Андрей Романов - Шахматы дьявола Страница 9

Гуго и Роберт Лоринг оценили шутку своего товарища, и тоже засмеялись. Григорий усмехнулся, и быстро взмахнул саблей. Клинок смел со стола рыцарский шлем, который покатился к ногам француза.

— А я хотел его оставить себе, — огорченно произнес Гуго. Завоеванный в состязании шлем имел удручающий вид. Сабля расколола его почти до середины. Узкая щель с ровными краями изуродовала это произведение искусства, превратив его в бесполезную груду металла.

— Извини, не удержался. Хотелось продемонстрировать достоинства этого оружия. — Григорий обмотал клинок вокруг туловища, закрепив его конец за крестовину рукоятки. — Это на случай, если вы хотите спрятать оружие от посторонних глаз.

— Из чего этот клинок сделан? — спросил Бертольд фон Гогенштауфен. В его взгляде читалось любопытство. Он уже не смотрел на саблю столь презрительно.

— Дамасская сталь. Ее создателям удалось объединить твердость и гибкость. Для легкой кавалерии это идеальное оружие.

— Бертольд, закройте свои уши. Его речи опасны, — вмешался в разговор Гуго. — Он и меня чуть не превратил в кочевника. Григорий с удовольствием бы всех всадников облачил в матерчатые доспехи и посадил на худых коней.

— Чем тебе не нравятся арабские скакуны? — возмутился Григорий. — По моему вчера ты нахваливал моего коня, которого я тебе дал для участия в турнире.

— Это потому, что у меня не было настоящего рыцарского коня, — не стушевался от упрека Гуго. — Теперь у меня есть конь фризской породы. Он твоих арабов будет кушать на завтрак.

— Мои арабские красавцы побрезгуют питаться таким уродцем, — парировал Григорий.

Бертольд фон Гогенштауфен и сэр Роберт Лоринг ошарашено уставились на спорщиков. Германец за подобное оскорбление своего коня тут же вызвал бы обидчика на поединок, если тот был из благородного сословия. С чернью, к которой он относил всех кочевников и сарацин, разбирались бы его слуги. Правда, сейчас таковых не имелось. Англичанин бы зарубил невежественного кочевника на месте. Они не знали, что Григорий происходит из древнего княжеского рода. Об этом, к слову сказать, вообще мало кто знал в Константинополе. Благородным рыцарям трудно было понять, что Гуго и Григорий за короткое время своего знакомства так сдружились, что в общении друг с другом давно отбросили светские условности. Француз был весельчаком и любил посмеяться по любому поводу. Он никогда не ставил своей целью оскорбить своего собеседника. Его жизнерадостный характер во всем видел повод для веселья. Григорий не был задирой, но с удовольствием вступал в любой спор. При этом никогда сильно не обижался на выпады Гуги. Относился к своему товарищу, как к неразумному дитю, который вечно говорит глупости. Поэтому терпеливо пояснял тому его заблуждения. Вот и сейчас, он пытался логическими умозаключениями доказать Гуге, что тот не прав.

— Мой арабский скакун по всем параметрам лучше твоего фриза. Красавец, который доставляет радость всем, кому не чуждо чувство прекрасного. Его легкий бег приносит удовольствие всаднику. Во всем войске крестоносцев не найдется ни одного скакуна, который смог бы его обогнать. Если во время сражения я упаду на землю, то он не покинет поле боя без меня.

— Зато мой конь способен нести на себе рыцаря со всем его облачением. Он вынослив, легко управляем. В бою может поражать врага своими мощными копытами.

— Если тебе нужна выносливая лошадь, то обратись к крестьянам. У них животные привыкли перевозить на себе различные тяжести. Ломовая лошадь называется.

— Ты мне еще осла предложи, — фыркнул Гуго.

— Действительно, благородный рыцарь, облаченный в дорогие красивые доспехи, будет выглядеть шутом, — рассмеялся Григорий, представив эту картину. — Чтобы не оскорблять твоих изысканных чувств, могу предложить слона. Вот, где порадуется твоя душа. На него ты можешь погрузить целый арсенал оружия и доспехов. Во время сражения будешь облачаться в доспехи, которые будут соответствовать статусу противника. Обычного сарацина встретишь в кольчуге, а со знатным вельможей будешь драться в позолоченном панцире.

— Извините, что прерываю вашу содержательную беседу, — вмешался в спор друзей сэр Роберт Лоринг. — Я хотел бы узнать, когда мы можем получить слуг?

