Митчел Сканлон. - Сошествие ангелов Страница 5

Вопросы третьего всегда были самыми сложными. Большую часть времени, он не задавал вопросов вообще. Вместо этого, он оскорблял Захариила, пытаясь оговорить его в глазах других. Там, где Захариил правильно отвечал на вопрос, и двое никак не реагировали, третий всегда комментировал ответ с желчью и сарказмом. Не раз он обвинял Захариила в том, что он 'книжный червь', а не человек действия. Он обвинял его в недостатке стойкости и опыта. Он говорил, что у Захариила не было истинной внутренней силы, необходимой чтобы стать рыцарем. Снова и снова он пытался убедить своих товарищей в том, что Захариил не был тем, кого они искали.

– Он принесет позор нашему Ордену, - сказал третий голос во время одной, особенно горячей, перепалки с другими. - Он будет тяготить нас. Он бесполезный. Мы должны быть твердыми в таких вещах. Одного слабого камня в стене достаточно, чтобы разрушить всю постройку. Лучше убить его здесь и сейчас, чем рисковать, что однажды мы погибнем из-за него. Он должен был быть утоплен при рождении как больной ребенок.

– Ну, это уже чересчур, - сказал первый голос, тот, который держал нож у горла Захариила. - Вы играете свою роль, брат, но это уже чересчур. Молодой человек перед нами не сделал ничего, чтобы заслужить такое презрение. Вы смотрите на него слишком критически. Он доказал, что достоин обучаться у нас и далее.

– Он достоин, - согласился голос лорда Сайфера. - Он прошел испытание. Он ответил на все вопросы. Я голосую за него.

– Как и я, - сказал первый голос. - Как насчет тебя, брат? Он убедил тебя? Сделаешь ли ты выбор единогласным?

– Да, - после длительного молчания наконец сказал третий голос. - Я играл свою роль, но я изначально не сомневался в нем. Он достоин. Я голосую за него.

– Значит, единогласно, - сказал Лорд Сайфер. - Мы примем твою присягу. Но, для начала, он был во мраке слишком долго. Принесем ему свет.

– Закрой глаза, - сказал первый голос, как только нож убрали от горла.

Захариил почувствовал, как чьи-то руки снимают с него мешок.

– Теперь немного подожди, а потом можешь открывать глаза. При выходе из темноты свет может тебя ослепить.

Когда мешок мешок был снят, он смог наконец увидеть своих похитителей.

Сначала Захариил видел только разноцветные пятна, поскольку освещение комнаты больно ударило по его глазам. Через некоторое время он опять мог видеть. Пятна перерастали в конкретные тела и лица. Он увидел круг рыцарей в мантиях, окружающих его. Некоторые из них держали факелы, и когда веревки на запястьях были перерезаны, он поискал глазами и увидел лица своих следователей, пристально глядящих на него.

Как он и ожидал, одним из них был Лорд Сайфер, старик, обучивший великое множество послушников. Лорд Сайфер моргал и взирал на него глазами, на которых уже проступала катаракта. Лица двух других принадлежали намного более внушительным людям. С одной стороны стоял Сар Лютер, высокий и хорошо сложенный человек, который поприветствовал Захариила дружественной улыбкой, будто пытаясь подбодрить его и убедить не бояться всей этой торжественности.

С другой стороны был человек, который уже успел стать легендой, и который, по слухам, будет следующим Командующим Ордена: Лев Эль'Джонсон.

За все годы пребывания в Ордене, Захариил впервые сумел так близко приблизиться к Джонсону, и он всеми фибрами души ощущал невероятную мощь воина. Он возвышался над Захариилом, и парень смотрел на воплощение физического совершенства в благоговейном страхе.

Лютер рассмеялся и сказал:

– Осторожней, парень, твоя челюсть уже готова отвиснуть до самого пола.

Захариил мигом закрыл рот, стараясь не думать с обожанием о Льве, но ему это не удавалось. Лев проводил большую часть времени в лесах, возглавляя войну против Великих Зверей, и редко когда возвращался в Альдурук надолго. Считалось великой честью быть почтённым вниманием, а тем более быть принятым в Орден живой легендой.

– Нам следует завершить дело, - сказал Сар Лютер, - я уверен, что наш друг хотел бы встать с коленей как можно скорее.

Когда он заговорил, Захариил был поражен могуществом Лютерова голоса, зная, что его сила могла заставить мужчин следовать за ним хоть в ад, стоило ему только приказать. Но он был так поглощен созерцанием Льва Эль'Джонсона, что почти забыл о Лютере. Ему в голову пришла запоздалая мысль, что он был вдвойне благословлен. На его обряде посвящения присутствовали два величайших человека этой эпохи, Джонсон и Лютер. Хотя Лютер никоим образом не походил на Джонсона с его внушительными ростом и мускулатурой, он также имел героическую внешность. Каждый из них по-своему был великаном.

