Сергей Лукьяненко - Звёзды — холодные игрушки Страница 10

Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока ухитряясь не слететь в кювет, и не перевернуться на одной из многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы, автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил людей… нет не успеть… так хоть съехал бы с дороги, может кто жив бы остался…

Я еще попытался согнать «Спираль» с дороги. Хоть на обочину, хоть в сопку — лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: «А город подумал — ученья идут…»

Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами. Российские звездолеты — самые надежные в мире!

Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: «06–31», выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись «Не уверен — не обгоняй!»

Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус…

Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый керамикой нос «Спирали» оказался покрепче прогнившего железа. Челнок въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.

Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос «Спирали» смялся, кабина сморщилась как гармошка, но почему-то уцелели все стекла, и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам…

Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.

А потом все у меня внутри похолодело.

Кровь была не в глазах. Все стекла «Спирали» были покрыты багрово-красным месивом.

Боже!

Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь пошел в шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился — ужас придал силы.

Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар. Вокруг топорщился покореженный соснячок, от «Икаруса», замершего впереди, несло гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве, пошатываясь побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.

Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру…

Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.

— Космонавт хренов! — завопил он. — Разлетались, мать вашу!

— Сколько? — только и смог спросить я. Ноги не держали, матушка-Земля укоризненно тянула прилечь. — Сколько… там?

Я кивнул на смятый автобусный салон, стараясь не смотреть лишний раз на заляпанные стекла.

— Восемьдесят! — взвыл водитель, и у меня все внутри оборвалось. Точно, детей подавил… — Восемьдесят ящиков, гад! Мне ж теперь не расплатиться!

Прежде чем я осознал эти слова, и понял, что людей в ящиках не возят, водитель со своей монтировкой почти подобрался ко мне.

— Стой! — крикнул я, выхватывая пистолет. — Я майор ВВС России Петр Хрумов! Имею право применять оружие! Не приближаться!

Водитель выронил монтировку, сел на склон и заныл, обхватив голову руками и раскачиваясь. До меня донеслось что-то о китайских подрядчиках, вырастивших помидоры, о жителях Хабаровска, которые без этих помидоров жизни не мыслят, о несчастном «Икарусе», который водителя кормил, поил, а теперь только в металлолом и годен. Но сил посочувствовать не было. Помидоры! Восемьдесят ящиков! Да хоть весь китайский урожай этого года!

— Какого черта ты в автобусе помидоры вез? — спросил я.

— А в чем еще, у меня «КАМАЗа» нет!

— Да успокойся, тебе выплатят компенсацию!

Водитель прекратил ныть, приподнял голову. Недоверчиво спросил:

— Точно?

— Выплатят! — подходя к автобусу пообещал я. Выглядело все кошмарно. Я наклонился, соскреб с травы багровую кашу, поднес к лицу, чувствуя себя начинающим вампиром. Точно, помидоры…

— Так это из-за тебя дорогу перекрывали? — спросил водитель со спины. Я, не оборачиваясь, кивнул.

— Блин… а я думал, снова на железке цистерны рванули… — промямлил водитель. — Вечно, как ваша горючка рванет, так весь район оцеплен…

— Что, часто рвется? — заинтересовался я.

— Раза два в год…

Да, понятное дело. Ракеты-носители летают на очень токсичном топливе. А стартов много, а цистерны старые, а персонала обученного вечно не хватает… Я вздохнул:

— Если б не твоя колымага, конец мне…

Водитель покосился на дорогу, поскреб щеку.

— Уж точно, ты гнал будь здоров… Километров двести?

— Посадочная скорость — триста пятьдесят.

Водитель пощелкал языком, тон его сразу изменился. Теперь я был не залетным космонавтом, а почти коллегой.

— Ну, я больше ста здесь держать не рискую… У меня движок — совсем барахло. Конечно, у вас-то… — Он осекся, оглядывая челнок, сплюнул, пробормотал: — Крепко я головой приложился… Тебя как зовут, космонавт?

— Я же говорил, Петр!

— Петя… А я — Коля.

Я машинально пожал протянутую мне руку. Нас сейчас можно было снимать для агитационного плаката компартии — полное единство армии и народа. Вот только челнок, хищно пронзивший носом автобус, пришлось бы заретушировать — какие-то неправильные ассоциации возникали.

— Ты откуда прилетел? — поинтересовался водитель.

— С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.

— Знаю! — оживился Коля. — Видел я Сириус! Мне сынишка показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой… Тоже космонавтом хочет быть.

Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов сто-двести точно есть.

— Горячий, мать его! — взвыл Коля. — У меня ж все помидоры поджарятся! Помоги, выгрузим!

Я укоризненно посмотрел на водителя, и Коля махнул рукой.

— А… ладно. Что уж теперь… Эй, а он не излучает?

— Корабль? Нет, не бойся. Радиация чуть выше фоновой. Не опасно.

Водитель закивал:

— Верно, чего нам бояться, после такого дела… Петя, так ты, считай, заново родился!

— Угу.

— Это… отметить надо бы?

Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Водитель, приняв мое молчание за согласие, метнулся в кабину, и через минуту возник с початой бутылкой водки, стаканом, и куском сала, завернутым в «Литературную Газету».

— Только ты подтверди, потом, как гаишники приедут, что я трезвый был! — раскладывая на травке газету попросил Коля. — Это сейчас только… стресс снять…

У меня возникло легкое сомнение, был ли Коля трезвым, и зачем ему понадобилось так поспешно прикладываться к бутылке. Но я промолчал. В конце-концов, мне его автобус жизнь спас.

Мы уселись, Коля сунул мне стакан, налил, и в этот момент послышался стрекот вертолета.

— Мои летят, — сообщил я, привставая.

— Ты давай, давай! — засуетился Коля. — Вот… хочешь помидорку принесу?

Он бросился к автобусу, и стал выбирать из давленой каши под колесами целый помидор. В этот момент вертолет, низко идущий над дорогой, показался в поле зрения. Как ни странно, это были не спасатели: из открытой двери торчал зрачок телекамеры. Оператор, пристегнутый за пояс, жадно снимал картину дорожно-транспортного происшествия.

— Это наши, хабаровские телевизионщики… — сообщил Коля, протягивая мне помидор. — На, закуси!

Я машинально глотнул водки и откусил помидорину. Овощ китайцы вырастили хороший, вкусный, а вот водка драла горло как керосин.

Коля сразу расслабился, и довольно подмигнул мне:

— Нам теперь гаишникам попадаться нельзя! — доверительно сообщил он. — Так что, пускай твои прилетают, и нас обоих увозят! У меня стресс, мне отдыхать теперь надо!

Вот оно что.

— Да не пугайся, какое к черту ГАИ, тут ФСБ будет разбираться! — успокоил я его.

Вертолет по прежнему кружил над дорогой, не делая никаких попыток опуститься и предложить помощь. Мы выпили еще по чуть-чуть, когда прилетели спасатели — два легких вертолета, выкрашенные в оранжево-белую полосу и камуфлированный армейский «КА-72». Репортеры немедленно смылись, словно опасались, что в них пустят ракету. Военный вертолет начал описывать над сопкой круги, а из приземлившихся спасательных к нам бросились люди. Несколько врачей, два автоматчика, и сам полковник Данилов. Я поднялся, отмахнулся от докторов и отрапортовал: