Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3 Страница 79

На исцеление самых глубоких ран ушла ещё неделя. Фармакос обновил Джебеза до мозга костей, заменил сухожилия проволокой, а суставы — адамантием. После этого легионеру вернули доспех, также отремонтированный и усиленный, блистающий свежей белой краской на чёрном фоне.

Шэлекта снова предложил Горану починить броню, и тот снова отказался.

Затем Ауг в последний раз поблагодарил магоса-доминуса, и они совместно подтвердили договор о взаимопомощи.

Горгонсон с железным отцом вернулись на челнок, а оттуда на «Даннанг», а оттуда в варп. Используя передаваемую Медузоном тактическую информацию, которую различные ячейки оставляли для них без прямого контакта, они в течение месяца отыскали «Железное сердце».

Прибыв на флагман, Джебез отправился к военачальнику. Его движения, пусть ещё скованные от боли, уже давно не были настолько плавными. В стратегиум Медузона железный отец зашёл, выпрямившись в полный рост, как ступал перед Исстваном.

Шадрак встретил Ауга с улыбкой, что было для него редкостью.

— Господин фратер, — сказал он, протягивая руку. — Я рад твоему возвращению.

— Брат, как идёт война? — теперь Джебез жаждал новостей. Теперь он мог что-то сделать. — Сильно ли ты навредил им?

Глаза Медузона слегка блеснули. На его грубом лице прибавилось шрамов, пересекающих бледную кожу.

— Становится тяжелее, но они уже знают моё имя, — Шадрак сухо улыбнулся. — Они произносят его по всему сектору и в других местах, так что это обещание мы исполнили.

Аугу захотелось рассмеяться.

— Да, исполнили. И мы можем исцелить раны, стать ещё сильнее.

Он ждал, что Медузон согласится с этим, подтвердит словом или жестом. Но военачальник, напротив, отпустил запястье Джебеза.

— Значит, ты стал прежним.

— Каким и был до Оквет. Пожалуй, даже крепче.

Шадрак кивнул.

— И какую плату они взяли за эту услугу?

— Мы их союзники, — ответил Ауг. — Как я и говорил тебе, механикусы всегда держат слово. Альянс с Марсом — серьезная вещь.

Военачальник снова кивнул, отходя в сторону.

— Похоже на то. Ты спрашивал о войне — через два дня мы нанесем новый удар, и я почти закончил с планами. Хамарт-три, используется под склад снабжения, защищен незначительно. Все согласились, что мы можем его захватить. Ты в силах сражаться? Буду рад, если присоединишься к атаке.

Джебез опустил руку.

— Разумеется, — сказал он. — Я стану разить их, как свежеоткованный, и кровь потечёт ручьями, вот увидишь. Но что потом? Мы должны разорять и другие планеты врага.

— Конечно.

— Тогда расскажи мне о них.

Медузон поднял глаза.

— Со временем. Я ещё не обсуждал этого с моим советом.

«Тебе больше не нужен совет. У тебя есть Избранная Длань», — почти произнёс Ауг.

Но он не мог выговорить этих слов, поскольку они слишком походили на мольбу, а обещание уже было дано.

— Тогда что же мне делать здесь? — наконец спросил Джебез.

— О чём ты?

— Мои раны исцелены. Мы ведь говорили об этом — я хочу служить.

Шадрак отвел взгляд.

— Ты не служишь, железный отец. Ни в коём случае. Ты — наш наставник и вдохновитель, как и прежде.

«Наш наставник. Наш вдохновитель. Чьи это слова? Откуда они взялись?»

Ауг стоял, будто окоченевший. Медузон, ничего более не говоря, держался так же неловко. Молчание затягивалось, становилось густым, как смог от кузниц Льякса.

— Значит, Хамарт-три, — произнёс в конце концов железный отец. — Наша следующая цель, так?

— Да. Я бы хотел, чтобы ты сражался там рядом со мной, если пожелаешь.

— Так и будет, — тогда Джебез понял, что больше ничего не услышит, по крайней мере пока. — Шадрак, всё ли…

— У нас два дня, — военачальник напоследок выдавил улыбку. — Тебе нужно время на подготовку. Мы ещё поговорим перед атакой, но скажу, что приятно снова видеть тебя, господин фратер. Не знаю, как бы я поступил на твоём месте, но ты оказался прав. Марсиане верны своим клятвам.

Услышав это, Ауг почти отшатнулся, но опомнился в последний момент.

— Как следует и всем нам, — сказал он, цепенея.

После этого Джебез вернулся в свою каюту, один, сопровождаемый лишь сервами легиона, которые не решались заговорить с ним. Судя по звукам, на корабле шла оживлённая подготовка к предстоящему бою. Из встреченных по дороге воинов большинство принадлежали к Железной Десятке — они шли по своим делам, полные мрачной стойкости. Горгонсон, уже присоединившийся к ним, смешался с толпой в своём потрёпанном доспехе. Ауг, напротив, выделялся среди братьев, как начищенный кинжал в груде ржавых ножей.

