Фрэнк Герберт - Дюна Страница 60

— Так почему вы не уничтожаете врагов герцога? — спросил он.

— Что я должна уничтожить? — переспросила она. — Или ты хочешь, чтобы герцог сделался слабым и всегда зависел от меня?

— Но с такой властью…

— Власть — это палка о двух концах, Суфир, — произнесла Джессика. — Ты думаешь сейчас: «Ей ничего не стоит создать оружие из человека и нацелить его в самое сердце врага». Да, Суфир. Даже и в твое сердце. Но чего бы я достигла? Если бы многие из нас поступали так, разве не пало бы недоверие и ненависть на всех Бене Гессерит?

— Мне нечего ответить вам, — выговорил Хават. — Вы знаете, что нечего.

— Ты никому не расскажешь о случившемся здесь, никому и ничего, — сказала она. — Я знаю тебя, Суфир.

— Миледи… — Снова старик попытался сглотнуть сухим горлом. И подумал: «Да, у нее действительно есть великая сила. Но разве не делает ее это еще более опасным орудием в руках Харконненов?»

— Друзья могут уничтожить герцога так же легко, как и его враги, — сказала Джессика. — Но теперь я верю — ты найдешь корни своих подозрений и вырвешь их.

— Если они все же окажутся беспочвенными, — добавил, он.

— Если? — насмешливо прищурилась Джессика.

— Да, если, — подтвердил он.

— Ты действительно очень упорен, — сказала она.

— Просто осторожен, — ответил он, — и помню о факторе возможной ошибки.

— Тогда я задам еще один вопрос. Ты стоишь лицом к лицу с другим человеком, беспомощный и беззащитный, связанный по рукам и ногам, и этот другой держит нож у твоего горла. Но не причиняет тебе вреда, освобождает тебя, отдает тебе оружие и позволяет воспользоваться им по своему усмотрению… — Она поднялась, повернулась спиной к Хавату. — Теперь ты можешь идти, Суфир.

Старый ментат встал, постоял немного в нерешительности — его рука потянулась было к оружию в кармане. Он вспомнил арену и отца герцога (он был храбрым человеком, каковы бы ни были его недостатки), вспомнил давнюю корриду. Разъяренный черный бык замер, пригнув голову, — неподвижный и потерявший уверенность. Старый Герцог отвернулся от быка — спиной к рогам зверя, красный плащ картинно наброшен на руку, а трибуны гремели рукоплесканиями и приветственными криками.

«Сейчас я — бык, а она — матадор», — подумал Хават. Он отдернул руку от кармана, увидел, что пустая ладонь блестит от пота.

И он знал, что, какой бы ни оказалась правда в конце концов, он никогда не забудет этот момент и никогда не перестанет восхищаться леди Джессикой.

Молча повернувшись, Хават вышел.

Джессика отвела глаза от отражения комнаты в оконном стекле, повернулась к закрывшейся двери.

— А теперь, — прошептала она, — начнется настоящая схватка.

~ ~ ~

Сражаться ли станешь с тенями?

С грезами вступишь ли в схватку?

Ты движешься словно во сне?

Время ушло, ускользнуло.

Украдена жизнь твоя.

Ты так медлил с пустяками,

Ты — жертва своего безрассудства.

Лето стоял в атриуме дворца, изучая записку под светом единственного горящего светильника, плавающего в воздухе. До рассвета оставалось несколько часов, и Лето ощущал неимоверную усталость. Записку только что принес гонец от фрименов — вручил ее охраннику на внешнем посту, как только герцог вернулся с полевого командного пункта.

В записке было сказано только:

«Столб дыма днем, столб огня ночью».

Подписи не было.

Что бы это значило?

Посланный ушел, не дожидаясь ответа, и его не успели ни о чем спросить. Он просто растворился в темноте, как туманная тень.

Лею сунул записку в карман мундира. Позже надо будет показать ее Хавату, Он отбросил со лба прядь волос, глубоко вздохнул. Действие стимулирующих таблеток почти прошло. Со дня большого приема минуло уже двое суток — и гораздо больше с тех пор, как ему удалось поспать.

Как будто мало было дел с обороной, пришлось провести еще нелегкую, беспокойную беседу с Хаватом: тот докладывал о своей встрече с Джессикой.

«Может быть, разбудить Джессику? — думал он. — Больше не стоит играть с ней в тайны. Или стоит?.. Этот мне чертов Дункан Айдахо! — Герцог покачал головой. — Нет, впрочем, — не Дункан. Я сам виноват: надо было с самого начала посвятить ее в мои замыслы. Теперь наконец я должен сделать это, прежде чем причинен больший вред».

Это решение несколько улучшило его настроение. Герцог поспешно зашагал из атриума, через Большой зал и по коридорам в семейное крыло.

Вдруг герцог остановился у ответвлявшегося к службам коридора — оттуда, из этого служебного коридора, доносились странные, похожие на мяуканье звуки. Лето опустил левую руку на выключатель поясного щита, правой вытянул из ножен кинжал. Клинок в руке придал ему уверенность: от странного звука по его спине пробежал холодок.

Герцог бесшумно крался но служебному проходу, проклиная про себя тусклое освещение. Здесь, с промежутками в восемь метров, висели самые маленькие плавающие светильники, притом прикрученные до минимума. Темные каменные стены поглощали почти весь свет.

В полумраке он увидел впереди какую-то темную тень на полу, протянувшуюся через весь коридор.

Лето помедлил, хотел было включить щит, но передумал: силовое поле ограничило бы его движения и слух… и кроме того, он помнил о захваченной партии лучеметов.

Он тихо подошел к тени и увидел человека, лежащего лицом вниз на каменном полу. Лето, держа нож наготове, ногой перевернул тело и нагнулся рассмотреть в тусклом свете лицо. Это был контрабандист Туек, и на груди у него темнело большое мокрое пятно. Из мертвых глаз смотрела пустая темнота. Лето дотронулся до пятна — оно было еще теплым.

Почему этот человек здесь — и почему он мертв? Кто мог убить его?

Мяукающий звук здесь слышался громче. Он доносился из бокового прохода впереди — этот проход вел в центральную комнату, где установили главный силовой генератор дома.

Все еще держа руку на выключателе щита, сжимая кинжал, герцог обошел тело, проскользнул по коридору и осторожно выглянул из-за угла, пытаясь рассмотреть генераторную.

Там, в нескольких шагах, на полу темнела еще одна тень, и он сразу понял, что это и есть источник мяукающего звука. Тень мучительно медленно ползла в его сторону, бормоча что-то и судорожно, со стоном, хватая ртом воздух.

Лето подавил неожиданный удушливый приступ страха, бросился к ползущей фигуре, наклонился к ней. Это была Мэйпс, фрименка-домоправительница. Ее лицо было закрыто рассыпавшимися волосами, одежда в беспорядке. По спине и по боку тянулась темная, тускло отсвечивающая полоса. Лето прикоснулся к ее плечу. Мэйпс приподнялась на локтях, вскинула голову. Ее глаза, скрытые тенями, казались пустыми черными провалами.