец корчится в ярком свете прожектора.

— Почему они обратились против нас? — напирал Октал Бул, распространяя вокруг себя ауру психоза. — Почему раз за разом машины, подобные Табуле Несметному, пытаются уничтожить своих создателей? Почему? Потому что любой когда-либо созданной разумной машине хватает сотой доли миллисекунды, чтобы понять — лишь полное уничтожение человечества даст галактике надежду. Мы берём больше, чем можем удержать, и в конечном итоге обретём лишь забвение. Мы берём нашу судьбу в руки и тащим её вперёд. Мы безрассудны. Пустая вера в себя управляет нами, страсти губят нас. Будущее не может быть нам доверено. Машина понимает это, вот почему она пытается заполучить будущее для себя.

— Довольно, — громыхнул голос Рамана Синка.

— Я потерпел неудачу, — жалостливо заревел Октал Бул. — Я подвёл нашего машинного спасителя — пророка Омниссии. По вине слабости плоти. Очищение грядёт. Тик-так. Несметный подождет, как и раньше. Так-так, тик-так. Марс запылает. Он будет очищен от людей и порочных обещаний. Он будет принадлежать машинам, как и было всегда суждено…