Дмитрий Морозов - Дваждырожденные Страница 49

— Я отдохну в садовой беседке. Хватит с меня дворцов.

Крипа ушел, а мы с Митрой увели Учителя в сад, где у небольшого тенистого пруда еще сохранился клочок прохлады и легкий ветерок парил под ажурной крышей беседки. Слуги принесли Учителю воду для омовения ног и медовую настойку, утоляющую жажду. Учитель с благодарностью принял эти знаки внимания и удовлетворенно откинулся на подушки, прикрыв глаза.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Митра. — Сейчас лучше, — сказал Учитель. — С годами щит брахмы слабеет, а в Хастинапуре было так мно го враждебных слов и устремлений, что напряже ние стало чрезмерным. Здесь под благодатным зон том брахмы царей ядавов я смогу отдохнуть.

Хастинапур! Это слово рождало в нас образ набухающей силы, пурпурного пламени. Оно вскипало невиданным скоплением народа, пузырилось куполами храмов и беседок, топорщилось круглыми глиняными башнями. Далекий, враждебный, затягивающий мираж…

Мыслимо ли, чтоб дваждырожденный нарушил слово? — тревожно спросили мы, — Что движет тем, кто свободен от жажды власти и привязанности к богатству?

Великодушное желание спасти братство дваждырожденных, осчастливить подданных, оправдать ожидания соратников.

А Пандавами?

— Те же благие побуждения. ???

Дурьодхана принял на себя бремя властелина и не выдержал ноши, — сказал риши с усталой горечью, — попав под власть кармы своего народа …Ему теперь кажется, что прямой путь воли (его воли!) — кратчайшая дорога к благоденствию страны. Устремленность к цели породила страсть, лишив разум ясности. Человеческая воля — ничто против законов мира, а они-то и ускользают от разума, затуманенного страстью.

Неужели властелин, наделенный мудростью дваждырожденных, не в силах соблюсти закон причин и следствий, наставить подданных на истинный путь?

Увы, в потоке свершений, полагаясь на волю и силу, кто сохранит отрешенность от плодов усилий? Не может правитель принять очевидную истину, что он бессилен изменить закон причин и воздаяний. Сокровенные сказания гласят: «Сколько людей рождается под одной и той же звездой, и сколь различны обретаемые ими плоды. Один стремится обрести потомство, совершая жертвоприношения богам, а в результате на свет появляется тот, кому суждено опозорить семью. Те, у кого еды вдосталь, страдают болезнями желудка, другому валит богатство, хоть он и не прилагает усилий, а этот — деятелен, да не достигает желаемого». Карма не подвластна нашему разумению. Бессильно созерцает властелин, как разбегаются по жизни круги последствий его деяний. Он жаждет, страдает, гневается вместо того, чтобы хотя бы полюбоваться великолепным и страшным узором кармы, оплетающим и жизнь и смерть.

Учитель устало прикрыл глаза и погрузился в самосозерцание. Мы спокойно сидели рядом, завороженные его абсолютным покоем, скрытой от посторонних глаз силой. Учитель молчал, а перед нашим внутренним взором вновь вставали пещеры ашрама, насыщенные покоем и мощью первоосновы мира. Эта первооснова сейчас проступала в старческих знакомых чертах.

Потом, видя, что мы достигли какой-то необходимой для него глубины постижения, Учитель продолжал:

— Я думаю, что Дурьодхана искренне пытал ся проложить для нас благой путь среди хаоса ми роздания. Но эта задача оказалась не по нему, да и не знаю я, кому она по силам в одиночку. Те перь, столкнувшись с преградой, он винит Пан– давов, не осознавая, что Пандавы — только про явление одной из мировых сил. Он видит ненави стные образы людей, не понимая, что столкнулся с потоком кармы.

Пытаясь добиться полной ясности пути, отделить друзей от врагов, он невольно воздвигает дополнительные преграды, через которые его сознание, замутненное ненавистью, уже не в силах перебросить созидательную мысль. Дурьодхана ищет врагов в человеческих обликах, но не находит и лишь больше гневается. Так властелин впадает в неразрешимое противоречие: — пытаясь очистить луковицу, снимает чешуйку за чешуйкой и, в конце концов, обнаруживает в своих руках лишь пустоту. — сказал учитель, не скрывая печали.

Вечером того же дня к нам пришли дворцовые слуги и сказали, что Крипа уехал во дворец Кришны, и нам надлежит отправляться туда же. Мы вышли из покоев на улицу и увидели, что нас ожидает Лата в своей колеснице, запряженной парой белых лошадей.

— Меня прислали за вами, — сообщила она. Мы взошли на колесницу, и легкая повозка со сту ком и лязгом понеслась по пустынным темным улицам Двараки. У ворот дворца Кришны Лата сдержала лошадей. Слуги приняли из ее рук вожжи, и мы сошли на землю. У обитых медью дверей дворца как раз менялись стражники с обнаженными мечами в руках.

