Майкл Ривз - Ночи Корусканта 1: Сумерки джедаев Страница 7

Микроквартира, которую он называл домом – по крайней мере, еще час назад, – вполне оправдывала свое название. Это была всего–навсего ячейка кубического феррокарбонового бункера, на котором гордо мигал неоновый знак «Объятья Корусканта». Зрелище этой берлоги только укрепило Джакса во мнении, что, какой бы ни была его новая жизнь на далекой отсюда планете, хуже вряд ли будет.

Джакс достал из маленького шкафа весьма потрепанный чемодан, обшитый кожей флика, и вытряхнул его содержимое на раскладную койку. К счастью, он научился путешествовать налегке: внутри была одна смена одежды, туалетные принадлежности и несколько памятных вещиц из прошлой жизни, выбросить которые не поднялась рука. Среди них были: маленький голокрон с записью мудрого мастера Йоды, объясняющего различные аспекты Кодекса, кристалл из дантуинской пещеры, которым можно было «точить» световой меч, и дюритовая коробочка всего в пять сантиметров длиной. Джакс открыл ее – внутри лежал каплевидный кусочек черного металла. Поймав луч тусклого света комнатных светильников, безделушка начала переливаться – сначала кроваво–красным, затем оранжевым, желтым, зеленым, голубым, синим, фиолетовым, и наконец вспыхнула мягким ровным белым светом. Джакс вглядывался в нее пару секунд, потом закрыл шкатулку и бережно опустил во внутренний карман.

Собирая вещи, он думал о хаосе последних месяцев, о гибели коллег, наставников и друзей. В частности, он гадал, что сталось с Энакином Скайуокером.

Энакин всегда был своего рода загадкой для Джакса и других падаванов. Он был почти ровесником Павана, и они часто посещали одни и те же классы и спарринговали. Хотя, по правде говоря, никто не был близок к Энакину – он всегда держался обособленно, отрешенно, и сблизиться с ним не удавалось никому, – Джакс все же считал себя одним из немногих товарищей загадочного падавана. Энакин как–то даже поделился с Джаксом мыслью, что его учитель, Оби–Ван Кеноби, пытается помешать ему выполнить истинное предназначение. Когда он это говорил, Джакс увидел в голубых глазах друга странный отблеск, какую–то мрачную решительность. Еще более странно это отразилось в Силе. На долю секунды он увидел черные как ночь щупальца, объявшие Энакина и простершиеся от него во всех направлениях – он никогда и ни у кого не видел подобного. На миг показалось, будто в юном Скайуокере связалась в узел густая паутина ярости и отчаяния, струящихся сквозь пространство и время. Но всего лишь на миг. Потом связь разорвалась – так быстро, что Джакс засомневался, была ли она на самом деле, – и Энакин улыбнулся как ни в чем ни бывало. К этому вопросу он больше не возвращался, а Джакс в конце концов забыл и не вспоминал об этом до самой Чистки.

Теперь он часто размышлял: не следовало ли ему рассказать мастеру Кеноби, или учителю Пиеллу, или еще кому из Совета об этом пугающем видении? Да кто бы ему поверил? В конце концов, самые высшие члены Совета, самые великие и сведущие в Силе, не нашли в Энакине ничего странного – как раз наоборот. По слухам, некоторые мастера считали Скайуокера Избранным. Разве мог простой падаван вроде Джакса сомневаться в том, в чем у мастеров не было сомнений?

Он покачал головой. Энакин, скорее всего, погиб – а если нет, то наверняка бежал на одну из сотен тысяч других известных планет. Теперь никто так и не узнает, был ли Скайуокер тем, кому суждено было принести равновесие в Силу.

В какой–то мере, видимо, был. Ведь теперь, после столетий ожидания и скрытности, темная сторона накрыла всю галактику. Весы покачнулись. Как долго все будет идти по новым правилам, Джакс не знал. Не ведал он и того, какое отношение имеет ко всему этому Энакин. Он знал лишь, что на джедаев идет охота. И, судя по внезапно обжегшему его чувству потери, которое донесла Сила в прошлую ночь, эта охота еще не закончилась.

Глава 5

– Еще х’лодненького, – обратился к бармену Ден Дхур. – И не забывай повт’рять.

Бармен–бит воззрился на Дена огромными глянцево–черными глазами. Биты обладали ошеломляющей остротой зрения, их глаза были способны различать детали размером 0,07 по шкале Гандока. Ден знал это. Он был репортером. Он знал много всякой ерунды.

И не преминул поделиться бесценным знанием:

– Эт’ значит, ты очень х’р’шо видишь, – объяснил Ден бармену.

