Юлия Чернова - Танец в невесомости

Юлия Чернова

Танец в невесомости

– Поверьте, капитан, Линтия – чудесная планета.

Рэн охотно верил. Он недавно высадился на Линтии и сразу был очарован прозрачным изумрудным небом, и цепочкой зеркальных озер, окружавших космопорт, и ароматом цветущих деревьев, столь редким для крупных городов.

Ресторан находился на верху вращающейся башни. За окнами проплывали великолепные сады – линтийцы привозили саженцы с дальних планет. Рэн узнал багряную листву закатного дерева, кремовую пену цветов веснянки, золотистые шары солнечника и матово-белые соцветия туманных кустов, однако большинство растений было ему незнакомо. Он долго любовался крупными густо-алыми цветами: при малейших порывах ветра они съеживались, а в минуты затишья снова расправляли лепестки.

Занималось раннее утро. Просторный, украшенный тысячами цветов ресторанный зал пустовал. Кроме самого Рэна и невероятно общительного соремийца, покачивавшегося в легкой коляске, здесь не было ни души.

Рэн и прежде встречал соремийцев – маленьких, юрких, похожих на ящерок с человеческими лицами. Эти хрупкие создания были заядлыми путешественниками. Правда, сила тяжести на Линтии (как и на многих других планетах) оказалась для них слишком велика, а потому соремийцы не расставались с антигравитационными колясками.

Соремиец появился в ресторане минутой позже Рэна, оглядел пустой зал, потускнел – в буквальном смысле, настроение соремийцев передавала их окраска – из бронзового стал бледно-серым. Затем он приметил Рэна, просиял – то есть залился ярким серебристым светом – и направил коляску прямо к столику.

– Разрешите причалить? – спросил он на всеобщем языке.

Рэн кивнул.

– Пожалуйста, присажи… Располагайтесь.

Соремиец расположился напротив и принялся непринужденно болтать.

– Замечательное утро, и погода чудесная. Весна в этих краях ослепительна. Сколько цветов, сколько ароматов… Правда, ночи еще ледяные. Дочь уговаривала меня повременить, дождаться тепла, но я отказался. Промедлить? Так можно пропустить и месяц звенящих трав. Неправда ли, восхитительное название? Простите, я до сих пор не назвался. Чешуйчатый хвост, стегающий врагов, так меня зовут. Сокращенно – Стегающий.

– Капитан Рэн.

– Простите, ваше имя что-нибудь означает или это случайное сочетание звуков?

– На моем языке «рэн» корень слов – недремлющий, беспокойный.

Соремиец в упор уставился на Рэна, словно ища соответствие между капитаном и его именем, а затем пожелтел от недоумения: Рэн выглядел на редкость беззаботно, лицо его так и лучилось добродушием.

– Вы впервые на Линтии? – полюбопытствовал соремиец.

– Да.

– Прибыли по делу? Или путешествуете?

– Вообще-то я лечу на Тумну. Просто хотел пополнить запасы. Сначала думал высадиться по соседству, на Фиоре. Но там я уже был, а потому предпочел Линтию.

– И правильно. На Фиоре вечно хлещет дождь.

Соремиец передернул тонкими лапками.

– Зато на Линтии – какая красота, – продолжал он, воодушевляясь. – Глаза не устают радоваться. Здесь все чудесно… Если не считать, конечно, человеческих жертвоприношений.

Рэн отставил чашку. Улыбчивый соремиец умиротворяюще вскинул передние лапки.

– Не пугайтесь, пришельцам такая участь не грозит. Подобной чести линтийцы удостаивают только соотечественников.

– Неужели от этой чести никто не пытается уклониться?

Улыбка на губах соремийца несколько поблекла, и сам он заметно выцвел.

– Насколько мне известно – нет. Не всякий достоин служить богине. Только самые богатые, самые влиятельные граждане Линтии имеют право принести на алтарь собственных детей.

– И… – Рэн проглотил сухой ком в горле. – Приносят?

Соремиец утвердительно наклонил голову.

– Собственных детей? – не верил Рэн.

– Усыновленных, – негромко уронил соремиец.

– Что?

– Богатые усыновляют ребенка каких-нибудь бедняков. А потом приносят в жертву, как собственную плоть и кровь.

Рэн поднялся из-за стола, окончательно потеряв аппетит. Гневно спросил:

– Неужели никто из соседей Линтии не пытался положить этому конец?

Соремиец смотрел на него снизу вверх, по-прежнему улыбаясь, но оставаясь бесцветным.

– Политика невмешательства, друг мой. Вы же знаете, как трудно было установить мир в Галактике, и как теперь боятся его нарушить. Первый принцип: жители одной планеты не имеют права вмешиваться в дела жителей другой планеты.

