Генри Пайпер - Звездный меч (сборник) Страница 5

— Что вы скажете, лорд Траск? — почти будничным голосом спросил герцог.

— Всем сердцем, Ваша Светлость.

— А вы, девица Элейн?

— Это моя сокровенная мечта, Ваша Светлость.

Герцог взял меч за лезвие и протянул им — они положили руки на украшенный драгоценными камнями эфес.

— И вы, и ваша дама признаете нас, Энгуса, герцога Уордхейвенского, своим суверенным государем и торжественно присягаете на верность нам и нашим законным наследникам?

— Клянемся! — ответили Лукас и Элейн, а вслед за ними громко прокричали все толпы в садах и все зрители. Эти крики перекрыл чей-то скорее восторженный, чем расчетливый вопль: “Да здравствует Энгус Первый Грэмский!”

— И мы, Энгус, даруем вам обоим, а также вашим домам, право носить в необходимых случаях наш знак и посвящать себя защите своих прав, если кто-либо в отдельности или все разом позволят себе на них посягнуть. И мы заявляем, что этот ваш брак и соглашение между вашими уважаемыми домами нас радует, и мы признаем обоих вас, Лукас и Элейн, вступившими в законный брак, а те, кто его оспаривают, к нашему глубокому неудовольствию, бросают нам вызов.

Это было свободное изложение формулировки, которая должна была звучать на Грэме из уст герцога-правителя. Так говорили планетарные короли, вроде Наполиона Фламбержского или Родолфа Экскалибургского. И теперь, думая о власти, Энгус упорно говорил в первом лице множественного числа, как подобало королю. Возможно, парню, кричавшему об Энгусе Первом Грэмском, заплатили за это. Шла трансляция, и, очевидно, Омфрэй Глэспитский и Риджерд Дидрексбургский видели все, так что с этого момента они начнут вербовать наемников. Быть может, так Лукасу удастся отделаться от Даннена.

Герцог вернул оруженосцу двуручный меч. Молодой рыцарь вручил ему зелено-светло-рыжую шаль, а Элейн сбросила с плеч черно-желтую, что уважаемая женщина имеет право сделать на людях единственный раз. А ее мать подхватила и свернула шаль.

Лукас вышел вперед, накинул шаль цветов Траска на плечи Элейн и обнял ее. Вновь раздались приветственные крики, и откуда-то послышалась холостая стрельба — салют охраны Сезара Карволла.

На тосты и рукопожатия с толпившимися вокруг ушло чуть больше времени, чем Траск ожидал. Наконец по длинному проходу присутствующие двинулись к выходу, и герцог со свитой удалились первыми, чтобы подготовиться к свадебному празднеству, в котором могли участвовать все, кроме жениха и невесты. Одна из подружек невесты вручила Элейн огромный букет цветов — его предстояло бросить с эскалатора; она держала цветы одной согнутой рукой, а другой ухватилась за Лукаса.

— Дорогой, мы действительно это сделали! — шептала она, словно не веря случившемуся.

Оранжево-синий аэромобиль службы новостей Уэслейдской компании телепередач и телепечати проплыл прямо перед ними, направляясь к посадочной площадке. На мгновение Траск рассердился — это выходило за рамки журналистских прав, обязательных даже для Уэслейдской КТПТ. Но тут же рассмеялся; сегодня он был слишком счастлив, ничто не могло его рассердить.

У нижней ступеньки эскалатора Элейн сбросила с ног позолоченные бальные туфли — другая пара таких же была в машине, — Траск об этом позаботился лично, — и они, став на эскалатор, повернулись. Кинувшиеся вперед подружки невесты сцепились из-за туфель, приводя в беспорядок свои наряды. Когда же эскалатор преодолел половину пути, Элейн подняла букет и, как многоцветную ароматную бомбу, обрушила его на подружек — те, визжа, начали хватать цветы. До самого верха эскалатора Элейн посылала всем воздушные поцелуи, а он тряс над головой сжатыми руками.

Когда они повернулись и сошли с эскалатора, пришлось остановиться. Закрывая им путь, прямо перед ними садился оранжево-синий аэромобиль. Теперь Траск, выйдя из себя уже по-настоящему и ругаясь, бросился к нему. И лишь затем увидел, кто был в машине.

С искаженным лицом и корчащимися над верхней губой узенькими усиками, Эндрэй Даннен сквозь щель приоткрытого окна поднимал ствол высунутого наружу автомата.

Закричав, Траск одновременно зацепил и бросил Элейн наземь. Когда послышалась очередь, он все еще устремлялся вперед, пытаясь прикрыть ее.

Теряя сознание, он падал, падал и падал до бесконечности во тьму.