– Достаточно хорошо, чтобы видеть, что тебе уже достаточно, – ответил тот.

Ден погрозил ему пальцем:

– Какие проблемы, д'рогой, разве ты не знаешь, что напоить салластанина пр'ктически невозможно?

– Ну так поздравляю. Ты добился невозможного, – бармен отодвинул рюмку. – Советую прыгнуть в аэротакси и – домой. Всего хорошего.

Из бара Ден вышел, стараясь шататься не слишком заметно. Оказавшись на улице, он немного протрезвел от вони и испарений неубранного мусора, давно не мытых тел, угарных выхлопов сотни лет уже как запрещенных на верхних уровнях развалюх и прочих отвратительных запахов. Окружающий мир по–прежнему то и дело норовил раздвоиться, а то и растроиться перед глазами, но, по крайней мере, сила притяжения перестала быть непредсказуемой.

Ден нашел скамейку с относительно чистым сидением и уселся. Дурно пахнущий воздух, какофония голосов, говоривших, стрекотавших и издававших иные звуки на десятках языков, несусветное столпотворение, – все напоминало о том, что с тех пор, как они с И–5 год назад прибыли на Корускант, дела их шли не так блестяще, как хотелось бы. Запас кредитов был давно истрачен, а ведь вскоре предстояло вносить очередную плату за их «роскошную» берлогу. Ден как–то крутился, продавая материалы для выпусков голожурналов и таблоидов, но даже эти поступления начали иссякать.

Он бы никогда не мог такого вообразить, ни за сотню световых лет. «Ден Дхур» – в конце концов, это имя–бренд; точнее, когда–то им было. Когда–то – еще до Войн клонов и битвы на Дронгаре. Ден работал там фронтовым корреспондентом и именно тогда написал разоблачительную статью о Фоу Джи, чемпионе по тёрас–каси с планеты Бундуки.

Джи, мастер своего боевого искусства, был, по мнению Дена, психопатом, который получал удовольствие от убийств и использовал войну как предлог для безнаказанного потакания своим жестоким наклонностям. Однажды Джи в одиночку выступил против нескольких салиссианских наемников вкупе с целым батальоном сепаратистов и, уничтожив не только их, но и перевозивший их транспорт, погиб сам.

Некоторые сочли его поступок героическим. Ден был иного мнения – так же, как и несколько членов Республиканского мобильного санитарного отряда № 7, в том числе Бэррисс Оффи, джедай–целитель, служившая в РЕМСО. Представляя в своем лице весь Орден джедаев, она не раз подвергалась словесным и физическим нападкам со стороны Джи. Все они сошлись во мнении, что «герой» был просто кровожадным мерзавцем, и, будь у него такая возможность, убивал бы солдат Республики с не меньшей радостью, чем сепаратистов.[3]

Под таким углом Ден и изложил свою историю. К несчастью, редактор счел, что публика истосковалась по героям, и переписал статью так, что Джи предстал скорее мучеником, чем хладнокровным убийцей. К еще большему несчастью, одним из последних распоряжений канцлера Палпатина было установить статую Джи на Монумент–Плазе на Корусканте.

Ден отозвал свою подпись, но большинство редакторов и издателей из Столбовой общины знали, какова была его первоначальная оценка Фоу Джи. Это, вкупе с тем фактом, что Палпатин был провозглашен императором – а император не одобрял, когда средства массовой информации описывали войну не как триумфальный эпизод в истории галактики – привело к цеховому осуждению, и с тех пор никто не желал давать Дену работу.

Опираясь на сомнительную теорию, что в художественном произведении непопулярную точку зрения протолкнуть легче, он попытался написать роман. Но это было не его призвание. Ден был охотником за новостями, будь они все неладны, и внезапное молчание комлинка сказывалось не только на его финансовом состоянии, но и на моральном тоже. В итоге, озлобленный и лишенный уже самых последних иллюзий, он стал все чаще и чаще заглядывать в близлежащие забегаловки и бары.

В последние пару недель он всерьез обдумывал намерение все бросить и вернуться на Салласт. Может, там он снова сойдется с Эйяр Марас, симпатичной танцовщицей из передвижной труппы, с которой познакомился на Дронгаре во время тура «Развлекательной голосети». Она предлагала Дену почетный статус главного супруга в норе. Тогда он сомневался – все–таки на покой еще не пора, что бы там ни говорили коллеги по профессии. Однако с недавних пор почетное ярмо казалось все привлекательней. Принимать приветствия и восхваления в уютной пещере на родной планете – это определенно будет приятней нынешнего малопродуктивного бытия.