Лата удовлетворенно кивнула: мы точны! Наступает вторая стража ночи.

Разве принцы еще не отдыхают? — спросил я.

Кришна и Баладева не уходят спать или предаваться удовольствиям, пока не выслушают последние донесения надзирателей дворца и тех, кто следит за делами города. Днем для этого нет времени: с утра правители заняты делами государства –— выслушивают советников, обсуждают законы, принимают купцов, путешественников или устраивают смотр войскам. Потом отдыхают в садах в тени беседок и водоемов или объезжают коней и слонов.

В Хастинапуре живут так же?

Да, и в Хастинапуре, и в других городах…

А я думал, хоть правители могут от души наслаждаться жизнью, — вздохнул Митра.

Лата улыбнулась чуть снисходительно:

— Кто так поступает, недолго остается прави телем. Власть — тяжелая ноша, она не всякому под силу.

Лата не договорила, потому что перед нами встали два стражника с короткими мечами в руках. Они повели нас по длинному коридору, украшенному причудливыми барельефами, едва заметными в чадящем свете масляных светильников, прикрепленных на равном удалении друг от друга к угрюмым каменным стенам.

Мне тревожно становится от такого обилия вооруженной охраны. Хотя, казалось бы, она должна внушать спокойствие… — признался я.

Увы, здесь невозможно спокойствие горного ашрама, — сказала Лата, неслышно и гибко скользя меж каменных колонн. — Сам Кришна каждый вечер обходит все посты, беседует с начальником караула. И все-таки Дварака — оазис безопасности. В Хастинапуре охрана есть в доме каждого состоятельного горожанина, купца, путешественника. Окружая себя вооруженными людьми, те, кто имеют власть, пытаются отвратить страх. Но его становится все больше. Он клубится в каменных коридорах каждого дворца и отступает на время лишь перед огнем факелов и блеском клинков охраны…

Мы вошли в небольшую залу и при свете ярких многочисленных светильников увидели своего Учителя. Он сидел на подушке рядом с Арджу-ной, Кришной, Баладевой и Крипой. Чуть поодаль расположились еще несколько дваждырожденных — домашние жрецы царского дома ядавов. У стен, недвижимые, как изваяния, застыли стражники с обнаженными мечами. Простота помещения резко контрастировала с пышной, кричащей роскошью дворцов, в которых жили придворные и военачальники ядавов, да и другие помещения дворца Кришны были обставлены с большим блеском и богатством. Здесь же только тонкие ткани мягких расцветок прикрывали каменные стены. Не было ни статуй божеств ни дорогой мебели, только чистые простые циновки да подушки, на которых сидели и гости и хозяева. Но зато здесь ярко пылали огни в начищенных до блеска медных сосудах, курились благовония, и в глиняных чашах, стоявших в причудливом беспорядке прямо на полу, плавали огромные свежие цветы лотоса. Ар-джуна, Кришна и Баладева были без привычных богатых доспехов и украшений, в простых белых одеяниях с гирляндами цветов. Склонившись в глубоком поклоне, мы услышали, как Кришна и Арджуна ласково приветствуют Лату и приглашают нас всех сесть радом. Нас допустили до участия в совете дваждырожденных! Мне стало жарко от гордости. На циновку, покрытую мягким покрывалом, я опустился, как будто это был золотой трон. При этом, как ни странно, где-то в сердце гнездился страх, что я сделаю или скажу что-нибудь не так, неверным жестом покажу собственную малость, делающую меня недостойным этого высокого совета. Но смущение быстро прошло, потому что все собравшиеся, приняв нас в свой круг, вновь вернулись к прерванному разговору, как бы приглашая принять в нем участие. В этой обстановке и Арджуна и оба царя ядавов, как мне тогда показалось, потеряли часть своего блеска, но стали ближе, доступнее. Да и манера общения была до удивления естественной: неспешные речи, простые слова, ни знаков почтения, ни лишних церемоний — совет равных с равными. Но речь шла совсем не о простых будничных проблемах. Кришна получил известия о том, что царь Магадхи Джа-расандха, вытеснивший ядавов из Матхуры, готовится к новому походу.

Мы делаем все от нас зависящее, чтобы укрепить Двараку, — говорил Кришна. — Но один раз мы уже почти проиграли. Великое равновесие сил нарушено. Под зонтом Джарасандхи самые плодородные земли равнин Ганги. Его народ молод, потому горяч и безрассуден. Магадхи мало чего смыслят в дхарме кшатриев, но точно знают чего хотят от соседей — приращения богатств и земель. Победив в сражении, Джарасандха не берет выкупа. Он раздвигает границы своего царства, обращая проигравших раджей в заложников. Они у него под замком в столице Раджагрихе, а их кшатрии пополнили войско магадхов. Скоро его сила достигнет Хастинапура.