Крэг Гарднер - Бэтмен возвращается Страница 8

— Хочешь поздороваться с остальными частями тела? Или прогуляться по лугам памяти с изорванными и смытыми фотографиями? С несделанными анализами мочи? Запомни, Макс, то, что ты смываешь в унитаз, я выставляю на всеобщее обозрение.

Здесь, под землёй было холодно, но Макс чувствовал, как пот ручейками струился под рубашкой. Он попытался улыбнуться.

— Знаете что, мистер Пингвин… сэр? — сказал он своим лучшим деловым голосом. — Думаю, я наверное, смогу помочь вам с оркестровкой небольшого чествования по поводу вашего возвращения домой. А когда мы оба будем дома, то быть может дружески похлопаем друг друга по плечу.

Возможно, это очень понравилось человеку-птице.

— Вы не пожалеете, мистер Шрек. — Пингвин протянул ему руку.

Макс сжал и затряс её, стараясь казаться откровенным. Рука Пингвина была на ощупь страннотестообразной и к тому же холодной как смерть.

Пингвин отступил назад, но Макс продолжал ощущать его пальцы в своих. Он посмотрел на то, что держал.

Это была рука не Пингвина, а Фреда.

Банда циркачей покатывалась с хохоту, будто это была лучшая в мире шутка, Макс осторожно разжал пальцы, и рука покатилась по ледяному столу.

Через минуту Макс смеялся вместе с ними, словно от этого зависела его жизнь.

12

Макс снова был на поверхности, посреди Готем-Плаза, как и днём прежде. Но теперь всё было по-другому. Бизнесмен улыбнулся и помахал прохожим. Он молился, чтоб всё прошло по плану.

На этот раз народу было значительно меньше, только несколько любопытных. Многочисленные лавки и маленькие магазинчики были выпотрошены наизнанку. Даже Универмаг Шрека пострадал от вчерашнего вандализма. Теперь продавцам придётся перебраться в другое место. Зато аккуратно подстриженные и подтянутые телекорреспонденты были на своих местах.

И мэр был здесь. Уж в этом случае на мэра можно было положиться — он никогда не пропускал счастливой возможности сфотографироваться для прессы. Макс предложил мэру взять с собой жену и годовалого сына, чтобы продемонстрировать уверенность в безопасности города. Политик сразу ухватился за эту идею. Итак, Макс торжественно шёл подле мэра с семьёй — все четверо под прицелом телевизионных камер. Мэр бесконечно долго что-то втолковывал корреспондентам, а Макс ждал запланированной минуты, чтобы увидеть, как всё сработает. Они остановились перед трибуной.

— Вот что я вам скажу, — заметил мэр как бы между прочим, — не как официальное лицо, но как отец и муж. — Он многозначительно погрозил пальцем в небо и продолжил свою мысль: — Вчерашнего извержения беззакония никогда бы не случи…

Из-под потрёпанной рождественской ёлки выскочил акробат и помчался прямо к жене мэра. Одним сильным, но осторожным движением он вырвал младенца из её рук. Через секунду он запрыгнул на трибуну и поднял ребёнка над головой, как завоёванную награду.

— Я не люблю много говорить, — он расплылся в широкой улыбке, — поэтому скажу просто — спасибо!

Мэр бросился к акробату, но тот мягко ударил его в грудь. Его Честь рухнул на землю, а акробат спрыгнул с трибуны и побежал сквозь обескураженную толпу, пока…

Он спрыгнул в открытый люк.

Люди сгрудились вокруг чёрного провала посреди улицы, и Максу пришлось усиленно работать локтями, пробивая себе дорогу. На какое-то мгновение воцарилась тишина, но вдруг из глубины подземелья послышался шум борьбы.

— Эй! — кто-то кричал внизу. — Ой, отпустите! Ой! — Крики боли сопровождались шлепками и глухими ударами, будто кого-то хорошенько колотили.

Толпа ахнула, когда основательно побитый похититель, в синяках и ушибах, в изорванной одежде выполз из люка и нетвёрдо, но достаточно быстро пошёл прочь.

Никто даже не подумал его остановить. Ребёнка с ним уже не было. А во тьме канализации был кто-то ещё.

— Сдайте назад! — крикнул кто-то в толпе.

— Боже, посмотрите! — взвизгнул другой голос.

Ребёнок мэра поднимался из темноты к дневному свету. У всех перехватило дыхание. Что происходит? Это было почти чудо. Но нет, кто-то держал его над головой. А может быть, что-то.

Из люка появилась рука, а за ней — торжественное лицо Пингвина.

Народ зааплодировал.

Пингвин улыбнулся.

