Вонда Макинтайр - Путь домой Страница 9

Странник приближался к цели, проходя через электромагнитные флуктуации спектра жёлтого солнца. Потоки радиации проходили сквозь странника, однако он был рассчитан на то, чтобы противостоять этому.

Скоро он начнёт свою работу. И перспектива будущего стала заглушать разочарование потери.

С балкона, вырубленного в каменном склоне Селейи, равнина родной планеты была перед Споком, как на ладони. Когда огромное красное солнце село за горизонт и наступили сумерки, он сосредоточил взгляд на лётном поле у подножия горы. Он видел, как небольшая группа землян, доставивших его на Вулкан, собралась под израненными крыльями клингонского корабля. Он догадался о цели их встречи; когда они разошлись, он догадался об их решении.

Лейтенант Звёздного Флота, также сопровождавшая их, присоединилась к адмиралу Кирку и несколько минут разговаривала с ним. Спок знал, что она была на Генезисе, и знал, что она сыграла важную роль в его спасении. Но больше он о ней почти ничего не знал. Это беспокоило его, ибо всякий раз, когда он её видел, ему казалось, что он знает о ней всё. Но это чувство тут же исчезало, неуловимое, как воспоминание о сне. Она снова становилась чужой.

Спок поднял капюшон плотного белого плаща. На протяжении последних трёх месяцев интенсивной тренировки памяти он должен был бы восстановить или заново усвоить всю информацию, необходимую для того, чтобы продолжать жизнь и карьеру. Увидев с высоты балкона Джеймса Кирка, он вспомнил многочисленные сведения о нём. Впервые он встретился с Кирком, когда тот сменил Кристофера Пайка на посту капитана «Энтерпрайза». Ещё никто в Звёздном Флоте не становился капитаном в столь молодом возрасте. Это всё были официальные сведения. Но Спок также знал, что поначалу сомневался, сможет ли работать с Джеймсом Кирком, и что у капитана были аналогичные сомнения по отношению к своему новому офицеру по науке. Это уже были его собственные воспоминания, восстановленные из катры, которую он перед смертью передал Маккою.

Только опыт покажет, нуждается ли память Спока в дальнейшем прояснении. Теперь же настало время для завершения последнего теста.

Внизу на лётном поле адмирал Джеймс Кирк посмотрел вверх, словно пытаясь взглядом отыскать Спока. Ничем не показывая, что заметил его присутствие, Спок повернулся и вошёл в обиталище студентов-адептов вулканской науки древней мысли.

У входа в экзаменационную комнату он остановился. На всех трёх экранах компьютера светилась одна и та же надпись: «Тест памяти приостановлен». Спок вошёл в комнату, сел перед компьютером и сосредоточился.

– Продолжить тест.

Три вопроса появились одновременно. Компьютер запросил химическую формулу сульфидных кристаллов йоминиума; спросил: «Какой известный юридический прецедент возник из мирного соглашения между Аргусом и Ригелем 4?», – и задал ему трёхмерную шахматную задачу. Одной рукой Спок написал формулу; ответил: «Не в сфере правосудия решать, все ли разумные существа созданы равными; но обеспечить всем разумным существам равенство перед законом есть его задача», – и другой рукой передвинул ферзя. Белый ферзь взял чёрного коня. «Шах», – сказал Спок. Первый экран спросил, какова электронная структура гадолиниума в нормальном состоянии; второй потребовал перечислить важнейшие исторические события на планете Земля в 1987 году; третий остался без изменений. Спок написал 1s22s22p63s23p63d104s24p64d104f75s25p65d6s2, перечислил события, произошедшие на Земле в 1987 году по старой системе летоисчисления, и посмотрел на третий экран. Компьютер всё ещё не сделал ответного хода. «Тебе шах», – повторил Спок. В ответ компьютер высветил на первом экране изображение и потребовал идентифицировать его. На втором экране возник вопрос: «Кто и где первым начал исследования тороидального искривления пространства-времени?» Спок ответил: «Это изображение двухмерной проекции трёхмерного теоретического обоснования четырёхмерных временных ворот, предложенное андорианским учёным Шресом; автором первой работы по тороидному искривлению был Ральф Шерон из Кембриджа, Массачусетс, Земля 2069 год; и тебе шах». Компьютер передвинул свою ладью и взял ферзя Спока. В ответ Спок двинул белую пешку, взяв ею чёрную ладью.

«Мат».

Вопросы исчезли. Теперь на всех трёх экранах была одна и та же надпись: «Тест памяти – удовлетворительно». Затем надпись на центральном экране сменилась другой: «Готовы к последнему вопросу?»

– Я готов, – сказал Спок.

На центральном и обоих боковых экранах возник один и тот же вопрос.

«Как Вы себя чувствуете?»

