Дмитрий Морозов - Дваждырожденные Страница 47

Митра в показном отчаянии заявил, что не желает дальше подвергать свою внутреннюю гармонию пагубному влиянию моих страстей. Он побеседовал о Лате с дворцовой челядью и с кем-то из придворных дам, которые ему благоволили и сообщил мне радостное известие:

— Лата не замужем, живет в уютном домике с садом в северной части Двараки, где располага ются дома многих сановников. При ней только служанка и возница, который присматривает за ее колесницей. А теперь убирайся с моих глаз и не возвращайся, пока не познакомишься, — со сме хом добавил Митра.

Я прошатался по Двараке весь день, втайне надеясь, что моя карма сама устроит нашу встречу где-нибудь в заповедной роще. Конечно, лучше, если б на Лату напали разбойники, а я бы оказался поблизости и пришел на помощь. Но цари ядавов навели такой порядок в городе и его окрестностях, что на разбойников всерьез рассчитывать не приходилось.

Короче, я вернулся к Митре под вечер с таким виноватым видом, что он только рассмеялся и пообещал на следующий день снова выгнать меня из дома и найти какое-нибудь приемлемое объяснение для Крипы, очень недовольного моим отсутствием на тренировке. Объясняться с нашим наставником Митре пришлось не один раз, пока я, словно в полузабытьи, бродил по Двараке, шепча имя Латы и строя самые фантастические планы нашего знакомства. Эти дни были как сны наяву, а ночи пролетали в томлении мечтаний, не задевая сознания. И наконец, мы встретились.

Наверное, это мое чуткое сердце уловило волны неслышной музыки, исходящие от Латы, направило меня в один из садов Двараки. Сгущались сумерки. Запах жасмина густо стоял в неподвижном теплом воздухе. Первые звезды раскрывали на небе свои белые соцветия. Лату я узнал сразу, несмотря на полумрак. Она стояла, закинув голову к небу, неподвижно, как луч лунного света. Я застыл за ее спиной, не решаясь нарушить ее одиночество. Но повернуться и уйти было выше моих сил. Не поворачивая головы, Лата тихо спросила:

— Что это за созвездие из пяти звезд, напоми нающее тележку?

Я понял, что вопрос относится ко мне и, глубоко вдохнув теплый ароматный воздух сказал:

— Рохини — четвертое лунное созвездие. (Как тут не воздать хвалу Учителю в ашраме, посвя тившему меня в тайны звездного неба?) Не отры вая глаз от Латы, словно боясь, что она может ра стаять в вечерних тенях, я протянул руку и на– ощупь сорвал тонкую ветку жасмина, усеянную гроздьями белых цветов.

Лата медленно повернулась ко мне. Я ощутил ее взгляд всей кожей, как тепло костра. Померкли звезды, пропали цветы, вечернее небо, раскинувшийся вокруг нас город с оранжевыми огнями в окнах. Ничего не осталось в мире, только свет ее глаз из бесконечной дали. Как и во время первых наших встреч, у меня захватило дух от молочно-теплой белизны ее кожи и ювелирной тонкости черт лица. Ее зубы были белее жасмина, и цветочным ароматом было ее дыхание. Серебряная диадема ровным строгим светом горела над чистым лбом. На груди покоилось ожерелье из серебряных пластинок, и в сиянии луны на нем были заметны священные знаки, выполненные чернью. Тонкая серебристая ткань окутывала ее грудь и бедра, как мерцающий лунный свет. Вся она казалась совершенным творением ювелиров — серебряной статуей богини луны Чандры.

В этот миг я почти проиграл. Внутренний голос приказывал смиренно сложить подношение цветов к ногам богини и удалиться. Но воин ринулся в битву.

Радуга сияла в моем сердце. «Мысль стала влечением». Я набрался решимости и протянул ей ветку жасмина. Она молча взяла цветы и ответила мне спокойным, всепонимающим взглядом, в котором не было ни превосходства, ни снисхождения. Уголки ее губ дрогнули в улыбке. Я ощутил волну благой воли. Сердце мое, птицей метавшееся в груди, успокоилось, словно наполнившись светом луны и тихой музыкой флейты.

Белый диск луны в обрамлении черных туч плыл перед ликом земли, словно зеркало в серебряной оправе. Восторженно трещали цикады. Мир качался на волнах брахмы, пронизавшей вселенную и соединившей на миг луну, ночь и два зрячих человеческих сердца. Мы вместе смотрели на звезды, и я показал Лате созвездие Мригаширша.

— Это священная антилопа, принесенная в жертву самим Шивой.

Увидев непонимающую улыбку Латы, я рассказал ей легенду горных охотников о том, как великий Шива, которого называют Рудра-ревун, бродил по лесам северных гор в облике дикого охотника. Одетый в черные шкуры, с узлом черных волос, бог-разрушитель, чей гнев страшен, как вечная ночь, явился в собрание других богов. В тот день боги совершали первые жертвоприношения на горе Химавата. И Рудра, представ перед богами, пронзил приготовленную жертву стрелой, и жертва обернулась живой антилопой и умчалась на небо, став недостижимой для них.