Он закрыл за собой двери, потом запер их.

Походил взад-вперед по комнате, прокручивая в голове события после своёго возвращения.

Ему никак не удавалось забыть слова Кернага.

«Избранная Длань — бессмысленный титул, который Медузон даровал тебе, чтобы держать на поводке».

«Этим ты не добьешься желаемого…»

Поиграв новыми мускулами, Джебез ощутил, насколько точны соединения с аугметикой. Он стал намного сильнее, чем прежде — избавленный от плоти, перестроенный с самого фундамента. Из-за этого Шадрак был холоден с ним? Завидовал ли он Аугу? Или же военачальник заметил нечто иное, нечто, не существовавшее до полёта на Льякс?

Железный отец провел сканирование внутренних систем, которые частью размещались в его доспехе, частью в аугметических узлах, обсыпавших кожу. Только тогда он обратил внимание на новый индикатор релейной связи — тот светился на визоре, глубоко погребённый в перекрывающихся слоях тактической информации. Фактически, это было незначительное изменение, лишь одна новая руна среди множества подобных ей на дисплее авточувств.

Джебез поразмыслил над ней с минуту. В значке скрывалась явная угроза, но и явная возможность. Мысль о том, что им манипулируют, была для Ауга настолько же отвратительной, как и слабость в бою, да и исход у обеих неприятностей был бы одинаковым. Конечно, руну следовало увидеть раньше. Возможно, многие вещи следовало увидеть раньше.

Легионер отошёл в тихую гавань своей каюты, где полностью подавлялось сканирование, где можно было безбоязненно использовать новый подарок.

Он вспомнил собственные речи на Льяксе, во всей их гордости и непреклонности.

Но с тех пор он вновь увидел Медузона, и что-то изменилось.

Джебез включил эфирную связь, и с минуту в его слуховых модулях шипели только помехи: канал перебрасывался с одного тайного системного узла на другой.

Затем всё очистилось, и через пустоту донесся потрескивающий, бестелесный голос Кернага.

— Железный отец, — спросил он, — тебе есть о чём сообщить?

— Ты говорил мне о ваших планах насчёт Медузы, — произнёс Ауг, отворачиваясь от света. — Расскажи подробнее.

Ник Кайм

Бессмертный долг

Я согрешил, и посему я должен искупить.

Я жив, когда я мёртвым должен быть, и посему я должен стать Бессмертным.

Стоя на коленях, я смотрю на палубу корабля. В ответ мне глядят искаженные лица моих братьев, застывшие в своих последних, мучительных мгновениях.

Меня зовут Арем Галлик и я — Бессмертный, но в этот день я должен был умереть.

Это было мое право. Моя судьба, по которой я шел один задолго до полей нашего величайшего позора. Задолго до Исствана.

Холод колет кожу на загривке моей шеи, между чёрным адамантиевым горжетом и убористо стриженным скальпом угольно-чёрных волос. Поначалу я думал, что дело в атмосферной рециркуляции звездолёта, добавлявшей воздуху морозности, пока не понял, что это было лезвие топора, готовое к вынесению приговора. К счастью, кромка его осталась отключенной, иначе я, несомненно, был бы уже мёртв. Но зачем, в таком случае, наделять его актиничной остротой, когда простой замах и удар справятся с этой работой так же хорошо?

Логика. Эффективность. Сдержанность.

Скованные вместе, эти слова составляли наше кредо. Узы железа, в которые я всегда верил. Где был этот сплав в нашем отце, когда тот нуждался в нем больше всего? И опять, как это часто бывало в те дни траура и скорби, мои мысли обратились к меланхолии.

— Арем, — произнес из окружающих меня теней острый, как обнаженное лезвие у моей плоти, голос. — Расскажи нам.

Он использовал мое личное имя, данное мне вождем клана Гаарсак, и это раздражало мои уши. У него не было права использовать это имя.

— Я — легионер Галлик, из капитула прими, — ответил я с минимальным уважением. В то время всё это виделось мне бесполезной театральщиной.

— Что же, Галлик, — во второй раз произнес голос. В его тембре обнаружилось раздражение. — У нас есть вопросы. И ты на них ответишь.

Лезвие топора опустилось по нарастающей, разрезав мою кожу и выпустив каплю крови. Я видел туман от своего дыхания в холодном, стоячем воздухе; чувствовал гудение импульсных двигателей «Упрямого», резонирующих с нижних палуб; слышал ежеминутную регулировку позы своего дознавателя в низком, хищном рычании его брони.