Уильям Кинг - Истребитель демонов Страница 5

«Звучит, безусловно, впечатляюще», — подумал Феликс, внезапно обнаружив, как далеко продвинулись гномы в этой странной магии, которую они называли „инженерией“. Как и каждый в Империи, Феликс знал про паровые танки — бронированные транспортные средства, которые были остриём могучих армий государства. Но выглядит так, словно в сравнении с этой штукой паровой танк — детская игрушка. И всё же удивляло, почему он никогда о ней не слышал, если она настолько впечатляюща?

— Что случилось с „Непотопляемым“? Где он теперь?

На короткое время гномы смущённо притихли.

— Эээ… он затонул, — наконец произнёс Варек.

— Столкнулся со скалой в своё первое плавание, — добавил Снорри.

— Некоторые утверждают, что взорвался паровой котёл, — сказал Варек.

— Потонул со всем экипажем, — добавил Снорри с почти счастливым выражением лица, с которым гномы, похоже, всегда встречают худшие известия.

— Кроме Макайссона. Его позже подобрал корабль людей. Макайссона отбросило взрывом, и он уцепился за деревянный брус.

— А потом он построил летающий корабль, — произнёс Готрек с явно злой иронией в голосе.

— Так и есть. Макайссон построил летающий корабль, — сказал Снорри.

— „Неразрушаемый“, — сказал Варек.

Феликс попытался представить корабль летящим. С трудом ему это удалось. Мысленным взглядом он представил что–то похожее на старые речные баржи на Рейке, с наполненными парусами и волочащимися вёслами. Волшебство, способное на такое, бесспорно, должно быть мощным.

— Изумительная была штука, — сказал Варек. — Огромная, как парусник. Украшенные резьбой железные турели{2}. Фюзеляж{3} длиной почти сто шагов. Он мог лететь со скоростью 10 лиг в час, при попутном ветре, разумеется.

— Что случилось с ним? — спросил Феликс, охваченный чувством, что ответ ему уже известен.

— Он разбился, — сказал Снорри.

— Боковой ветер и утечка поднимающего газа, — сказал Варек. — Большой взрыв.

— Все находящиеся на борту погибли.

— Кроме Макайссона, — произнёс Варек, словно была большая разница.

Похоже, он считал это важным.

— Его отбросило, и он приземлился на верхушки каких–то деревьев. Они задержали его падение и сломали ему обе ноги. Следующие два года пришлось пользоваться костылями. В любом случае, „Неразрушаемый“ был опытным образцом. А ты чего ожидал? Он же был первым в своём роде. Но теперь Макайссон с этим разобрался.

— Опытный образец? — произнёс Готрек. — Погибло двадцать хороших инженеров–гномов, включая мастера Улли, заместителя главы гильдии, а ты говоришь про „опытный образец“? Макайссону следовало обрить свою голову.

— Он так и сделал, — сказал Варек. — После того, как его с позором выгнали из гильдии. Он не смог вынести бесчестья, сам понимаешь. Они устроили ему Ритуал Брючных Штанин. Жаль. Мой дядя говорит, что Макайссон был лучшим инженером из всех когда–либо живших. Он говорит, что Макайссон — гений.

— Гений в том, как убивать других гномов.

Феликс обдумал, что Готрек сказал про бритьё Макайссоном головы.

— Ты имел в виду, что Макайссон стал Истребителем Троллей? — спросил он Варека.

— Да. Разумеется. Однако он продолжает заниматься инженерной работой. Говорят, он решил доказать работоспособность своих теорий или погибнуть.

— Спорю, что ему удастся, — угрюмо пробормотал Готрек.

Феликс не слушал. Его одолевала другая, более беспокоящая идея. С учётом Готрека и Снорри, в одном месте соберутся три Истребителя Троллей. Что затевает дядя Варека? От задания, для выполнения которого требуются три Истребителя, плохо пахнет. В действительности, от него явно несёт самоубийством. Внезапно, прорвавшись даже через жуткую пелену его похмелья, в фокусе раздумий Феликса оказалось кое–что из того, что ранее рассказал Варек.

— Ты говорил, что ранее слышал семенящие шаги, — сказал одолеваемый ужасными подозрениями Феликс, думая о небольшой фигуре, замеченной им в подлеске. — По дороге на встречу с Готреком и мной.

Варек кивнул:

— Только ночью, когда мы сделали привал.

— У тебя не возникло соображений, что могло производить эти семенящие шаги?

— Нет. Возможно, лиса.

— Лисы так не передвигаются.

— Крупная крыса.

— Крупная крыса…, — Феликс покачал головой.