– Твой тон не соответствует событию, - сказал Лорд Сайфер, направив свои полуслепые глаза на Лютера. - Процесс принятия нового члена Ордена - довольно серьезное и темное дело, в котором нет места легкомыслию. В некотором смысле он священный.

– Простите моего брата, Лорд Сайфер, - сказал Джонсон, положив свою огромную руку на плечо старика в примирительном жесте. - Он не хотел никого обидеть. Он просто отметил, что у всех нас есть другие неотложные дела, которые требующие нашего внимания.

– Нет более важного дела, чем посвящение в оруженосцы, - заметил Сайфер. - Молодой человек все еще стоит на пороге. Он вышел к свету, но он должен дать свою клятву. До тех пор, он не один из нас.

Старик взял в руки нож, протянутый ему Львом, нож, который они ранее держали у горла Захариила. Как только Джонсон передал его, Лорд Сайфер сделал небольшой порез на пальце, чтобы проверить его остроту.

– Пришло время для крови. - Он повернулся к Захариилу провел лезвием по его ладони.

Порез прошел по левой ладони алой дорожкой, вызывая боль, но рана была небольшой, так как кровь проливалась только для церемонии. Все это было символическим, как и говорил ему магистр Рамиил. Во время кульминации церемонии началась присяга.

– Клянешься ли ты своей кровью, Захариил, что будешь защищать людей Калибана?

– Клянусь, - сказал он.

– Клянешься ли ты блюсти законы Ордена и никогда не выдавать его тайны?

– Клянусь.

– С этого момента, каждый из рыцарей нашего Ордена будет твоим братом, и ты никогда не поднимешь на них руку, только если это не будет судебный поединок или дозволенный поединок чести. И будет эта клятва с тобой до самой смерти.

– До самой смерти, клянусь, - ответил он. В принятии присяги был особенно пугающий момент, когда Лорд Сайфер дал взглянуть Захариилу на свое отображение на окровавленном лезвии ножа.

– Ты дал клятву крови, - сказал Лорд Сайфер. - А такие вещи обязывают. Продолжим церемонию.

Сайфер зажал лезвие в ладони.

– Возьмись за нож и поклянись самой кровавой и обязывающей клятвой. Это лезвие уже испило твоей крови. Оно уже резало твою руку. Пусть нож будет стражем твоих клятв. Если своими будущими деяниями ты докажешь, что сегодня врал нам, пускай нож, разрезавший твою руку, перережет тебе и горло. Клянись.

– Я клянусь, - сказал Захариил, обхватив нож. - Если мои слова окажутся ложью, пускай этот нож вернется забрать мою жизнь.

– Теперь клятва дана, - удовлетворенно кивнул Лорд Сайфер. - Забудь про старую жизнь. Ты больше не мальчик по имени Захариил Эль'Зурия, сын Зурии Эль'Калиила. С этого дня и впредь больше не будет разговоров об происхождении твоих предков. Ты теперь ни дворянин, ни простой человек. Ты выше этого. С этого момента ты - рыцарь Ордена. Ты был перерожден. Понимаешь?

– Я понимаю, - сказал Захариил, его сердце распирало от гордости.

– Тогда поднимись, - сказал Лорд Сайфер. - Больше нет нужды стоять на коленях. Ты среди братьев. Теперь мы все здесь братья. Встань, рыцарь Ордена.

От раны на его ладони не осталось и следа. Она заживала быстро, и несколько месяцев спустя невозможно было даже догадаться, что рука была когда-то порезанной. Странно, но Захариилу казалось, будто рана была там всегда. Это ни в коем случае не причиняло боль или мешало ему. Впоследствии, когда он брался за рукоять своего пистолета, его сила была той же, что и когда-то.

Несмотря на это, Захариил чувствовал присутствие раны, даже после того, как она зажила.

Он слышал, что иногда люди испытывали призрачный зуд, там, где они потеряли конечность, любопытный сбой нервной системы, которую не могли объяснить апотекарии. Захариил ощущал нечто подобное. Он чувствовал неопределенную и иллюзорную чесотку в своей руке, время от времени, когда он вспоминал о данных им клятвах.

Она всегда была с ним, на его руке, невидимая для глаза, но присутствующая всегда, будто рана была вырезана в его душе. Если этому и можно было дать определение, Захариил решил назвать ее «совестью».

Но, как бы там ни было, ощущение призрачной раны на его руке оставалась с ним всю жизнь.

Со временем, он почти привык к этому.