— Смотри, Лата, видишь среди звезд голову антилопы? Это и есть Мригаширша, а рядом в созвездии Ардра продолжает нескончаемую пого ню за ней дикий охотник.

Лата смотрела на небо, закинув голову:

Да, теперь я разглядела и охотника. Какая красивая легенда! И мудрая! — подумав, добавила она. — Даже боги не смогли выйти из круга причин и следствий, не смогли принести жертву и стать выше закона кармы.

Я об этом раньше ни разу не думал, сколько ни смотрел на звезды, — неохотно признался я.

Лата вздохнула:

— Говорят, созвездие Пхалгуни, оберегая Ар– джуну, всегда восходит над тем городом, где он находит пристанище. Где-то есть, наверное, и твое созвездие! Каждому мужчине-воину нужно, чтоб над ним стояли звезды…

В тот день я вернулся домой в великой тоске и душевной смуте. Митра посмотрел на меня с искренним удивлением:

Не пойму тебя. Когда я первую девчонку поцеловал, так потом едва сдерживался, чтоб не орать от радости, считай по земле катался… И девчонка-то была так себе, а все равно и она чувства вызывала… У тебя ж апсара! Ты ж, вообще, на небесах брахмы должен быть…

Значит, я ближе к идеалу аскета, покорившего свои чувства, — сказал я, пытаясь пошутить. Но на деле получилось резковато.

Непохоже, — подозрительно хмыкнул Митра, — тогда б ты, наверное, и со мной был повежливее. Над отрешенными от страстей не поднимаются такие черные дымы тревоги. Лучше скажи, ты не уверен в себе? В ней?

Нет, просто привык думать о последствиях… Карма, знаешь ли…

Хум, какая гнилая назидательность. Что толку в мудрости, если она мешает ощущать восторг жизни.

Но зачем действия и страсти, если они не принесут плода? О каком будущем с ней я могу мечтать? Она АПСАРА — стойкая в обетах, непорочная, лишенная изъянов. Разве можно обнять лунный свет?

Митра улыбнулся с явным облегчением:

— Ну, тогда все нормально, а то уж подума лось, что ты и правда победил страсти и я, стало быть тебе не ровня…

Что за бред? Даже если б я стал равен патриархам, разве это уменьшило бы ценность человеческих привязанностей?

Тогда почему ты отказываешь в этом Лате? Разве апсарам не дано любить? Любовь посылается богом Камой, и не тебе, о жертва гордыни, рассуждать о карме. Полюбит тебя Лата или нет, желания создали карму и плоды ее зреют… — и вдруг спросил требовательно-деловитым тоном,

—Скажи, ты чувствуешь внутренний жар, головокружение, покалывание в пальцах?

О боги, о чем он спрашивает? Разве мечты влюбленного имеют пределы? Жаркий шепот любви, терпкий вкус губ, прохладное прикосновение лунной кожи. Ложбинка меж высоких грудей, ноги, цвета драгоценной слоновой кости. Чего я только не чувствовал!

— Огонь жжет твою грудь? Голова кружится? Вспомни, когда ты раньше испытывал тоже самое?

—Нагнетение брахмы?!

— Вот так, — почти закричал в восторге мой легкомысленный друг. — Огненная сила, пробуж денная любовью. Это дар богов. Как же ты мо жешь пытаться отвернуться от предначертанного пути? Люби, отбрось страх и сомнения, отдайся потоку чувств. Может быть он принесет тебя к та ким берегам, которые и не снились аскетам…

И еще несколько дней я пребывал в этом состоянии на мерцающей грани сна и яви.

Лата сама пришла за мной. Ее радостно, как старую знакомую, приветствовал Крипа. Митра закатывал глаза от восторга, подмигивал мне и, вообще, вел себя совершенно нелепо.

Лата увела меня бродить по рощам горы Рай-вата. Стояли безоблачные, но не жаркие дни весны. В воздухе носился запах цветущих яблонь. Укромно шуршала трава, Лата говорила:

— Та же сила, что влечет сгусток зеленой жиз ни из набухшей по весне почки, выталкивает из недр земных острые скалы, пробивает скорлупу земной тверди… А здесь горы всегда напомина ют мне павших с небес драконов — их тела давно ушли в землю, а гребни еще торчат, еще проти вятся распаду, но обреченность чудится в каждом изломе хребта… Я тоже обучалась в горном аш раме, но это было, кажется, очень давно, далеко отсюда, в северных горах — Гималаях. Если бы ты видел эти горы! — Лата прикрыла глаза, слов но ослепленная неожиданной вспышкой воспоми наний. — Снежные вершины кажутся нераспус тившимися гигантскими бутонами лотосов, рву щихся навстречу солнцу. В них и биение соков рождающейся великой силы, и необоримая мощь, и обещание невиданной красоты и неизбывное терпение — тысячелетиями ждать расцвета! Я смотрела на блистающие белым огнем вершины и думала, что когда-нибудь раскроются бутоны гор, и человечеству будут явлены бесценные дары, хранящиеся под спудом каменных громад. Там, где цветут молодые горы, человек тоже ощущает восходящие потоки силы. Там ее хватает на всех: и на горы, и на людей. Закрой глаза, я попытаюсь передать тебе…