Макс вынужден был признать — сыграть лучше было невозможно, даже если бы он был режиссёром.

Впрочем, он им и был.

Альфред даже перестал развешивать игрушки на ёлке. Он не верил своим глазам, и, наверно, это было написано у него на лице. Но тогда и Брюс Уэйн этому тоже не верил.

— Готем никогда не забудет, — торжественно сообщил с экрана диктор, — свершившегося сегодня чуда.

На экране проплывали сцены похищения ребёнка и спасение его Пингвином, поднимавшимся из канализации, возвышаясь на странном хитроумном приспособлении, походившем на громадную резиновую утку. Телевизионные камеры задирали объективы вслед за спасителем.

— Вот он, — продолжал комментатор, словно видел огромных механических уток каждый день, — человек-пингвин, загадочный обитатель подземелий, чьё существование рожало сплетни и споры. До сих пор он был мифом из мелких газет, наравне с отвратительным снежным человеком и Лохнесским чудовищем.

Слёзы благодарности и счастья катились по щекам мэрши, когда ребёнок снова оказался у неё в руках. Ком застрял у неё в горле, но она заставила себя обнять человека, или кто он там был, по имени Пингвин. Судя по внешнему виду он, несомненно, провёл всю свою жизнь в канализации. И запах от него исходил соответствующий. А Пингвин беспомощно моргал — его глаза не привыкли к такому яркому свету.

— Но теперь, — слышалось из телевизора, — этот застенчивый человек-зверь может гордо занять положенное ему место рядом с нашим легендарным Бэтмэном.

Мэр направился к Пингвину, протягивая ему руку. Но тут, откуда ни возьмись, у него на пути возник Макс Шрек. Он стоял рядом с Пингвином, улыбаясь и радостно хлопая того по плечу.

— Первый человек Готема — Макс Шрек, — бубнил комментатор, — лично участвовал в расследовании на Готем-Плаза.

Шрек наклонился и зашептал что-то ободряющее на ухо Пингвину. Пингвин смутился и сделал лёгкий поклон. Толпа яростно зааплодировала, а динамики на площади заиграли «Радость Миру всему».

На экране возникла другая картинка — началось прямое интервью с новым героем. Пингвин говорил смущённым, запинающимся голосом, маленьким видавшим виды зонтиком прикрывая от света глаза.

— Всё, что я хочу взамен, — он сморгнул в камеру, — это возможность найти своих родителей. Узнать, кто они и, таким образом, кто я. А затем вместе с ними просто попытаться понять, почему… — Он остановился, чтобы успокоить дыхание. — …почему они поступили так? Я предполагаю, что они вынуждены были так поступить… Но с кем… с ребёнком, который родился… немного необычным. С ребёнком, который праздновал первое своё Рождество, да и множество других после, в подземельях канализации.

Его родители, думал Брюс.

Мать. Отец. Крики. Выстрел. Потерянные для него навсегда.

— Мистер Уэйн, — мягко тронул его Альфред. — Что-нибудь не так?

Брюс рассеянно смотрел, как дворецкий снова начал наряжать ёлку. Он покачал головой, больше для того чтобы прочистить мозги, нежели отрицательно ответить.

— Нет, ничего, — сказал он. — Гм… его родители… я… — он глубоко вздохнул. — Я надеюсь, он их найдёт.

Альфред добродушно согласился и занялся своими обязанностями. Он умел наряжать ёлку. А Брюс вернулся к телевизору. Значит, Пингвин потерял своих мать и отца. А может, это родители потеряли его?

Макс стоял в вестибюле Зала регистраций Готема и почти благосклонно улыбался. Гул шагов и голосов; кордон полицейских удерживал газетчиков, жаждущих сенсаций.

— Как вы думаете, что он сделает со своими папочкой и мамочкой, когда найдёт их? — поинтересовался репортёр у дверей.

— А что ты бы сделал со своими? — саркастически ответил другой. — Если б они спустили тебя в унитаз?

Какому-то репортёру удалось каким-то образом обойти полицейских и он тихонько поднимался по ступенькам. Макс шевельнул пальцем, и двое телохранителей из его личной гвардии выступили на захват назойливого нарушителя.

Они подхватили репортёра под руки.

— Мистера Пингвина не следует беспокоить, — назидательно объяснили телохранители, разворачивая репортёра на сто восемьдесят градусов и провожая обратно вниз.

— Зал регистраций — общественное место, — сопротивлялся грубому нарушению своих профессиональных прав репортёр. — Вы нарушаете Первую поправку к Конституции, ограничивая свободу прессы…

Это слишком далеко зашло. Макс махнул фаланге газетчиков, приглашая следовать за собой. Сейчас он преподнесёт им историю, которую обещал.