Это как раз то самое, что он не хотел бы услышать. Феликс глянул на Готрека, чтобы удостовериться, понял ли Истребитель ход его мысли. Но голова гнома была запрокинута, и он безучастно уставился в пространство. Похоже, что он занят своими собственными мыслями, и не обратил никакого внимания на разговор.

Крысы наводили Феликса лишь на одну мысль, и мысль эта его пугала. Они заставляли его думать о скавенах. Возможно ли, что мерзкие крысолюди выследили его даже здесь? Мысль была безрадостной.

Феликс сидел у костра и вслушивался в неровное ржание мулов. Темнота и редкий отдалённый вой волков заставляли тех нервничать. Феликс поднялся и провёл рукой по боку ближайшего к нему мула, пытаясь его успокоить, затем вернулся к костру, возле которого спали остальные.

Целый день тропа поднималась в Костяные холмы, которые оказались столь же унылыми и непривлекательными, как и следовало из их наименования. Вокруг не было деревьев, лишь покрытые лишайником скалы и крутые холмы с короткой, низкорастущей травой. К счастью, Варек додумался захватить с собой дрова, иначе они провели бы ночной привал в гораздо более неудобных условиях. Несмотря на летнюю жару днём, ночью в холмах было холодно.

Ужин составлял хлеб, закупленный в таверне в Гюнтерсбаде, и ломти жесткого гномьего сыра. После этого они расселись вокруг костра, и все три гнома раскурили свои трубки. В роли аккомпанемента для них выступал отдалённый волчий вой. Феликс находил, что вой наводит тоску лишь немногим менее, чем гномьи разговоры, которые всегда вертятся вокруг древних обид, историй о давно перенесённых напастях, и легендарных пьяных запоев. А ужаснее воя был почти заглушающий его звук гномьего храпа. Феликс вытянул короткую соломинку и выиграл сомнительную честь нести первую стражу.

Феликс старался не смотреть на огонь и удерживал взгляд в направлении темноты, чтобы не повредить своему ночному зрению. Он был обеспокоен. Он продолжал думать о скавенах, и его приводила в смятение мысль об этих крысолюдях — свирепых отродьях Хаоса. Феликс вспоминал столкновение с ними в битве за Нульн. Это напоминало видение из ночного кошмара — сражение во тьме с человекообразными крысами размером с человека, которые, подобно людям, ходят на двух ногах и сражаются с оружием в руках. Вернувшиеся воспоминания об их ужасном чирикающем языке и о том, как блестят в темноте их красные глаза, заставили его содрогнуться.

Но наиболее внушающим страх было то обстоятельство, что скавены создали свою цивилизацию — ужасную пародию на человеческую. У них была своя культура, свои собственные чуждые технологии. У них были свои войска и изощрённые виды вооружения, некоторым образом более продвинутые, чем любые из тех, что когда–либо производило человечество. Феликс видел их, когда они появились из канализации для захвата Нульна. Перед его глазами ещё возникала картина, как чудовищная орда наступает через горящие строения, уничтожая всё на своём пути. Яркими были воспоминания о зелёном пламени огнемётов искривляющего огня, переливающимся в ночи, и шипении человеческой плоти, словно поедаемой струями пламени.

Скавены были непримиримыми врагами человечества, всех цивилизованных рас, но находились те, кто за плату вставал на их сторону. Феликс лично убил их агента Фрица фон Гальштадта, занимавшего должность шефа тайной полиции курфюрста Эммануэль. «Сколько же ещё других агентов крысолюдей занимают высокие посты?» — прикидывал он. Сейчас, в этом пустынном месте, ему не хотелось думать об этом. Он отмахнулся от мыслей о скавенах и попытался поразмышлять о чём–либо другом.

Феликс позволил своим мыслям углубиться в прошлое. Вой напомнил ему о ужасных последних днях в форте фон Диела на землях князей Порубежья, где ему довелось наблюдать гибель Кирстен, своей первой настоящей любви, убитой Манфредом фон Диелом. Он стал свидетелем жестокой резни, учинённой над большинством населения волчьими всадниками–гоблинами, проникшими в форт из–за измены Манфреда. Странно, но он всё ещё помнил измождённое лицо Кирстен и её мягкий голос. Феликс раздумывал о том, мог ли он сделать что–нибудь, чтобы изменить ход тех событий. Эта мысль время от времени мучила его в тихие ночные часы. То событие по по–прежнему болью отдавалось в нём, хотя за давностью это ощущалось всё реже, и он понимал, что скорбь постепенно проходит. Теперь он даже проявлял интерес к другим женщинам. Там, в Нульне, у него была Элисса, служанка из таверны, но в итоге она ушла.