— Прошу прощения, что немного отвлекся, — извинился Григорий. — Сейчас я распоряжусь, чтобы вам выделили столько людей, сколько вам надо. Только не относитесь к ним, как к слугам. Мои воины набраны из кочевых племен. Они выполнят любую работу, связанную с военным делом, но Боже упаси, отнестись к ним, как к рабам. Могут перерезать горло.

— Даже своему командиру? — удивился Бертольд фон Гогенштауфен. — Как же вы ими командуете? Я бы с такими подчиненными по ночам не смог заснуть.

— Не забывайте, что все они наемники. Для них нет высоких идей, нет авторитетов. Их преданность опирается на звон золотых монет. Первые ночи я тоже не мог заснуть. Мне приходилось делить кров с теми, кто многие годы был для моего народа злейшим врагом. Только после нескольких сражений я приобрел у них уважение. Можно презрительно относиться к их вере и образу жизни, но советую уважать их, как воинов.

Бертольд фон Гогенштауфен и сэр Роберт Лоринг внешне никак не отреагировали на слова Григория. В душе же каждый из них возмутился. Они не собирались уважительно относиться к тем, кого считали варварами. Оба только прибыли в Константинополь, но уже не раз видели здесь странные вещи. Поэтому решили не высказывать вслух свои соображения по этому поводу. Для них было дико видеть в армии византийцев тех, против кого выступили крестоносцы. Все участники этого похода считали, что магометане притесняют христиан и являются их злейшими врагами, которых надо истреблять везде, где только увидишь. На константинопольском же базаре вполне дружелюбно соседствовали турки и армяне, арабы и евреи. Местное население спокойно относилось к восточным торговцам и с подозрением к крестоносцам. Все это было удивительно и оскорбительно. Никто в крестоносцах не видел своих освободителей от притеснений магометан, и соответственно не выказывал должного уважения. Правду говорили купцы и путешественники, прибывшие с Востока, что понять образ жизни этих народов европейскому человеку трудно.

Глава восьмая

Протрубили трубы, призывая зрителей к тишине. На середину ристалища выехал герольд, и начал зачитывать правила проведения групповых поединков. Эти правила были введены, чтобы снизить опасность получения увечий рыцарями. Ведь они использовали во время состязаний боевое оружие. Острые копья и отточенные мечи способны пробивать любые доспехи.

Участникам поединков запрещалось колоть мечами, но разрешалось рубить. Они имели право пускать в ход палицу или секиру. Упавший с коня рыцарь мог продолжить сражаться только с пешим противником. Всадникам запрещалось нападать на пешего воина. Когда рыцарь или его конь касался ограждения ристалища, то ему присуждалось поражение. Если рыцарь после падения не мог самостоятельно подняться, то оруженосцам разрешалось помочь ему встать на ноги или покинуть поле битвы. Но в таком случае засчитывалось поражение, и рыцарь обязан был отдать своего коня, оружие и доспехи победителю. Бой мог быть прекращен по решению организатора турнира, герцога Готфрида Бульонского, если он посчитает, что схватка оказалась слишком кровопролитной.

Закончив оглашать правила, герольд занял свое место и объявил первых участников схватки. В тот же миг на арену выехали две тройки рыцарей. Массивные кони со своими не менее внушительными всадниками представляли прекрасное и грозное зрелище. Солнечные зайчики отражались от блестящих доспехов и оружия. Всадники со своими боевыми конями являлись грозной смертоносной машиной, вызывая у зрителей страх и восхищение. Рыцари замерли в ожидании сигнала к началу схватки, копья были подняты вверх. Их острые кончики сверкали на солнце. Чтобы зрители лучше видели, на чьей стороне сражается тот или иной рыцарь, все участники повязали на запястья правой руки белые и красные шарфы.

Прозвучал сигнал, рыцари вонзили шпоры в бока своих коней, и медленно начали сближаться. Опущенные копья говорили о том, что всадники готовы к поединку. Несколько секунд понадобилось для разгона коней, и участники схватки сошлись в середине арены. Послышались удары копий о железо. Трое рыцарей были выбиты из седел, но только один из них смог подняться самостоятельно на ноги. Он отошел в сторону и стал ждать, надеясь, что после следующего столкновения у него появится соперник или кто-нибудь по собственному желанию спешится и сразится с ним.

Оставшиеся в седлах рыцари, развернули своих коней и вновь ринулись в атаку. На этот раз одному участнику предстояло противостоять сразу двум противникам. Но это было нормальным явлением. В групповых поединках, когда общее число участников достигало пятидесяти человек и более, то нередко, рыцарям приходилось одновременно сражаться с тремя и даже с четырьмя противниками.