V

Его распяли и увенчали короной из шипов. Для кого ее сделали? Для кого-то давно, на Терре. Его окостеневшие руки были вытянуты и болели, ступни и ноги тоже болели, он не мог ими двинуть, и еще эти колики у брови. И слепота.

Нет, глаза его были только закрыты. Открыв их, он увидел перед собой белую стену, разукрашенную узорами под синие снежные кристаллы, потом понял, что это потолок и что он лежит на спине. Он не мог повернуть голову, но, скосив глаза, обнаружил, что гол и окружен сплетением трубок и проводов, и это его слегка озадачило. Затем понял, что находится не в кровати, а в робомедике, а трубки предназначены для лечения, дренажа ран и внутривенного вливания, причем провода связаны с введенными с диагностической целью в тело электродами. И что напоминающая корону с шипами штуковина — дополнительные электроды энцефалографа. Он уже лежал в подобного рода приспособлении однажды, когда его боднул на ферме бизоноид.

Именно так: его все еще лечили. Но ему мерещилось, что все было очень давно, и многое, что казалось сном, случилось, очевидно, на самом деле.

Затем Лукас вспомнил все и сделал безуспешную попытку подняться.

— Элейн! — позвал он. — Элейн, где ты?

Произошло какое-то движение, и кто-то появился в поле его ограниченной видимости. Кузен Никколэй Траск.

— Никколэй, что с Элейн?

Никколэй вздрогнул, словно готовясь причинить боль. Он все-таки не рассчитывал, что она будет такой сильной.

— Лукас, — он судорожно сглотнул. — Элейн…

Элейн умерла. Элейн умерла. Этого Лукас представить не мог.

— Она была убита сразу же, Лукас. Шесть попаданий Не думаю, чтобы и первое она почувствовала. Она вовсе не мучилась.

Раздался стон, потом Траск понял, что стонал именно он.

— В тебя попали дважды, — продолжал Никколэй. — Раз в ногу — раздробило бедро. И раз — в грудь. В сантиметре от сердца.

— Жаль, что в сантиметре. — Память восстанавливала все подробности случившегося. — Я бросил ее на землю и попытался прикрыть собой. Надо было бы сделать это в начале очереди, и тогда бы — и тогда бы все пули попали в меня! — Чего-то недоставало, ах, да. — Даннена. Его схватили?

Никколэй отрицательно покачал головой.

— Он удрал. Похитил “Предприимчивость” и сбежал с планеты.

— Я достану его сам.

Траск вновь попытался подняться. Никколэй кивнул кому-то, находившемуся вне поля зрения. Холодная рука коснулась подбородка, почувствовался запах женских духов, абсолютно не похожих на те, которыми пользовалась Элейн. Что-то, наподобие крохотного насекомого, укусило его в плечо. Комната окунулась в темноту.

Элейн умерла. Элейн больше не было, вообще нигде не было. Следовательно, и вселенной больше не было. Вот почему стало так темно.

Он с трудом пробудился вновь. Уже стоял день, и сквозь открытое окно было видно голубое небо — или ночь, когда включались настенные лампы. Возле него всегда кто-то находился. Жена Никколэя, леди Сеселия; Ровард Гроффис; леди Левайна Карволл — он, вероятно, долго спал, ибо она выглядела намного старше, чем он ее запомнил. Бывал ее брат, Берт Сэндразен. И темноволосая женщина в белом халате с вышитыми на груди золотыми крылышками — врач. Однажды появилась герцогиня Флавия, и раз побывал сам герцог Энгус.

Без всякого интереса он спросил, где находится. Сказали, что в герцогском дворце. Ему хотелось, чтобы все ушли и позволили ему удалиться туда, где была Элейн.

Затем становилось темно, и он пытался ее найти, потому что отчаянно хотел что-то ей показать. Звезды в ночном небе — именно их. Но ни звезд, ни Элейн не находил, ничего не находил, и хотелось, чтобы Лукаса Траска тоже не существовало.

Но существовал некий Эндрэй Даннен, которого видел Траск стоящим на террасе в черном плаще со зло поблескивающими бриллиантами на берете, видел безумное лицо, что уставилось на него из-за поднимающегося автоматного ствола. И тогда сквозь холодную тьму космоса Траск начинал охоту на Даннена — и тоже не мог найти его.

Периоды пробуждения становились все длиннее, и тогда сознание было ясным. Корону из электрических шипов сняли. Убрали питающие трубки, стали давать в чашках бульон и фруктовый сок. Захотелось узнать, почему он оказался во дворце.

— Только вынужденно, — объяснил ему Ровард Гроффис. — В доме Карволла было бы хлопотно. Знаете ли вы, что и Сезара подстрелили?

— Нет. — Так вот почему Сезар не навестил его. — Убит?