– Даже в таком чудовищном случае?! – вскипел Рэн.

– Вы землянин? – с безмятежной улыбкой осведомился соремиец.

– Да.

– Если не ошибаюсь, на Земле существует варварский обычай поедать убитых животных. С нашей точки зрения, это преступление. Но мы же не объявляем вам войну.

– Нашли сравнение!

– По-вашему, недостаточно меткое? Возможно. Линтийцы ублажают богиню, а вы – собственный желудок.

Развернувшись, капитан вышел из зала. Соремиец от огорчения покрылся бледно-зелеными пятнами.

Сила тяжести на Линтии почти вдвое превышала земную, но Рэн шесть месяцев прожил на планете с тройным притяжением, поэтому двигался без труда. Он пересек просторную террасу и остановился у перил.

Отсюда открывался великолепный обзор. Рэн мог отчетливо лицезреть храм Двухголовой богини, стоявший на центральной площади и увенчанный небывалых размеров статуей. Но в данную минуту Рэн не расположен был восхищаться мастерством архитекторов и скульпторов.

Презрев светящуюся кабину лифта, он побежал вниз по лестнице. Тело наливалось свинцом, и все же Рэн несся вперед, стараясь движением загасить клокочущую ярость.

В свои двадцать четыре года он побывал на многих планетах, сталкивался с самыми дикими обычаями. Казалось, должен был привыкнуть ко всему. Но не привык. Пребывал в твердом убеждении, что страдание, намеренно причиняемое кому-либо, есть зло. Со злом надлежало бороться. Только вот как? Не мог же он явиться в посольство Земли и своими пылкими речами побудить соотечественников объявить войну кровавым обрядам линтийцев. Рэн прекрасно знал, что услышит в ответ: «На алтаре убивают одного несчастного. Сколько жертв, по-вашему, унесет война?»

Выскочив из башни, Рэн ненароком толкнул одного из прохожих. На ходу извинился, поспешил дальше. Вероятно, его извинения сочли недостаточными: сзади донесся возмущенный хор. Очевидцы происшествия осуждали виновника, сочувствовали пострадавшему. Хотя Рэн впервые попал на Линтию и провел здесь всего несколько часов, успел заметить: линтийцы – народ исключительно вежливый. Их девизом могла бы стать фраза: «Окажите нам любезность, разрешите вам помочь». Линтийцы никогда не забывали уступить дорогу, сказать «пожалуйста» или «простите». И при этом приносили человеческие жертвы!

Рэн мчался по аллее. Вокруг все так же серебрились и пламенели диковинные растения, воздух был пропитан ароматами цветов, но никакого восторга Рэн уже не испытывал. Миновав парковую аллею, капитан остановился, обнаружив, что ноги все-таки принесли его к посольству.

Изящный горбатый мостик вел на маленький остров. Посреди острова, среди деревьев, опушенных белыми цветами – из них изготовляли великолепные ткани, источник благосостояния Линтии – стояло здание посольства. Трехэтажный светло-серый особняк отличался строгостью линий и простотой отделки. Вероятно, здание строили земляне. Скромность и сдержанность во вкусы линтийцев не входили, стоило взглянуть на дворцы, загромоздившие (иного слова не подберешь) центр столицы. Рэну и в кошмарном сне не привиделось бы такое скопление башенок и статуй.

Пока Рэн раздумывал, зачем он сюда пришел и что теперь делать, двери особняка распахнулись. Появилась женщина, одетая подобно богатой линтийке: в короткие, едва прикрывавшие колени брюки, длинную свободную кофту и плотное покрывало, окутывавшее голову и плечи.

Рэн шагнул ей навстречу.

– Извините… – начал он, намереваясь спросить, как зовут посла.

Женщина проявила немыслимую для линтийки грубость – не соизволила ответить. Рэну показалось, что его даже не заметили. Линтийка остановилась на середине моста. Неторопливо сняла покрывало, открыв обвитые вокруг головы черные косы, аккуратно сложила плотную ткань и повесила на перила. Расстегнула браслет и тоже очень аккуратно пристроила рядом с покрывалом. Затем стремительно перегнулась через перила и – прямо в одежде – бросилась в воду.

Рэн ринулся за ней так стремительно, что всплески от падения двух тел слились. Вода оказалась обжигающе-холодной – в такой дольше нескольких минут не продержишься. Рэн вытолкнул линтийку наверх, вынырнул сам, отплевываясь. Подпихнул самоубийцу к берегу. Против ожидания, она не стала кричать и биться, а резво поплыла. Спустя несколько мгновений они оказались на мелководье. Рэн не сдержался и подогнал паршивку крепким пинком. Она упала на траву, затем села и принялась преспокойненько отжимать волосы.