Спок в недоумении смотрел на центральный экран. Брови его сошлись. Надпись на экране вспыхивала и гасла в ожидании ответа.

– Я не понимаю, – сказал Спок.

Экраны оставались без изменений. Компьютер ждал ответа.

Лёгкий шелест ткани заставил Спока оглянуться.

В дверях стояла Аманда.

– Я не понимаю последнего вопроса, – сказал Спок.

– Ты наполовину землянин. – Аманда подошла и остановилась рядом, положив руку ему на плечо. – Компьютер это знает.

– Это вопрос, не относящийся к делу.

– Спок… Твоя память была восстановлена вулканскими методами, поэтому чувства могут быть тебе непонятны. Но ты мой сын, и у тебя есть чувства. Со временем они проявятся.

Споку трудно было согласиться с её словами, ибо он не мог припомнить ничего, что подтверждало бы их; ни единого случая, когда бы он реагировал так, как, по её мнению, ему следовало реагировать. Но он доверял её суждению.

– Как ты скажешь, – сказал он, – если ты придаёшь чувствам такое значение. Но… я не могу оставаться тут и ждать, пока заново обрету их.

– Куда же ты собираешься отправиться? – спросила Аманда.

– На Землю. Чтобы дать показания.

– Ты поступаешь так – ради дружбы?

– Я поступаю так потому, что я был там.

– Спок, – она коснулась его щеки, – разве благо многих важнее блага одного?

– Я принял бы это как аксиому, – ответил Спок. Её прикосновение говорило о беспокойстве, переживаниях, любви.

– Тогда ты остался жив в результате ошибки, – сказала Аманда. – Ошибки, совершённой твоими несовершенными, чувствующими земными друзьями. Они пожертвовали своим будущим, ибо верили, что благо одного – твоё благо – для них важнее.

Спок подумал над этими словами.

– Земляне часто совершают нелогичные решения.

Она поглядела на него терпеливо, печально, чуть качнула головой.

– Это верно.

Спок поднял бровь, размышляя над непонятными мотивами, двигающими землянами.

Доктор Леонард Маккой переступил порог медотсека и услышал, как за ним закрылись двери. Он опустился в кресло, приспособленное для кого-то совершенно другого сложения. Корабль – в особенности его каюта – казался совершенно чужим. Лишь медотсеку Маккой сумел до некоторой степени придать привычный облик. Аппаратуру и медикаменты пришлось выпрашивать и одалживать у вулканцев по крохам. Каким бы коротким и безопасным не обещал быть предстоящий полёт, он ни за что не отправится в рейс без медицинского обеспечения. Некоторые из имевшихся на корабле приборов он сумел приспособить для землян и вулканцев; некоторые оказались незнакомы или бесполезны.

У него не было ни возможности, ни желания сделать свою каюту более уютной. Он не предполагал пробыть на этом клингонском корабле долгое время. Где ему затем придётся пребывать – он представления не имел.

Маккой потёр виски, желая, чтобы прошла непрестанно мучившая его головная боль. Толку от желания было не больше, чем от лекарств, которые он, в конце концов, забросил.

Его мучило беспокойство. Вопреки всем уверениям Т’Лар, он всё ещё ощущал присутствие Спока в своём сознании. Он надеялся, что это всего лишь тень, воспоминание о воспоминаниях, которые он носил в себе эти несколько бесконечных дней. Хотя Маккой и не верил, что он и Спок полностью отделились друг от друга, он ничего не сказал. Он не желал больше подвергаться этим сеансам мелдинга. Мелдинг проникал слишком глубоко, заставлял его заглянуть в такие уголки собственного «я», о существовании которых он предпочёл бы не знать. Мелдинг раскрывал его перед вулканцами, словно они расчленяли его. А вулканцы не могли его понять. С каждым сеансом они вели себя всё отстранённее, словно он был подопытным зверьком или же уродцем, ошибкой природы. Даже Спок отдалился от него, ни разу не заговаривая с ним ни до, ни после этих сеансов; хотя ему-то следовало бы понимать Маккоя лучше, чем кому бы то ни было.

Уж Маккой точно понимал Спока. Именно это было одной из причин его беспокойства. Он понимал ужас и отвращение вулканцев, когда они сорвали с его эмоций тонкий лоск цивилизации, и глазам их предстали оголённые нервы. Чего он не мог понять – так это их холодного любопытства. Они дали ему возможность отделиться от самого себя и наблюдать со стороны. А это была вовсе не та способность, которую он желал бы в себе развить. Слишком многих знал он врачей, гордящихся своей объективностью, способных полностью отстраниться от боли пациента. Технически они могли быть компетентны, даже блестящи; технически они могли быть гораздо лучшими врачами, чем Маккой. Но Маккою не хотелось становиться похожим на них. Утрата способности понимать чувства своих пациентов сделает его, как врача, не просто бесполезным, а гораздо хуже.